И тогда я подумала о себе: какая же я дура! Обвиняла Валю в жадности, что она — эгоистка, что ей на всё наплевать! А разве это так? Сама я эгоистка, только свои обиды считаю. Воображаю о себе, будто самая справедливая, хорошая!.. Мне даже противно стало.

— Давай никогда больше не ссориться? — сказала я и падала Вале руку. — И всегда друг другу честно всё говорить? Согласна?

— Согласна. — Валя тоже подала мне руку.

Мы купили мелки и вернулись в класс. Нина Ивановна поблагодарила за услугу и очень внимательно, с интересом посмотрела на нас.

— Ну, всё хорошо?

О чём она спрашивала? Благополучно ли сходили в магазин? Может быть. Но я поняла её вопрос так: «Вы помирились?» И я ответила:

— Всё хорошо, Нина Ивановна. Очень хорошо.

Я Гоше сегодня так и сказала: «Ты — шут!»

Ну, правда, сколько можно дурачиться, шута из себя строить! Вчера Нина Ивановна сказала, чтобы ученики, которые получили за диктант двойки и тройки, остались на дополнительное занятие. Все эти ученики остались. А Гоша преспокойно пошёл домой.

Сегодня Нина Ивановна, конечно, первым делом спросила Гошу, почему он вчера ушёл.

— Но вы же сами сказали: остаться тем, у кого двойки и тройки.

— Совершенно верно.

— А у меня — тройка с минусом.

Так и сошло ему. Сначала посмеялись, потом Нина Ивановна постыдила его немного. А что толку? Ребята после урока ещё и восхищались им:

— Вот даёт Гошка! Никулин!

А Гоше это приятно. Ещё больше старается. На третьем уроке снова насмешил всех.

Нина Ивановна вызвала Риту к доске. Та вышла. Вдруг учительница увидела на её платье какие-то крохотные белые пятнышки.

— Что это? — спросила она.

Рита посмотрела на платье и плечами пожала.

— Не знаю.

Я тоже, наверно, не догадалась бы, а Нина Ивановна догадалась. Улыбнулась и говорит:

— Ты что сначала делаешь — рот открываешь, а потом конфету кладёшь туда или наоборот?

Рита губы вытянула и засмеялась:

— Сначала рот открываю.

— Что-то не верится.

— Нет, — сказала Рита, — я правильно делаю.

— Странно, с конфетой догадалась, а когда пошла умываться, поступила наоборот.

— Почему наоборот? — удивилась Рита.

— Потому что сначала надо было умыться, а потом надеть платье. Тогда бы оно у тебя осталось чистым. А так всё забрызгано зубным порошком… Ребята, — обратилась Нина Ивановна к нам, — кто ещё из вас так же чистит зубы? Признавайтесь… Ты, Валера, как чистишь?

— Я рубашку потом надеваю, — сказал Валера.

— А ты, Ира?

— Даже смешно! — фыркнула Ира. — Конечно, сначала надо умыться и почистить зубы.

— А ты, Гоша?

— Я по-всякому.

— Видите, ребята, — сказала Нина Ивановна. — Ещё один нашёлся.

— И нет. Я просто зубы не чищу.

Опять в классе — хохот. Как же, Гоша высказался! Бывает даже так: он и смешного ничего не скажет, а всё равно смеются. Привыкли. А тут уж смеялись целую минуту. Валера чуть с парты не свалился.

Тогда я ему и сказала в самое ухо:

— Ты — шут!

Он и не подумал обидеться. Написал слово «шут» на промокашке и засветился как ясное солнышко:

— Ага, раз я шут, то в мою честь оркестр будет играть туш. Значит, я буду знаменитым.

Я лишь покосилась на него: ненормальный он, что ли?..

После урока я хотела выйти в коридор, а Гоша за рукав меня схватил и не пускает.

— Догадайся, почему мне будут играть туш?

— Гоша, — сказала я, — сходи, пожалуйста, в поликлинику.

— Ага, не догадалась! А прочитай слово «шут» наоборот. Что получится? Туш!

— Великое открытие! — Я выдернула руку и пошла в коридор.

Стою у окна. А Гоша — снова рядом. Вдруг говорит:

— А я вижу медведя!

«Нет, — думаю, — каши с ним не сваришь. Во второй четверти всё звено подвёл, и в этой четверти не видать нам первого места…»

— Ну, увидела медведя?.. Эх, слепая! Вон сидит, на небе.

Я посмотрела на белое облако, и правда: на медведя похоже. Туловище, лапы, голова…

— А вон — рыба. Карась.

Я сначала не могла разобрать. А потом вижу: действительно, карась не карась, а что-то есть рыбье.

Взглянула я сверху на Гошу (он ниже меня ростом) и подумала: «Вот считала Валю жадюгой, эгоисткой. А на самом деле что вышло?.. Сейчас Гошу «шутом» обозвала… А может быть, опять чего-то не понимаю, ошибаюсь?..»

— Гоша, спросила я, — ты в библиотеке рассказы Толстого взял. Прочитал уже?

— Сказала! Всего три дня прошло.

— Так ведь тонюсенькая книжечка. Листочков десять.

— Ну и что? У меня времени нет.

— Опять в хоккей играешь?

— Играю, — подтвердил Гоша.

— Всё время играешь?

— Почему всё? Не всё. Мало ли дел.

— Гоша, — сказала я, — ты бы хоть в гости меня когда-нибудь пригласил.

— А что, приходи! — оживился Гоша. — С Графом познакомишься!

— Тогда уж обязательно приду, — пошутила я. — Интересно же посмотреть на живого графа!

Игорь принёс магнитные шахматы. Очень удобные. Доску хоть кверху ногами переверни, а фигуры на месте останутся, не упадут.

Игорь и Витя сегодня на каждой переменке сражались. Сидят в коридоре, на подоконнике, и двигают фигуры.

Игорь, когда думает, нос пальцами зачем-то дёргает, будто оторвать его хочет. Витя нос свой не дёргает, зато на лице его, как на экране, всё понять можно. Брови поднялись — значит, ход придумал хороший. Нахмурился, губы закусил — плохие дела. Глаз прищурил — какую-то ловушку готовит. И ещё привычка у него — приговаривать:

— Про этого конька своего ты, Игорёк, забудь. Похорони его и в могилку закопай.

Или так. Походил Игорь слоном, а Витя спешит объявить всем болельщикам:

— Эх, мастер! Думать надо! Вот и попался на вилочку!

Ну, поймал, перехитрил. Но зачем же насмехаться?

Я всё время за Игоря болела. Когда на большой переменке он выиграл у Вити ладью и пешку, я обрадовалась. «Что, — думаю, — закусил свои губы, командир?! То-то! Не всё ты будешь мат ставить!»

Над следующим ходом Витя минуты две думал, ничего не приговаривал и всё губы покусывал. А Игорь тем временем на ребят поглядывает, улыбается, подмигивает. Он уже был уверен в своей победе.

Но Витя всё-таки придумал очень хитрый ход. Не успел Игорь опомниться, как Витя слопал его ферзя, а вслед за этим и мат объявил.

Смотрит Игорь на доску, за нос пальцами схватился и глазами — хлоп, хлоп.

Мне так жалко его стало. А тут еще Витя засмеялся. Радостно засмеялся, громко, наверное, в конце коридора было слышно:

— Эх, мастер! Учись, как надо играть!

Умный Витя, способный, настойчивый. И спорить нечего. И всё-таки противный он. Только за себя радуется.

А должен ли командир про одного себя думать?.. Может быть, мы неправильно сделали, что выбрали его командиром «звёздочки», то есть всего класса?..

Со слов Гоши я себе представляла Графа огромным, важным псом. Он и в самом деле оказался таким. Шерсть на его спине чёрная, а сам серый, желтоватый. А голова больше, чем у человека. Я потом видела, как он зевнул. Ну и пасть! Футбольный мяч, наверно, мог бы поместиться в ней. А зубы — белые, длинные, ну, точно как у волка на картинке в моей старой детской книжке про Бабушку, Красную шапочку и Серого волка.

Когда я пришла, Граф меня обнюхал, оглядел внимательно, и хотя он не сердился, не лаял, всё равно мне было страшно.

— Не бойся, — смеялся Гоша. — Можешь за лапу с ним поздороваться.

Здороваться я всё же не решилась.

— Чудачка! Да он не тронет тебя. Он — мирный.

Хорош мирный! — вспомнила я. — Сам рассказывал, как кошек ненавидит, готов на части разорвать.

— Ты же не кошка, — сказал Гоша. — Да и не всех кошек он не любит.