Лапа, вооруженная длинными кривыми когтями, вцепилась в булыжник завала. Эрл и Боргард почти одновременно ударили по ней. Меч и топор размозжили конечность — и ее обладатель, воя, полетел в пропасть под укреплениями.

Эрл кинул взгляд на вершину кучи камней. Два багровых пса рвали на части серебряного волка — его раны источали серую полупрозрачную дымку. Сколько уже этих удивительных созданий, принявших на себя первый удар атаки демонов, погибло на глазах горного рыцаря! А этот, кажется, был последним…

Сэр Эрл сначала прочел Закрывающее Слово Тьмы. А потом, когда из трещин в камнях поднялась непроглядная чернота, ответил Боргарду:

— Отходим.

И он, и оставшиеся в живых рыцари Серых Камней — граф Боргард, хозяин замка Орлиное Гнездо, и барон Трагган, хозяин замка Полночная Звезда, — понимали: это отступление всего только отсрочка неминуемой смерти. Пусть там, на верхних отрогах, они отобьются от демонов, пусть воля богов будет такова, что они выживут в этой битве… Но несметные полчища королевских солдат рано или поздно настигнут их, горстку израненных и измученных…

Боргард ухнул филином, подавая знак Траггану. И, видя, что из-за завесы Тьмы не появляется ни одна ощеренная пасть, спросил Эрла:

— Что это за дерьмо?

— Это задержит тварей, но ненадолго, — ответил горный рыцарь, надевая на левую руку щит. — Нам хватит времени, чтобы отступить на ведущие вверх тропы.

Откуда-то появился Бранад. Шлема на нем не было. Лицо заливала кровь.

— Простите, милорд… — задыхаясь, сказал он Эрлу. — Мне казалось, я навсегда потерял вас в этой неразберихе. Одно из чудищ, которое я пронзил мечом, рухнуло прямо на меня, едва не задавив…

Боргард скользнул по Бранаду равнодушным взглядом. Эрл, который не думал уже увидеть своего оруженосца живым, хлопнул Бранада по плечу.

— А что, сэр Эрл, — хмыкнул вдруг граф Боргард, подняв забрало, — сдается мне, еще какое-то время престол Гаэлона будет пустовать.

Горный рыцарь взглянул прямо в глаза хозяину Орлиного Гнезда.

— Ага, — сказал Боргард. — Идя по пути Долга, мы должны были наступать в твой след, сэр Эрл, потому что когда-то мы все избрали этот путь. Этой ночью мне показалось, что ты свернул на такую тропку, куда нам ходу нет. Но я рад, что ошибался. Я рад, сэр Эрл, что ты остался там, где и должен был остаться. Печально было бы понимать, что мы присягали в верности не тому. Главное… — будто прочитал Боргард мысли Эрла, — чтобы беззаконного короля не стало. Так ведь?

Говорить что-либо показалось Эрлу ненужным. Он просто кивнул.

В первый раз Равв вынырнул из пучины беспамятства, когда равнина все еще сотрясалась от тяжкого грохота. Он открыл глаза — лагерь полыхал. Но не обычным пламенем, а чем-то совершенно невообразимым: по земле скользили извивы синих молний, шатры взрывались громадными черными цветками, зазубренные клинки желтого с прозеленью огня рвали на части метавшиеся среди всей этой бешеной вакханалии фигурки людей и гномов. Потом небеса стали пульсировать ослепительными вспышками — и Равву пришлось закрыть глаза, чтобы их не выжгло. Снова теряя сознание, он так и не понял: жив он или уже умер.

Когда он пришел в себя во второй раз, вокруг было тихо. Только потрескивал где-то невидимый в клубах бурого дыма огонь.

Рядом с ним стояли гномы — пятеро. У троих из них бороды были сожжены почти полностью, так что сквозь спекшиеся жесткие волосы просвечивала покрасневшая кожа, у двоих бороды оказались целы, но пропитаны кровью, словно подушки на постели зарезанного во сне. Доспехи всех пятерых изъязвляли черные рассечины, и отчего-то Равв сразу понял: далеко не все эти пробоины являлись следами от ударов человеческого оружия.

Он поднял голову, озираясь. Один из гномов что-то сказал собратьям на своем гнусавом, точно состоявшем из одних только согласных, гномьем языке. Равву показалось, что голос карлика звучал удивленно.

Когда двое из Маленького Народа подхватили его под руки и потащили куда-то, Равв решил не сопротивляться.

Куда волокут его карлики, Равв не видел. Так густо заливал все бурый дым, что разобрать местности не представлялось возможным — словно гномы тащили несчастного ополченца по лабиринту, стены которого беспрестанно струились и меняли свое положение. Держать все время голову поднятой было больно, и Равв опустил ее. Он почти сразу же зацепился взглядом за оторванную по локоть человеческую руку, сжимавшую меч с обломанным клинком. Потом дымная стена ворохнулась в сторону, открыв скрюченный труп карлика, нанизанный на копье. Потом Равв увидел другое тело: обугленное до черноты, почти голое, прикрытое только лоскутами серого балахона, вплавленными в плоть. А потом останки — людей и гномов — стали попадаться еще чаще. Трупов было так много, что карлики, влекущие куда-то ополченца, не обходили их, а перешагивали, перетаскивая за собой и своего пленника.

Внезапно струи бескрайней бурой завесы расступились. Карлики внесли Равва в какой-то громадный шатер, стены которого были абсолютно прозрачны. Равв ничему уже не удивлялся, чувства его притупились, как лезвие ножа, которым долго били по камням. Потому он не издал ни звука, увидев в нескольких шагах от себя двух самых настоящих эльфов. Они были точно такими же, как их описывали в многочисленных преданиях и сказках: нечеловечески стройными, в удивительных одеждах… Мечи с необычно тонкими клинками висели на их боках, серебряные маски посверкивали на лицах… Рядом с двумя из Высокого Народа стоял гном: облик его по сравнению с эльфами был безобразен. Ширина плеч гнома раза в полтора превышала его же рост. Кольчуга из неизвестного Равву белого металла покрывала карлика до колен, а седая борода спускалась до самой земли. Черт лица седобородого гнома невозможно было разглядеть — лицо его просто тонуло в невероятном количестве морщин. Гном опирался на четырехугольный щит, испещренный засечинами и черными пятнами копоти, кривой меч с иззубренным клинком был укреплен за его спиной.

Эти трое: эльфы и гном — стояли вокруг какого-то прозрачного шара, словно вокруг костра. Равв вдруг заметил, что в шаре мутно плавает голое и иссохшее чье-то тело. Карлики, швырнув на землю Равва, попятились, почтительно удаляясь.

Седобородый гном прогнусил что-то непонятное, обращаясь к одному из эльфов. Тот обернул к нему серебряную маску.

— Говори на человеческом языке, Бхурзум, — певуче-звонко произнес эльф, — звуки речи Маленького Народа раздражают мой слух… правда, менее, чем если бы кто-то из Маленького Народа вздумал говорить на одном из наречий Высокого Народа.

— Я просто поблагодарил богов за то, что поблизости лагеря все-таки нашелся единственный выживший из людей, — пробубнил в нос гном, — мое воинство и так убавилось вполовину, чтобы отдавать вам еще одну жизнь… Я и не думал, что эти маги окажутся так сильны… На моих воинах были лучшие из доспехов, что когда-либо выковывал Маленький Народ, и все равно их мерзкие заклинания мяли заговоренный металл, будто тряпки…

«Единственный выживший»! — гулко отдалось в голове Равва.

— Я понял, что ты сказал, Бхурзум, — ответил ему эльф. — Теперь произнеси от имени всего своего народа: вы получили, что хотели?

— Мы получили, что хотели, — сказал гном. — Цена, которую нам пришлось заплатить за отмену древнего запрета носить оружие и сражаться, — велика… Очень велика. Но… все честно.

Заговорил другой эльф. Голос его звучал звонче.

— Цена велика, так ты сказал, Бхурзум? Твой народ почти так же многочислен, как и человеческий. Что вам стоит потерять тысячу-другую жизней? Высокий Народ утратил сегодня семнадцать своих детей. Семнадцать, ты представляешь себе?! Нас так мало, что смерть даже одного из нас — уже великая потеря!

— Я знаю, за что заплатил, — буркнул гном, помолчав немного. — А что получили вы?

— А это уже не твое дело. Мы больше не задерживаем тебя.

— Я и сам не желаю оставаться здесь больше, — заметил седобородый и, подхватив свой щит, направился прочь из шатра. Равв видел, как, уходя, он с опаской косился на прозрачный шар с плавающим там телом.