Она резко остановилась, глубоко вдохнув. Внутреннее волнение постепенно сменилось осознанием — при любом раскладе она останется в выигрышной ситуации. Да, если её отец умрет, она не получит деньги, но освободится от его гнета. Ямато всегда был для неё препятствием, отнимающим у неё всё, чего она хотела. И если его не станет, она станет полноценной хозяйкой своей жизни.

Рен вновь улыбнулась, уже не чувствуя страха. Она представила себе, как все будет выглядеть без Ямато. Она будет свободной, а её жизнь наконец-то станет её. Она снова прошлась по комнате, но теперь с полной уверенностью.

Этот мир — это её шахматная доска, и она не позволит никому помешать её игре. В этот момент Рен осознала: даже если Ямато не выполнит её условия, она всё равно окажется победителем.

Она остановилась и вдруг подумала — а где сейчас отец? И что делает? Спит? Отдыхает? Или в полном гневе на нее? Думает ли вообще сейчас о ней?

На один короткий миг она подумал о том, что было бы здорово увидеть его. Но эта мысль тут же растворилась словно в кислоте в ее злобе, которая переполняла Рен.

— Ты получишь по заслугам! — прошипела она в пустоту комнаты.

Господин Ямато лежал в палате, окруженный стерильным белым светом и тихим, мерным попискиванием медицинских приборов. Комната была пустой, и лишь звуки оборудования нарушали тишину. Он чувствовал себя одиноким и беспомощным, как никогда прежде. Мысли о произошедшем накатывались на него волнами, причиняя болезненное смятение.

Его переполняло чувство обиды. Как могла Рен, его собственная дочь, поступить с ним так? Каждый глоток этой обиды был горьким, как яд, который, возможно, уже медленно действовал внутри него. Он не мог понять, что произошло между ними. Неужели он и в самом деле виноват в том, что с ней произошло? Сколько раз он пытался быть хорошим отцом, поддерживая её, направляя на путь, который, как ему казалось, будет для неё верным?

Воспоминания о её детстве пролетали в его голове, как кадры из старого фильма. Моменты, когда она радовалась успехам, когда смеялась и играла. Ямато всегда старался дать ей всё, что было в его силах. Но с каждым годом между ними становилось всё больше недопонимания и тени, а его внимание будто отдаляло её. Он задумывался, может, в его стремлении сделать её сильной он не заметил, как разрушал их отношения? Может, она просто хотела его любви, а не его денег и статуса?

Резкая боль пронзила его грудь, вырвав его из размышлений. Он сделал попытку дотянуться до кнопки вызова медсестры, но силы покинули его. Датчики, до этого мирно пищавшие, начали истошно сигналить, обрывая тишину. Ноги стали ватными, а голова закружилась. Ямато попытался сосредоточиться, но ему стало трудно дышать. Мысли о Рен, о предательстве, о неизбежной смерти смешивались в его сознании, погружая его в темноту.

Последнее, о чем он подумал перед тем, как провалиться в черноту — был образ ее юной дочери.

Мы с Волком мчались сквозь ночь. Город проносился за окнами, бесконечные огни растекались неоновыми бликами, словно тягучие реки света. Я чувствовал, как напряжение внутри нарастает, но старался держаться спокойным. Нервы нужно беречь. Тем более сейчас, когда на ошибку нет права.

Волк молчал почти всю дорогу, но наконец, когда тишина стала невыносимой, он спросил, не глядя на меня:

— Какие шансы того, что врачи смогут найти противоядие для господина Ямато?

Я понимал, что он ждет обнадеживающий ответ, чтобы хоть немного себя успокоить, но слова будто застряли у меня в горле. Я не мог ему лгать. Пусть даже и для такой благой цели. Я посмотрел на него, ощущая, как тишина становится тягучей и плотной.

— Шансов… практически нет, — ответил я, стараясь, чтобы голос звучал твердо. — Ты уж извини. Но так оно и есть.

Волк снова замолчал. Я видел, как он стиснул челюсти, переваривая мои слова. Он всегда был готов к трудным ситуациям, но сейчас даже ему было тяжело. Я продолжил, осознавая, что в словах нет утешения:

— Слушай, даже если врачи как-то нащупают путь к противоядию, времени почти нет. В таком деле, как наше, полагаться на удачу — это как подписать себе приговор. Слишком мало времени и слишком много неизвестных.

Волк кивнул, но мне казалось, что он сам уже все понимал. Просто хотел услышать это от меня, как своего рода подтверждение. Я не мог позволить себе роскошь успокаивать его или самого себя. Сейчас было важно лишь одно — найти Самурая и вытащить из него правду. Каждый из нас шел по тонкой линии, и цена ошибки была слишком высока.

— Тогда будем работать на то, что можем контролировать, — наконец сказал Волк, с холодной решимостью в голосе.

Я в ответ лишь кивнул, стиснув зубы.

Мы с Волком ехали к месту встречи с Самураем, и каждый из нас был погружен в свои мысли. Волк вел машину сосредоточенно, почти не смотря в мою сторону, и я чувствовал, что его напряжение только нарастает. Наконец, он выдал то, что думал всю дорогу.

— К Самураю нужно идти подготовленными, — сказал он, бросив на меня решительный взгляд. — Я возьму оружие. Это не тот случай, когда можно рисковать.

Я молча покачал головой. Мы уже обсуждали это. Но Волк ждал ответа.

— Нет, — ответил я спокойно. — Я пойду без оружия. Ты можешь взять хоть гранатомет. Я же буду чист.

Волк резко выдохнул и, не сбавляя скорости, стиснул руль так, что костяшки пальцев побелели.

— Кенджи, ты понимаешь, что Самурай — не тот человек, к которому можно заявиться с голыми руками? Он известен своими связями, своей жестокостью… — Волк остановился, стараясь подобрать слова. — И он нас точно не встретит как друзей.

Я знал, что он прав. Знал, что в такой ситуации нужно как минимум подстраховаться. Но была причина, по которой я хотел обойтись без оружия, и я не мог объяснить её Волку так, чтобы он понял.

— Если я приду к нему с оружием, это будет только провоцировать его, — ответил я твердо. — У нас и так нет много времени на то, чтобы заслужить его доверие или хотя бы расположить к разговору. Оружие сделает нас врагами с первой же секунды. К тому же как бы ты отнесся к тому, что к тебе в гости пожаловали люди с оружием?

Волк раздраженно откинулся на спинку сиденья, но не стал возражать. Он знал меня достаточно хорошо, чтобы понять, что я свое решение не поменяю.

Мы подъехали к неприметному зданию — серый бетон, грязные окна, ничем не выделяющееся место. Но здесь, в центре города, на задворках квартала, скрывались не самые приятные элементы. Самурай всегда умел оставаться в тени и прятаться на виду.

У входа нас встретил охранник — мощный, с холодным взглядом, в котором угадывалась привычка ко всем возможным неприятностям. Волк и он обменялись взглядами, словно заранее оценивая друг друга.

Я шагнул вперед и представился спокойно:

— Я Кенджи, а это Волк. Мы хотели бы поговорить с Самураем.

Охранник изучал нас несколько секунд, словно решая, стоит ли связываться, но затем молча вытащил телефон и набрал номер. Его короткий разговор был почти не слышен, но в конце я заметил, как он кивнул. Секунды тянулись, и мне казалось, что всё это слишком подозрительно: возможно, Самурай играет в свою игру, заранее выгадывая, как распорядиться нами.

— Можете пройти, — коротко бросил охранник после долгой паузы, указывая на дверь.

Мы с Волком обменялись взглядами и шагнули внутрь.

Я сразу понял, что оказались в подпольном казино. Здесь было душно, и воздух был пропитан запахом сигарет, дешевого алкоголя и едва уловимого благовония, которое, казалось, пыталось скрыть всю эту смесь, но безуспешно. Мягкий приглушенный свет падал на карточные столы и рулетку, освещая игральные фишки, мерцавшие, как золото в темноте. Гладкие чёрные и красные поверхности столов были покрыты пятнами, но по всему было видно, что заведение пользуется спросом — за каждым столом собрались мужчины в дорогих костюмах и женщины с надменными лицами.