– Кто этим занимается?

– Как правило, арабы, китайцы и пакистанцы.

– Насколько я знаю, латиноамериканцы тоже не чураются этого бизнеса. Когда без вести пропадают люди – диссиденты, бунтари, политические враги, да мало ли кто еще – кое-кто не прочь извлечь из этого выгоду.

Дженни Марш кивнула:

– Да, я слышала об этом.

– Возможно ли подобное в США, здесь, во Флориде?

Дженни пожала плечами.

Неужели братья Бонита действительно занимаются торговлей человеческими органами уже и здесь, в США. Он продолжал давить на нее.

– Вы не знаете наверняка или просто не хотите говорить?

– Не знаю, и никто этого не знает наверняка.

– Кто-то непременно должен знать. – На мгновение Кроукер задумался. – Скажите, доктор, если все вы, специалисты в области трансплантации, столь неподкупны, то кто же покупает эти органы?

– Из тех людей, кого я знаю, никто.

– А другие?

Дженни осторожно огляделась, словно опасалась, что их разговор могут подслушать, потом сделала ему знак следовать за ней. Она привела его в операционную. У стены стоял небольшой аппарат из нержавеющий стали и фарфора, из корпуса выходили гибкие пластиковые трубки. Он был продолговатой формы, на резиновых колесиках. Дженни подошла к аппарату.

– Это перфузионная машина. – Она положила руку на гладкий корпус. – В ней донорская почка хранится столько, сколько понадобится, пока не будет проведена операция по трансплантации.

Кроукер внимательно разглядывал перфузионную машину, но не находил в ее облике ничего странного или необычного. Она выглядела как и остальные медицинские аппараты – немного таинственно, а потому угрожающе.

– Предположим следующую ситуацию, – сказала Дженни. – В городе происходит катастрофа со множеством летальных исходов. Нынешние правила таковы, что тела жертв даже не доставляют в больницу. Сначала служба эвакуации трупов занимается их опознанием, потом их отвозят в морг. – Она заложила прядь волос за ухо. – А теперь предположим, что какой-нибудь медик из службы эвакуации по уши завяз в долгах или просто хочет немного подзаработать. Поскольку его никто не контролирует, он вполне может обложить трупы льдом, чтобы снизить их температуру до тридцати двух градусов по Цельсию. Потом он накачивает их бельтцеровским раствором. Помните, я говорила вам, что почка может храниться таким образом в течение семидесяти двух часов. К тому же очень может быть, что у него уже есть клиенты, с нетерпением ожидающие возможности купить у него тот или иной орган. Он проводит тест на антигены, что, как правило, занимает не больше шести – восьми часов. И вдруг удача! Почка оказывается совместимой с требованиями того или иного клиента. И тогда он продает ее за хорошие деньги. И никто никогда не узнает об этом, потому что трупы, подобранные на месте катастрофы, обычно сильно искалечены. Кто в морге станет искать на них следы хирургического вмешательства?

Кроукер вскинул голову:

– Насколько реальна такая ситуация?

Она отвела взгляд в сторону.

– Иногда такое случается...

– Ну хорошо, а что происходит потом? Ведь тот, кто купил полученный незаконным образом донорский орган, не может обратиться к вам или другому специалисту, чтобы тот провел операцию по пересадке!

– Ко мне – нет! – Дженни длинными пальцами поглаживала полу халата. – Но, несомненно, найдутся другие, кто согласится на это за соответствующее вознаграждение...

– И эти другие обладают такой же высокой квалификацией?

Ее лицо было непроницаемым.

– Вы будете удивлены, но операция по пересадке почки не такая уж сложная. Почти все частные клиники имеют для этого необходимое оборудование. Собственно говоря, для такой операции нужны три хороших профессионала: хирург, анестезиолог и техник, обслуживающий медицинскую аппаратуру.

Кроукер не сводил с нее глаз.

– Так вы говорите, что подобное время от времени действительно происходит?

– Сами делайте выводы, – тихо ответила Дженни.

– Зачем вы рассказали мне все это? – спросил Кроукер. – Даже если бы мне удалось достать для Рейчел здоровую донорскую почку, вы не согласитесь делать операцию, даже если речь будет идти о ее жизни и смерти.

Дженни Марш коснулась рукой виска.

– Не знаю. Я же сказала, что, должно быть, сошла с ума...

Она отвернулась от Кроукера и уставилась невидящим взглядом на пустой, блестевший в свете ламп хирургический стол.

– Может... ведь вы полицейский, а это почти то же самое, что священник, в некотором смысле. Иногда нужно кому-то исповедаться...

– Но вы же не сделали ничего плохого.

Она обернулась, и ее зеленые глаза обожгли Кроукера.

– Еще не сделала. Но ради Рейчел я, кажется, готова пойти на преступление.

– И это пугает вас.

– Больше, чем вы можете себе представить.

– Приглашаю вас поужинать вместе со мной завтра вечером, – неожиданно сказал Кроукер. Ему непременно нужно было узнать как можно больше о торговле человеческими органами.

Может быть, найдется какая-то ниточка, ведущая к Антонио и Хейтору. Похоже, доктор Марш дала ему слабую надежду на благополучный исход. А что, если она знает такого человека, который мог бы достать для Рейчел здоровую совместимую почку законным или не совсем законным путем?... Взять орган погибшего в катастрофе человека – это совсем не то, что делают Антонио и Хейтор, и все же... Эта мысль пугала и его самого, не только Дженни Марш.

– Сейчас я должен отвезти домой сестру, но завтра мы сможем продолжить наш разговор.

– Я занята завтра вечером.

– Неправда, – сказал Кроукер. – Проходя мимо дежурного поста, я украдкой взглянул на ваше рабочее расписание – завтра вы освободитесь в восемь часов.

– А почему вы уверены, что у меня не назначено свидание? – холодно спросила Дженни.

– У вас действительно назначено свидание?

Она опустила глаза.

– Это не имеет никакого значения. Нам не о чем больше разговаривать.

– Возможно, но это не помешает вам поужинать вместе со мной, – улыбнулся Кроукер. – Пусть это будет знаком благодарности за то, что вы сделали для Рейчел.

– Даже если бы я и хотела... – Она покачала головой. – Я взяла себе за неукоснительное правило не общаться с членами семей моих пациентов вне стен больницы.

– Разумное решение, – слегка иронично кивнул Кроукер. – Но бывают случаи, когда стоит забыть об осторожности.

– Вы хотите сказать, что теперь с вами именно такой случай, мистер Кроукер?

– Лью, – поправил он. – Да, именно так. Сколько случаев, подобных Рейчел, было в вашей практике, доктор?

– Ни одного.

Она ответила, не колеблясь, и он счел это хорошим признаком.

– Что же, тогда почему бы нам с вами не нарушить к черту все правила?

Дженни Марш долго смотрела на него изучающим взглядом, потом неохотно кивнула.

– Вот и отлично! – сказал Кроукер. – Я заеду за вами сюда в больницу.

Она грустно улыбнулась.

– Почему вы так уверены, что я потом не пожалею об этом?

– Потому что вы привыкли играть по правилам.

– А разве так уж плохо заранее знать, что с тобой может произойти? – Она улыбнулась чуточку веселее.

Мэтти жила в Палм-Бич в квартире, которую Дональд купил пять лет назад и которая осталась в ее собственности после развода. Она находилась на двенадцатом этаже одного из новых сверкающих стеклом и сталью высотных зданий, которыми было утыкано все Золотое побережье Южной Флориды. Иметь апартаменты в таком шикарном доме мечтал всякий сноб, из тех, кто даже на пляже не снимает бриллиантов. В этом доме, с просторными квартирами чрезвычайно удобной планировки, с роскошными, отделанными золотом и мрамором ванными на самом верхнем этаже под стеклянной крышей размещался еще и оздоровительный центр для страдающих сердечно-сосудистыми заболеваниями. Помимо обычного в таких домах консьержа, здесь был еще и привратник.

Холл на первом этаже был типичным для подобных домов, где квартиры назывались «резиденциями» и стоили более миллиона долларов. Тут были и четыре массивные хрустальные люстры, и толстые ковры, и полированная бронза, и розовая замша, и прочая цветистая роскошь.