Селяне недоуменно переглянулись, но в это время громадный зверь вдруг шевельнулся, вынудив их непроизвольно шарахнуться в стороны. Длинные волчьи лапы чуть согнулись, царапнув когтями землю, затем дрогнули веки, куда-то провалилась оскаленная морда, странно зашуршала шкура.

— О великие боги! — сдавленно прошептал кто-то. — Смотрите!

— Кажется, и вправду меняется!

Оборотень вдруг весь обмяк, съежился до размеров обычного волка, длинная черная шерсть посерела, побледнела, а затем начала стремительно опадать, открывая изумленно-испуганным взорам бледную ровную кожу. Жутковатые на вид когти уменьшались до тех пор, пока, наконец, полностью не пропали. Хвост тоже незаметно исчез. Зубы проворно втянулись в десны. Страшная морда сперва сделалась плоской, а затем и вовсе преобразилась в совершенно обычное лицо, все еще искаженное болью. Глаза утратили хищный желтый блеск, а еще через пару минут перед людьми осталось лежать обнаженное мужское тело, за левым ухом которого провокационно блестело несколько капелек крови.

Староста наклонился и недрогнувшей рукой перевернул убивца, подставив его лицо ярким солнечным лучам.

— Михаль! — пораженно воскликнули деревенские.

— Но как же?! — поднял на купца растерянный взгляд Аарон. — Его же по весне… сосной…

Ивар, убедившись в том, что не бредит и лежащий перед ним человек — действительно тот, кого он знал, сдавленно охнул:

— Ему же хребет перебило! Трое суток до дому полз, сам из лесу выбрался, но потом так и не встал! Только озлился очень… — Он вдруг осекся, с ужасом уставившись на мертвеца. — Да как же это?!

— Скорее всего, под той сосной волкодлак его и нашел, — тихо сказал Урантар. — Возможно, их там обоих прижало, случайно. Земляк ваш выжил, а оборотень только и смог, что укусить напоследок, потому-то Михаль и дополз потом до деревни: новообращенные невероятно живучи. Теперь уже не узнать, как было, но если бы тот, первый, остался жив, сейчас здесь бы лежал он. Михаль не посмел бы остаться на территории старшего зверя.

— За что он нас так? — прошептала какая-то женщина. — Мы ж его выхаживали. Травы собирали, отвары варили, по дому опять же… у него жена два года, как померла, вот и жил бобылем. За что такая ненависть?!

Дядько пожал плечами:

— Волкодлаки почти не помнят, что творят в волчьем обличье, но раз он тут больше месяца бегал и поначалу не велел волкам вас убивать, то, скорее всего, до последнего держался. Знал, где его дом, родные, и старался увести стаю подальше, да видно, не сумел: зверь оказался сильнее.

— То есть он защищал нас? — испуганно воскликнула Сильва.

— Как мог. Иначе вы не сумели бы выстроить забор, и деревня пала бы гораздо раньше. Сказать он вам побоялся, а укрыть от волков все же попробовал. Это ведь его идея была про стену? И про ров, наверное, тоже?

— Его, — мертвым голосом подтвердил староста.

— Похороните его по-людски, что ли… он все-таки дал деревне шанс, что для оборотня — большая редкость. Видно, не сумел в нем зверь до конца убить человека, не всего еще уничтожил… — Страж неожиданно поднял голову и огляделся, но приметил возле одного из сараев массивную фигуру гаррканца и успокоенно отвернулся: там, где Карраш, непременно объявится и Белик, а вдвоем эти красавцы, как ни удивительно, становились гораздо спокойнее, чем поодиночке.

Седой, поручив мертвеца заботам селян, отправился прочь: здесь от него больше ничего не зависело. Эльфы недолго думая тоже отправились отдыхать: они свое дело сделали, волкодлак обезврежен, а заниматься отмыванием улицы и вывозом трупов за ближайший овраг — уже не их забота.

Проходя мимо сеновала, возле которого пару минут назад настойчиво крутился гаррканец, Таррэн задержался и, быстро оглядевшись по сторонам, заглянул в первую попавшуюся щелку. Он не ошибся — дерзкий мальчишка действительно был здесь: отсыпался после тревожной ночи, большую часть которой шум в деревне стоял такой, что даже умирающему от бессонницы было бы трудно уснуть. Вот и дрых наглый юнец на копне душистого сена, свернувшись клубком, уткнув острый нос в ладонь и подтянув под живот свой громоздкий оберег.

Интересно, что за привычка у него — носить перчатки с обрезанными пальцами? От кого нахватался? От воинственного дядьки?

Эльф осторожно прощупал ауру мальчишки, но признаков магического воздействия не обнаружил, после чего оглянулся снова и, убедившись, что мелкий пакостник безмятежно дрыхнет, растянул губы в кровожадной усмешке.

Очень хорошо: деревенские слишком потрясены случившимся, чтобы заметить, кто из эльфов и куда отправился. Караванщики заняты своими делами. Многие уже повалились на постели, намереваясь отсыпаться как минимум до вечера. Купцу сейчас вообще ни до чего нет дела. Урантар тоже куда-то запропастился. Злобный гаррканец умчался к другой конец деревни. А Белик… что ж, не повезло сопляку, что при нем нет ни одного толкового амулета, способного предупредить о приближении темного эльфа! Ошибся пацан со своим талисманом, зря таскает за собой, как привязанный. И это будет дорого ему стоить. Сейчас, пока никто не видит.

Таррэн вернулся ко входу, еще раз огляделся и уже почти толкнул дверь сарая, как вдруг заслышал изнутри голос Дядько и застыл на месте.

— Ну что, доволен? — насмешливо поинтересовался невидимый Страж. Таррэн, поспешно отступив, отыскал еще одну щелочку и с досадой прикусил губу: не заметил седого — не увидел его за стогом душистого сена. Да и сейчас различал только часть головы и согнутое колено, которым Страж опирался на какой-то валун. — Не хочешь взглянуть на оборотня?

В ответ послышалось презрительное фырканье и шорох потревоженного сена: кажется, Белик вовсе не спал, а это значило, что эльф опоздал со своей местью.

— Зачем? Что может быть интересного в голом мужике?

— Да просто забавная у него рана… эльфийским клинком нанесена… как раз в основание черепа.

— Ты ж сам говорил, что по-другому его не убить, — вяло отозвался пацан. — Хотя ее можно было нанести и поаккуратнее, чтобы крови не было совсем… ты ведь знаешь, как я не люблю пачкаться.

— Еще бы, — усмехнулся Страж и неожиданно посуровел. — Ты когда отстанешь от эльфа?

— Никогда.

— Бел…

— Что ты от меня хочешь?! — неожиданно вскинулся мальчишка.

— Чтобы мы добрались спокойно. Все, даже он. — В голосе седого отчетливо зазвучал металл. — В чем дело? Сколько еще я должен тебя прикрывать? Мы не первый раз встречаемся с эльфами, и раньше ты неплохо держался. Так почему сейчас все по-другому? Я могу понять твое отношение… но, во-первых, Таррэн не давал тебе ни единого повода, а во-вторых…

— Он темный! — жестко ответил Белик. — И этого достаточно!

— Он нам не враг, — повысил голос Дядько. — Остановись, слышишь? Иначе это плохо кончится! Причем для вас обоих: я видел, как он владеет мечом! Это даже для эльфа поразительно, а ты наверняка помнишь, какие они воины!

— Да, — глухо уронил мальчишка. — Я помню.

— Тогда угомонись и наберись терпения. Не так уж долго осталось. Я тебя, конечно, понимаю, но у нас нет права на ошибку.

— Прости, Дядько, я… просто не могу. Я его ненавижу!

— Малыш…

— Я не могу больше! — тоскливо прошептал Белик, сгорбившись и уткнувшись лицом в колени. — Понимаешь? Я не могу смотреть на него без дрожи, не мшу слышать его голос, видеть каждый день его глаза… эти уродские зеленые глаза, от которых меня уже мутит… и мечи — такие же, как тогда… я ненавижу его, Дядько! От волос до Торковых ногтей! Даже запах его не могу терпеть, потому что он не дает мне забыть! Ни на день, ни на час, ни на жалкую секунду! Каждую ночь он возвращается, и я заставляю себя лежать неподвижно вместо того, чтобы пойти и перерезать темному глотку. А сны… Если бы ты знал, как я боюсь засыпать! Иногда кажется, что я снова умираю, заживо горю от чужой крови. И при этом снова слышу его голос. Вижу его руки. И я ненавижу его… так же сильно, как в тот проклятый день. У меня больше нет ничего, кроме этой ненависти. А потом приходит утро, и он снова стоит перед глазами: живой, как тогда, с целыми пальцами… только там больше нет перстня. И я уже ни о чем не могу думать… Торк, как же это невыносимо! Дядько, умоляю, позволь мне его убить!