Две пары янтарных глаз сверлили Кроукера, его охватило страшное предчувствие. Антонио скрутил его еще крепче, а Хейтор стал примериваться, как получше отхватить ему руку. Со страхом глядя на Хейтора, Кроукер словно во сне увидел за его спиной, в глубине фургона, аппарат из металла и фарфора, от которого отходило множество трубочек. Он показался Кроукеру знакомым, где-то он уже видел такой, но где? Времени на размышление у него не было. Кроукер взглянул вниз на шоссе. Автофургон мчался так быстро, что бетонное покрытие слилось в одну сплошную линию. Упав с фургона на такой скорости, можно было запросто сломать себе ребра или, что гораздо хуже, шею.

Кроукер попытался вырваться из рук Антонио и выпрыгнуть на дорогу, но тот схватил его еще крепче, и Кроукеру не оставалось ничего другого, как беспомощно болтаться, ожидая своей участи.

В отчаянии Кроукер взглянул на Антонио, и между ними, совершенно неожиданно для обоих, пробежала искра, или вспышка молнии, таинственная и могущественная.

– Нет, не теперь... – Антонио остановил скальпель брата свободной рукой. – Терпение! – по-испански добавил он.

– Нет! – завопил Хейтор. – Я хочу получить ее сейчас и я это сделаю!

Он легко сбросил руку брата, и вновь скальпель зловеще сверкнул в свете уличных огней. Казалось, ничто не остановит Хейтора в его безумном стремлении завладеть трофеем.

И тогда Антонио сделал очень странную вещь. Улыбнувшись Кроукеру почти нежной улыбкой, он сказал:

– Духам тьмы все ведомо...

С этими словами он разжал пальцы, и в тот же миг скальпель рассек воздух в миллиметре от запястья Кроукера. Глубоко вздохнув, чтобы справиться с внезапно подступившей тошнотой, он сделал единственно возможное в такой ситуации – сгруппировавшись, он камнем упал с подножки фургона.

Кроукер катился и катился по бетонному покрытию стараясь максимально расслабить тело – именно так когда-то его учили падать. Вокруг скрежетали тормоза, бешено ругались водители. Его спасло то, что фургон мчался очень быстро, оставляя всех далеко позади себя.

Наконец, когда фургон уже скрылся из виду в облаках дизельных выхлопов, Кроукеру удалось откатиться на обочину. Рядом с ним тут же притормозил старенький пикап, за рулем которого сидел молодой парень. На вопрос о самочувствии, Кроукер, стараясь не кривиться от острой боли в плече и ребрах, ответил, что с ним все в порядке и попросил парня подвезти его.

Пока старенький пикап, весь трясясь и чуть ли не разваливаясь на ходу, послушно вез его к оставленной у конторы проката машине, Кроукер старался справиться с приступами тошноты. Перед глазами у него стояли два одинаковых лица, искаженных злобной алчностью и жаждой крови. Заскрипев зубами от боли, Кроукер закрыл глаза и тут же вспомнил знакомого вида аппарат из стали и фарфора, стоявший в глубине белого автофургона. Он был абсолютно уверен в том, что уже видел этот аппарат, но где? Потом он вспомнил шум компрессора. Мистер Лейес тоже слышал его в тот день, когда убили Соню.

Внезапно его пронзила догадка! Кроукер даже вскрикнул, напугав водителя. Он вспомнил, где видел этот аппарат. Братья Бонита пользовались перфузионным аппаратом, именно его Кроукер видел в белом фургоне! А компрессор делал его автономным! Теперь Кроукеру все стало ясно – "при помощи автофургона, перфузионной машины и компрессора они могли быстро совершать операции по добыче человеческих органов.

Кроукеру на память пришел скальпель, которым размахивал Хейтор, и теперь он уже не мог не представить себе обезглавленное и вскрытое тело Сони или Вонды, из которого окровавленные руки убийцы вынимают внутренние органы. Возможно, именно сейчас перфузионная машина прокачивала бельтцеровский раствор через почки Вонды, а может, и Сони... Какая страшная ирония судьбы! Кроукеру позарез была нужна почка. И достать ее он мог, только приняв предложение Майера... Интересно, откуда у Майера донорская почка? А что, если он как-то связан с братьями Бонита?

У Кроукера застучало в висках – у него появилось страшное подозрение. Это была почка хладнокровно убитого человека. Что за чудовища эти братья Бонита?! В этом еще предстояло разобраться. Кроукера передернуло. Перед его мысленным взором встали лица Антонио и Хейтора, их светящиеся изнутри янтарные глаза – холодные, жестокие, не знающие жалости. Эстрелла Лейес была права. Никогда еще Кроукеру не приходилось видеть людей, столь далеких от Бога и остальных человеческих существ...

Спустя час с четвертью Кроукер припарковал машину неподалеку от больницы «Ройал Поинсиана». Бирюзовый «мустанг», подаренный клиентом Майера, стоял на своем месте. Он выглядел поистине великолепно, ничего не скажешь. Кроукер поймал себя на мысли, что нужно купить для него чехол, иначе безжалостное солнце Флориды быстро высушит резину, выжжет обивку салона и погасит блеск полировки. Эта мысль означала, что подсознательно он уже считал эту машину своей. Кроукеру это не понравилось. Впрочем, так или иначе ему все равно придется решать что делать.

Достав из бардачка чистую тряпку, он вытер кровь с кожаного сиденья и руля «Т-берда» – его порезы и ссадины сильно кровоточили. Была уже половина девятого. Все героические усилия Кроукера пропали даром – номерной знак белого фургона оказался подставным. Запросив базу данных по городскому автотранспорту, Кроукер получил ответ – номер принадлежал «хонде», зарегистрированной семь лет назад в другом штате. Значит, номерной знак был просто украден, и это вовсе не удивило Кроукера. Братья Бонита были настоящими профессионалами в своем деле, было бы глупо недооценивать их. Кроукер стал вспоминать подробности двух своих встреч с Антонио. Как понимать слова Антонио о том, что любовь меняет человека, даже если он сам того не хочет? Неужели он был искренен? Неужели Антонио по-настоящему любил Розу Милагрос? Нет, это казалось совершенно невозможным. Ведь он сам убил ее и вместе с Хейтором отрезал ей голову, словно корове на бойне. Антонио сказал, что сам Бог или Провидение отняли у него любимую женщину. Но что он имел в виду? Судя по всему, близнецам были чужды человеческие чувства, тем не менее Антонио, казалось, искренне терзался из-за убийства Розы. Кроукер припомнил, как Антонио сказал, что теперь души обеих, Розы и Сони, ждут обретения покоя... Зачем ему понадобилось исповедоваться Кроукеру? Что могло их связывать? Он вспомнил, каким проникающим в самую душу взглядом одарил его Антонио. «И Бенни, и Эстрелла Лейес убеждены, что дух Хумаиты Милагроса переселился в меня, – думал Кроукер, – возможно, и Антонио увидел это же? Может, именно поэтому он сказал, что теперь проклят, что только Роза могла спасти его?»

Потом Кроукеру на память пришли слова Эстреллы о том, что Хумаита думал, что разглядел искру человечности в Антонио и Хейторе и за это они убили его. Она предостерегала его от совершения такой же ошибки. Кроукер машинально сжал в руке камень духов, который теперь постоянно носил в кармане. У него возникло то же чувство, что и на похоронах Сони, – беззащитности перед духами тьмы.

Очнувшись от этих тревожных раздумий, Кроукер вытащил из багажника дорожную сумку с новой, недавно купленной одеждой, и первым делом направился в мужской туалет, чтобы смыть с себя грязь и кровь и переодеться в чистое. Он вошел в больницу через приемный покой, поэтому никто не обратил особого внимания на его растерзанный вид. Однако в главном вестибюле, у лифтов, он наткнулся на Бенни.

– Боже правый! Где тебя носило, амиго? – Бенни был не на шутку рассержен, что не сулило ничего хорошего. Ухватившись за локоть Кроукера, словно клещами, он оттащил его в сторону. – Послушай, я хочу знать, что происходит, черт побери!

– О чем ты говоришь? – как можно спокойнее спросил Кроукер, пытаясь высвободиться из стальной хватки.

– Мы же с тобой договорились о ночном выходе в море на твоей лодке! А потом ты вдруг звонишь, говоришь, что имел беседу с Рубиннетом, и ни с того ни с сего отказываешься помочь мне! Я ничего не могу понять! Что тебе наговорил этот сукин сын?