Чувствуешь? Сегодня опять несет чистейшей лавандой! – с улыбкой говорили на улице, которая по ту сторону реки Рохор вела на север, к Серангун-роуд, между плантациями, которые удобрялись нечистотами, и овощными огородиками со свинарниками. И эта улица получила в качестве официального названия шутливое: Лавендер-стрит.

Пол Бигелоу очень вовремя когда-то отхватил себе участок на Орчерд-роуд. Ибо за каких-то три года цена на землю и собственные дома удвоилась, даже утроилась, и спрос давно превысил предложение.

В Сингапуре буйствовала строительная лихорадка.

Лампа на ночном столике отбрасывала на кровать уютный свет. На раскрытую книгу, которую Георгина прислонила к своим коленям, поставив их «домиком». Уже долгое время она не листнула ни одной страницы, вслушиваясь в ночь.

Ветер шептал в листве старых деревьев, срубить которые ей так и не хватило духу, пока они были здоровы, и серебряными капельками стекало пение единичных цикад; ночь была сухая.

Ей не хватало моря, то и дело ей мерещилось, что она слышит шорох и накат волн. Фантомные звуки. Как будто она частично оглохла на одно ухо.

Дункан тоже страдал от этого, она видела по его глазам, по тоске в них. И если Дэвид с ликованием прыгал по комнатам, чтобы исследовать новое жилище, Дункан целыми днями бычился; даже пони, которого Пол купил для мальчиков и поставил в стойло к лошадям, не стал для него утешением.

Дети давно спали, с ними в их комнате и Картика – она была безумно рада, что ее взяли нянькой в новый дом. И слуги переехали в свое жилье в задней части сада. Индийский повар, которого ей рекомендовал Аниш, со своими подсобными. Три китайских боя, две малайские горничные, трое саисов и туканг айер, который носил воду, рубил дрова и выносил ночные горшки. Миновали те времена, когда шотландские коммерсанты – такие как Гордон Финдли, – гордились тем, что могут обходиться минимальным количеством персонала.

С наступлением темноты на службу заступали два малайских ночных сторожа. Георгина иногда могла слышать их лопочущие голоса, их приглушенный смех, когда они совершали обход территории. И бой Один еще должен был бодрствовать в ожидании возвращения туана. Как и Георгина.

Дом у них получился большой и красивый, на кирпичном фундаменте, возвышавшемся над землей на несколько футов, чтобы отталкивать влагу и охлаждать полы.

Они назвали его по-французски Боннэр, в память о матери Георгины и на доброе предзнаменование. Счастье.

У него был запах еще нового дома: пахло свежим чунамом стен, полированным деревом и бамбуком жалюзи. Специально для него изготовленной мебелью из тропической древесины и ротангом, свеженачищенным серебром и медью и увлажненной землей, зелеными листьями и комнатными растениями.

И в воздухе всегда висел сладкий, пряный дух фруктового сада. Сухой аромат травы, меловой запах красной земли и свежесть молодых саженцев бамбука, тембусу и дикого гелиотропа, водяных лилий и разных сортов жасмина.

Ах Тонг выразил готовность помочь Георгине в выборе растений и давал распоряжения двум малайским садовникам, которые приходили сюда из своего кампонга. Ее предложение переехать сюда с Семпакой он отклонил – дружелюбно, но со всей определенностью: его место было в Л’Эспуаре.

Часы внизу начали бить, и Георгина посчитала удары. Полночь.

После обеда Пол направил посыльного передать, что придет поздно, чтобы Георгина не ждала его к ужину. Уже второй раз на этой неделе. В последнее время он часто задерживался подолгу, работал и в выходные дни в своем кабинете на нижнем этаже и когда поднимался наверх, то ограничивался тем, что обнимал ее и целовал в щеку, на следующем вдохе уже засыпая.

В очередной раз ее охватило гнетущее чувство.

Она вслушалась. Топот копыт и шорох колес приблизился к дому и стих, потом возобновился и стал удаляться. Тут же она услышала внизу голоса Пола и боя Один и с облегчением вздохнула.

Но шагов на лестнице не последовало.

Дом лежал в той же сонной тишине, что и прежде.

Плитки входного холла прохладно приникали к ее босым ступням. Здесь было темно, если не считать сумеречного светового клина, падавшего из кабинета.

Пол сидел за письменным столом, перед ним стоял стакан, содержимое его янтарно поблескивало в свете лампы. Опустив голову над бумагами, он тискал лоб; он казался измученным. Отчаявшимся.

– Ты не хочешь пойти спать?

Голова его дернулась, глаза сверкнули.

– Георгина. Я тебя разбудил?

– Нет, я еще не спала.

– Иди же наверх. – Он ей улыбнулся; его улыбка должна была ее успокоить, но была вымученной. – Мне тут надо еще посидеть, а потом я сразу приду.

– Мне надо с тобой поговорить, – прошептала она.

Он насупился:

– Что-нибудь с мальчиками?

Она отрицательно качнула головой.

– Что-то более важное? – Это звучало нетерпеливо, почти раздраженно. – Может быть, это потерпит до завтра? Или до конца недели?

Георгина подошла к столу, повела по его краю указательным пальцем, обходя его, и остановилась возле узкого места, где было ей не пройти. Груз, который она несла с собой, давил на ее сердце, но никак не удавалось облечь его в слова и сформулировать.

– У тебя… есть… другая женщина?

Пол смотрел на нее из-под высоко поднятых бровей, слегка приоткрыв рот.

– Другая женщина? – Светлая искра блеснула в его глазах, и он рассмеялся. – Какая еще другая женщина? Разве что миссис Нейпир? А может, мисс Кук из китайской школы для девочек? – Из его глаз так и прыскало плутовство. – Хотя, если хорошенько подумать… Мне могла бы понравиться Люси Оксли, но ее ведь, к сожалению, здесь больше нет.

Георгина не могла разделить его веселье; она напряженно кусала губу и водила пальцем по рельефу, который окаймлял край столешницы.

– Иди ко мне. – Он протянул к ней руку.

Она не пошевелилась, и он потянулся вперед, поймал ее за запястье и обвел вокруг стола. Сопротивляясь, она села к нему на колени.

– Какой бы я был дурак, – шептал он, – если бы обманывал такую женщину, как ты. Ведь ты – все, чего я хочу. – Он целовал ее голое предплечье, потом потерся о него небритой щекой. – Я обещаю тебе, скоро у меня опять будет время для тебя и для наших мальчиков.

Взгляд Георгины упал на бумаги, лежащие перед ним, с длинными рядами цифр и наспех набросанными пометками, местами подчеркнутые решительным росчерком, отдельные слова обведены кружком.

– Это фирма виновата?

Должно быть, прошло несколько месяцев с того времени, когда Пол в последний раз говорил с ней о делах; их общее внимание было целиком поглощено новым домом, а Георгине к тому же теперь, когда ей было двадцать шесть, приходилось впервые заботиться о домашнем хозяйстве в качестве мэм.

С протяжным выдохом он откинулся на спинку стула.

– Сейчас у меня есть некоторые сложности, да. Как нарочно, именно сейчас, когда мы столько денег вложили в дом и остро нуждаемся в прибыли. – Он скривил гримасу и потер лицо ладонями, потом прочесал пальцами коротко остриженные волосы, будто хотел что-то стряхнуть с себя. – А несколько тауке неожиданно соскочили. И мы не знаем почему. Я каждый день скребусь в двери их складов как нищий проситель, чтобы перенастроить их или хотя бы вызнать причину. А в промежутках оббегал себе все пятки, чтобы завязать новые контакты.

Георгина знала модель, по которой протекала торговля в Сингапуре.

Европейские торговцы предоставляли в распоряжение коммерции основной капитал. В форме таких товаров, импортируемых из Европы и Америки, как скобяные изделия, сталь, оружие и порох. Медный провод и стекло, пиво, вина и спиртное, а также товары, которые поступали из колониальной Индии, – такие как хлопковые ткани, производные кокосового ореха, джут, чай, селитра, пшеница, рис, нут, а прежде всего, разумеется, опиум.

Товары покупались на кредит китайских тауке и точно так же в кредит передавались капитанам джонок и другим торговцам, которые плыли в Сиам и Китай, Кочинчину и Тонкин. Более мелким торговцам и владельцам лавок, агентам, которые перепродавали товары на Суматру, Борнео и на Малаккский полуостров, где дальше их разбирали еще более мелкие торговцы.