Я люблю рассказывать про ребят нашего класса. У нас столько всяких историй случается — просто ужас! Это, наверно, оттого, что наш класс такой — особенный. Вот у моей подружки Гали — она тоже во втором классе учится, только не во 2-м «Б», где я учусь, а во 2-м «В», — так у них класс самый-самый обыкновенный. Я сколько ни прошу Галю, чтобы она рассказала о ребятах их класса, — она не рассказывает. И даже удивляется:

— А про что говорить? Ничего интересного у нас не было.

— Как же, — говорю, — не было? Ты вспомни хорошенько. Ну вот сегодня что-нибудь произошло?

Галя сначала на стенку посмотрит, потом на жёлтые рожки нашей люстры у потолка и вздохнёт.

— Митю вызывали задачку решать…

— И что? — не выдерживаю я.

— Ничего. Он не знал, как решать, и Вера Петровна поставила ему двойку.

Может быть, и в самом деле в Галином классе ничего интересного не происходит. Странно… Зато у нас, во 2-м «Б», всяких случаев — полным — полно.

Про наш класс я чаще всего рассказываю папе. Приду из школы — я занимаюсь во вторую смену, — погуляю немного, поиграю на пианино, и папа звонит. Перекусим мы с ним на кухне, скажем маме «спасибо» и садимся в большой комнате на тахту. Тахта у нас широкая — хоть вдоль ложись, хоть поперёк, хоть кувыркайся. Даже на голове можно стоять. Одно плохо — когда на голове стоишь, обязательно пятки о стену вымажешь.

Вот сядем мы на тахту, папа скрестит ноги калачиком и хитренько так посмотрит на меня.

— Ох, Наташенька, по глазам вижу: что-то сегодня у вас случилось. А?

— Ну конечно, случилось…

И я всё-всё рассказываю. Папа так интересно слушает. Я смеюсь, и он смеется. И удивляется вместе со мной. И никогда не перебивает. Лишь вставляет время от времени: «Ну-ну, дальше!»

Я папе и про детский сад всегда рассказывала, и когда ходила в первый класс, и вот сейчас, когда во втором учусь.

А вчера я узнала папину тайну. Ох, оказывается, и хитрющий он!

Сижу я вчера, рассказываю про Петю Зорькина, который на каждой переменке съедает по три яблока, как вдруг папа поднял брови, посмотрел на дверь своей комнаты и сказал:

— Обожди, Наташа… минуточку.

Открыл он дверь, и я услышала: в комнате что-то шипит, будто змея на кого-то сердится. «Ой, — подумала я, — что это у него там?» Соскочила с тахты и — нос в дверь. Смотрю: никакая это не змея, а просто лента на магнитофоне порвалась, и целый ком уже напутался.

— Почему это, — спросила я, — магнитофон у тебя крутится?

А папа смутился, даже покраснел. Ну, прямо как ученик, будто урок не выучил и Нина Ивановна — наша учительница — двойку ему сейчас в дневник поставит.

И тут я догадалась! Ну, конечно, папа и микрофон специально повесил над тахтой. Как раз в том месте, где я сидела и рассказывала про Петю — яблочного обжорку.

— Попался! — закричала я и приставила к папиной груди палец. — Ты — шпион! Ты хотел записать на магнитофон, что я говорила!

Папа поднял руки вверх.

— Сдаюсь! Пощади!

— Ладно, — сжалилась я. — Сохраняю тебе жизнь. Но признавайся: зачем включил магнитофон?

Посмотрел на меня папа, вздохнул и говорит:

— Что ж, если попался и разоблачила меня, то надо во всём признаться. Я ведь, Наташенька, давно записываю твои рассказы про школу. Уже несколько месяцев.

— Несколько месяцев? — удивилась я. — А зачем?

— Интересные вещи иногда рассказывала. Я однажды и подумал: жалко, если забудутся. Вот и приспособил магнитофон. Заметила: мы всегда на тахте сидим, когда ты рассказываешь? Там же и микрофон висит. Ты говоришь — магнитофон записывает. А потом вижу: никакой пленки не хватит, чтобы всё, что ты говоришь, записать. И стал рассказы с магнитофона в тетрадку переписывать. Ты спать ложишься, а я переписываю. Уже много накопилось… Конечно, я не все рассказы записывал в тетрадку. Бывали и не очень интересные. Заодно немножко и подправлял их.

— Как подправлял? — спросила я.

— Слова некоторые заменял, фразы. Лишнее выбрасывал. Ты ж у меня такой болтушоночек, что если всё записывать, так целый пуд бумаги надо… Ну, а теперь хочешь посмотреть свои рассказы?

Еще бы не хотеть!

Папа достал из своего письменного стола две толстые тетради. На обложке одной из них красным карандашом было написано: «ВСЁ ПРО НАШ КЛАСС». А внизу — «Наташины рассказы».

Я села к столу, развернула тетрадь и стала читать про всякие истории из жизни нашего класса, которые совсем недавно сама рассказывала папе.

Вот эти истории.

Иногда вот так бывает: скажет Нина Ивановна, чтобы принесли на следующий день какую-нибудь вещь, например, ножницы или клей, а некоторые ребята не приносят. Забывают. А вчера, когда учительница велела нам сделать дома часы с двенадцатью цифрами и чтобы стрелки на них крутились, то никто не забыл — все принесли. Это потому, что каждому интересно было часы сделать да ещё научиться узнавать по ним время.

Сегодня урок прошёл так весело! Сначала все показывали, кто какие часы сделал. Каких там только не было! Красивее всех у Светы получились. Ей папа помогал делать. Цифры из серебряной бумаги она наклеила, а стрелки — золотые. Мой сосед по парте Игорь тоже интересно придумал. Цифры ножичком вырезал. Светятся. А Марина вместо стрелок приделала картонные золоченые рыбки от ёлочных украшений. Не сама приделала, а брат.

И мои часы Нина Ивановна похвалила. Они, конечно, не такие красивые, как у Светы, но ведь, я почти всё сама сделала. Да, папочка, ты только стрелки помог укрепить, чтобы не цеплялись друг за дружку.

Но больше всех нас удивил и насмешил Петя Зорькин. Он принёс не одни, а сразу трое часов. Первые, как и велела Нина Ивановна, были из картона, самодельные. А ещё он поставил на парту будильник с блестящим звоночком. А третьи часы, с длинной серебряной цепочкой, повесил себе на шею. Это ему дедушка дал. Часы старинные, они уже не ходят. Но стрелки передвигать можно. Вертишь головку, и стрелки вертятся.

Нина Ивановна подошла к Петиной парте и говорит:

— Ну, раз у тебя столько часов, то, наверное, ты лучше всех умеешь узнавать время.

Она взяла его картонные часы и поставила минутную стрелку на цифре «6», а маленькую стрелку, часовую, — между цифрами «3» и «4».

— Ответь, Петя, который здесь час?

Петя поморгал, поморгал и говорит:

— Шесть часов.

— А посмотри лучше, внимательней.

— Три часа.

— А ещё внимательней.

— Четыре часа.

— Нет, — сказала Нина Ивановна, — неправильно. Половина четвертого.

Петя вздохнул и жалобно так, печально сказал:

— Я на этих не понимаю.

Нина Ивановна подала ему будильник.

— Что ж, попробуй на этих. Поставь, пожалуйста, девять часов.

— Сейчас! — обрадовался Петя. — На будильнике я всё понимаю! — И начал крутить стрелки. Крутил, крутил, вдруг будильник как зазвенит. Петя вертит его в руках, дёргает, что-то нажимает, а будильник знай заливается!

В классе такой смех поднялся! Петя покраснел, но всё-таки нашёл какой-то рыжачок, и будильник утих.

Нине Ивановне тоже было смешно, но она не показывала виду, только чуть-чуть улыбалась.

— Спокойнее, ребята! — сказала она. — Это не нам звонок. Перемена ещё не скоро. — И снова посмотрела на Петю. — Значит, и по будильнику ты не очень понимаешь… А может быть, на этих разбираешься? — И она показала на круглые дедушкины часы, которые висели у Пети на шее.

Петя ничего не сказал и опустил голову. Вот-вот заплачет.

Нине Ивановне стало жалко его.

— Не расстраивайся, Петя, — сказала она. — Скоро и ты научишься определять время. Главное, было бы желание. А желание у тебя есть. Вон сколько часов принёс. Значит, хочешь побыстрее научиться. Молодец!