Эрл огляделся, прикидывая, где поставить укрепления. Пожалуй, завтрашним утром нужно будет разбить войско на две части. Одну, большую, разместить здесь, наверху. Меньшую расположить ниже…

Рыцарь обернулся прежде, чем обычный человек смог бы услышать шорох позади себя. Верный Бранад, размеренно дыша, ловко карабкался на валун. Увидев, что Эрл заметил его, Бранад остановился на полпути.

— Милорд, вернулись лазутчики из степных пустошей, — проговорил Бранад громко, чтобы заглушить свист ветра. — Они принесли хорошие новости, милорд. Две сотни пехотинцев движутся к нам во главе с пятеркой рыцарей. Непохоже, чтобы это был враг. Воинов слишком мало, чтобы сражаться. Должно быть, еще кто-то решил присоединиться к нам.

— Когда они достигнут Предгорья? — спросил Эрл.

— К утру, — ответил Бранад. — Быть может, немного позже.

— Хорошо, — сказал Эрл и жестом отпустил ратника.

Константин уже в Агаре. А значит, он подойдет к Серым Камням Огров через несколько дней. И этот отряд союзников, видимо, окажется последним влившимся в воинство Серых Камней. Две сотни воинов и пятеро рыцарей… Даже учитывая это подкрепление, войско Эрла чересчур мало, чтобы дать отпор узурпатору. Если бы горный рыцарь не принял предложение Высокого Народа, выйти победителем из предстоящей битвы у него не было бы ни единого шанса.

В который уже раз привычное тревожное сомнение уязвило Эрла. Верно ли поступил он, заключив союз с эльфами?

«Брат Кай нисколько не колебался бы, будь у него выбор, — подумал Эрл. — Высокий Народ для него — безоговорочно враг. Он не говорил бы с эльфами иначе чем стальным языком клинков… Но в таком случае в битве с Константином наши войска несомненно потерпели бы поражение…»

У самого сэра Эрла также были причины не доверять Высокому Народу. Он хорошо помнил тот день, когда эльфы явились в Дарбионский королевский дворец, чтобы увести в свои Тайные Чертоги ее высочество принцессу Литию. Таково было наказание для отца принцессы, его величества Ганелона Милостивого — за то, что он ослабил оборону Порогов, призвав на дворцовую службу трех лучших рыцарей из трех Крепостей. Никто во всем дворце — включая и самого Эрла — не сумел устоять перед чарами Высокого Народа. Никто не мог и подумать встать на пути эльфов. Кроме брата Кая. Только благодаря ему Лития осталась во дворце.

Да, Высокий Народ ведет свою игру, ходы которой порой непонятны смертным. Но, встав перед выбором: заключить союз с эльфами и уничтожить узурпатора, захватившего престол великого Гаэлона, или пасть в безнадежной битве смертью славной, но бесполезной для родного королевства, — Эрл выбрал первое.

И еще кое-что толкнуло Эрла к окончательному решению.

Ее высочество принцесса, золотоволосая Лития.

Еще год назад весь королевский двор Дарбиона говорил о скорой свадьбе блистательного героя Горного Порога сэра Эрла и дочери его величества Ганелона Милостивого Литии. Сэр Эрл очень быстро стал, пожалуй, самым значимым человеком при дворе — как к зятю относился к нему добродушный Ганелон. И конечно, ни у кого не оставалось ни малейших сомнений в том, кто именно займет трон великого Гаэлона после смерти короля.

И все это рухнуло в одночасье, в то страшное утро, когда взошла на небо Шести Королевств Алая Звезда. Вихри судьбы разметали по дальним уголкам Гаэлона рыцаря и принцессу.

Но недаром родился Эрл покрытым светло-желтым пушком с ног до головы. Лекарка, принимавшая его, бухнулась в обморок, а вот отец Эрла, сэр Генри Сантальский, на чьем родовом гербе скалил клыки свирепый лев, сразу понял: если мальчик родился львенком — ему уготовано блестящее будущее. Впоследствии и жрецы Нэлы Плодоносящей и Милостивой, и служители Вайара Светоносного, и маги-прорицатели Сферы Жизни — все подтвердили мнение сэра Генри. Эрл с раннего детства знал — именно знал, а не верил: богами предначертан ему путь к самой вершине. И он пройдет этот путь, должен пройти. Принцесса станет его женой, а он сам будет повелителем Гаэлона.

…Эрл не почувствовал ничего, когда рядом с ним прямо в сумеречном воздухе соткалась тонкая высокая фигура. Он обернулся, только услышав нежный звон голоса:

— Приветствую тебя, рыцарь.

Прозрачно-зеленые волосы эльфа ниспадали до пояса. Ветер не мог колыхнуть ни пряди, словно они были невообразимо тяжелыми. И алый плащ, такой невесомый на вид, оставался неподвижным, ветер лишь переливал в его складках все оттенки красного цвета. У пояса эльфа висел длинный меч с рубиновой рукоятью и клинком таким тонким, что его едва можно было углядеть. Серебряная маска сверкнула в лучах умирающего солнца, когда эльф чуть наклонил голову в ответ на слова Эрла:

— Я рад видеть тебя, Рубиновый Мечник Аллиарий, Призывающий Серебряных Волков.

— Как ты узнал меня, рыцарь? — в тонко-обволакивающем голосе одного из Высокого Народа засветились нотки удивления. — Мы всегда считали, что люди неспособны различать нас… если мы сами не захотим этого.

— Ночь, когда я впервые увидел тебя, я никогда не забуду, Рубиновый Мечник, — ответил Эрл. — Я говорю не о той ночи, когда ты вместе с другими из твоего народа явился мне в замке барона Траггана, — добавил он, словно сам сомневался, что Призывающий Серебряных Волков помнит о первой их встрече.

Эльф почти неслышно рассмеялся — это прозвучало так, словно бабочка, угодившая в хрустальный бокал, забила крыльями по прозрачным стенкам.

— Люди заблуждаются, если думают, что они для нас — все на одно лицо, — сказал он. — Это тем более верно, что мы узнаем людей вовсе не по лицам.

— А как же? — заинтересованно спросил Эрл.

— Трудно объяснить… так, чтобы ты понял. Не сочти за оскорбление, рыцарь, но это действительно так — мы очень разные. Мы умеем видеть ваши мысли, чувства, страхи, мечты, сомнения, привычки, воспоминания, отголоски сновидений, шрамы разума, оставшиеся от пережитого… и много еще чего, что вы сами в себе не ощущаете. Представь себе… мириады разноцветных рыбок, случайно попавших в один тесный прозрачный сосуд. Не умея находиться в неподвижности, рыбки беспрестанно меняют свое положение относительно друг друга и пространства, в котором находятся. Каждую крохотную долю мгновения образуется новый рисунок, совершенно отличный от того, который был долю мгновения назад. А теперь предположи, что чешуйка одной из рыбок — это… воспоминание о том, как прошлой весной ты проснулся рано утром, услышав крики птиц, встревоженных качнувшейся древесной ветвью; а прилегающая к ней чешуйка — еще не успевший растаять туманный клочок сна, в котором ты в облике белого единорога бродишь по лесной поляне, вслушиваясь в пение трав… Так вот, мы можем определять человека по закономерности, с которой один рисунок из разноцветных рыбок сменяет другой. Прости за грубость образа… А ваши лица действительно различить очень трудно, — договорил Аллиарий.

— Ты прав, Рубиновый Мечник, — помедлив, кивнул Эрл. — Мы очень разные.

Горный рыцарь почувствовал привычное сладкое спокойствие, разливающееся в груди, — так было всегда, когда он говорил с кем-то из Высокого Народа. Чтобы не дать эльфийским чарам пленить свой рассудок, Эрл поспешил сконцентрироваться на мысли, пришедшей ему в голову минуту назад.

— Лазутчики доложили, что к нам движется еще один отряд возможных союзников, — сказал он. — Судя по всему, они успели проскочить под самым носом у Константина, и больше подкрепления нам ждать не стоит. Я сам рассылал гонцов в поисках соратников, потому что наше войско очень мало, и другого выхода у меня не было. Но… Я часто думаю: что в большей степени движет теми, кто присоединяется к нашему войску, — рыцарский Долг, велящий сражаться против беззаконного узурпатора, или страх перед великим магом?

— Разве это важно? — удивился Рубиновый Мечник. — В одно и то же место можно прийти разными дорогами. Разве имеет значение, какая причина заставляет тебя делать что-то? Вы, люди, часто совершаете один и тот же поступок, руководствуясь совершенно разными мотивами. Сын может убить тяжело больного отца — и для того, чтобы скорее получить наследство, и из жалости, чтобы избавить его от страданий. Я скажу тебе, рыцарь, кое-что еще: любого человека можно заставить сделать что угодно… Если знаешь, какую струну в его душе нужно задеть.