— Согласна. — Я сказала это и вздохнула. — Нина Ивановна, а очень трудно быть учительницей?
— Трудно, Наташа.
— Нина Ивановна, ну почему она списала чужое сочинение? Сама же обещала хорошо учиться. А Саша! Совсем недавно посыпал песком дорожку, жалел свою бабушку, заботился. Я думала, какой он хороший стал. А он украл вдруг бинокль. Я не понимаю: разве может так быть — хороший и тут же плохой.
— Все не так просто, Наташенька, — задумчиво сказала Нина Ивановна. — В ином человеке недостатки сидят очень крепко. Они как сорная трава. Сорвешь ее — кажется, нет ничего, не видно. А пройдёт немного времени — опять кустик появился. Корешки-то в земле остались. Они и прорастают. Иногда очень крепко сидят. Трудно их вырвать. Вот и придётся нам с тобой и за Гошу, и за Сашу, и за Свету, и за Колю Ступина ещё много и много раз повоевать.
Нина Ивановна так и сказала: нам с тобой. А я и не очень обрадовалась.
— У меня тоже есть такие корешки… плохие, — сказала я. — Может, и учительницы из меня не получится.
— У тебя — корешки? — нарочно засмеялась Нина Ивановна, будто очень удивилась. — А ну, признавайся начистоту.
— Мы недавно с Мариной рисовали зиму. Вместе смотрели из окна и рисовали. У Марины лучше получилось. Вы ей «пятерку» поставили, а мне — «четвёрку». Знаете, как я завидовала, чуть не плакала. И злилась. Это ведь плохо — злиться, правда?
— Ошибаешься, Наташенька, ничего плохого в этом нет. И завидовать, и злиться может даже самый хороший, самый честный человек. Только всё дело в там, что этот человек умеет в конце концов побороть в себе это нехорошее. Самое главное — научиться побеждать в себе плохое. Поняла?
— Я стараюсь, — сказала я.
— Вот и прекрасно. Значит, получится из тебя учитель. Хороший учитель.
Нина Ивановна проводила меня до самой парадной двери и на прощание поцеловала в щеку.
Жемчужные слёзы
Я стою внизу, а ребята из нашего класса — на горе. Я хочу к ним подняться и не могу. И так горько плачу, что не могу подняться, так горько…
Вдруг Марина спустилась ко мне и говорит:
— Ты плачь, плачь ещё. Больше плачь.
— Зачем? — спросила я.
— У тебя слёзы жемчужные.
Я посмотрела под ноги, и правда — чуть не по колени стою в жемчужных бусинках.
Я обрадовалась и перестала плакать. И стали мы с Мариной нанизывать жемчужины на белые нити. И такие у нас красивые получались ожерелья, что глаз невозможно оторвать.
Окружили нас девочки, смотрят на жемчужные ожерелья и тоже не могут глаз оторвать. Тогда я стала эти ожерелья раздавать всем девочкам. Они радуются, довольны.
Только Ира Матвеева стоит в стороне от всех и сердито-сердито смотрит на меня.
Я взяла самое красивое ожерелье, подошла к Ире и надела ей на шею.
И она тоже заулыбалась.
Это мне такой сон приснился.
Всё утро я вспоминала о сне и думала, как хорошо сделала, что не стала сердиться на Иру и подарила ей самое лучшее ожерелье.
Что толку сердиться? Она будет сердиться, я буду сердиться. А кому от этого польза? Да, очень хороший сон, думала я. Так и надо поступать. Сердиться и злиться понапрасну не надо, а правду всё равно говорить надо. А как же иначе? Если не говорить человеку правду о нём — это не годится. Человек будет воображать, что он хороший, такой замечательный, а на самом деле, может, он даже очень плохой. Ведь другим лучше видно. А когда человек узнает про себя всю правду, то захочет стать лучше.
Это я сама додумалась до всего. А может быть, в книжках вычитала. Не знаю…
Собирая портфель, я положила туда книжку «Маугли». Замечательная книжка, два раза читала.
Я шла в школу и думала, что скажу при встрече с Ирой. Лучше всего просто сказать: «Здравствуй, Ира!» Будто ничего у нас вчера и не произошло.
Так и сделала. Подошла в классе к Ире и сказала:
— Здравствуй, Ира!
Она глазами метнула на меня и не ответила. А я — снова:
— Ну, здравствуй же!
— Здравствуй, — буркнула она.
— Ира, — сказала я, и достала из портфеля книжку. — Ты не читала «Маугли»? Это про мальчика, который жил у волков.
Ира взяла книжку, полистала и спросила недоверчиво:
— Почему же они не съели его?
— Так он совсем маленьким попал к волкам. Они его кормили и воспитывали. Ты как начнёшь читать, так не оторвёшься.
— Ну, спасибо, — сказала Ира.
Потом посмотрела на меня и чуть-чуть улыбнулась.
Всё хорошо, Нина Ивановна
Я ещё одну важную вещь поняла. Вот думаешь: плохой, человек. То в нём плохо, другое. Конечно, я должна сказать ему правду. Только дело в том, что сначала надо убедиться — настоящая это правда или не настоящая.
Это я сегодня поняла. А вообще правду говорить не всегда легко. Тем более, если поссорился с человеком. Я вот решила говорить правду и думала, что это легко, просто. С Ирой Матвеевой в самом деле просто получилось. И помирились сразу. С ней же у нас ничего серьёзного не было. Ну, обругала меня со зла. И сама не знает, за что. С ней помириться было не трудно.
А как мириться с человеком, с которым по-настоящему поссорился? И как ему говорить правду? Вон Андрюша с Колей Ступиным до сих пор почти не разговаривают. Никак не хочет Коля понять, что не прав.
И мы с Валей Кульковой после того случая с молоком рассорились. Ходим по школе и делаем вид, что не знаем друг друга. «Мне-то есть на что обижаться, — думала я. — А почему Валя обиделась? Что в магазин с ней не пошла? Так она сама виновата. Должна понимать».
День дуемся, другой, третий… А кому польза? Что же делать? Как сказать Вале правду — что она жадная, эгоистка, что на хорошие дела ей наплевать? Попробуй скажи такое!
Я переживала, мучилась и ничего не могла придумать.
Потом мне стало казаться, что о нашей ссоре догадывается Нина Ивановна. Видно, что-то заметила. И вот сегодня перед уроком она меня прямо спросила:
— У тебя с Валей — конфликт?
— Немного, — ответила я. Не могла же я рассказывать. Тогда бы на самом деле получилось, будто ябедничаю.
А на втором уроке Нина Ивановна раскрыла свой портфель и сказала:
— Ах, какая досада — цветные мелки дома забыла… — И на меня посмотрела. — Сходи, Наташа, в магазин «Просвещение». Ты должна знать, где он. Возле остановки трамвая. Дорогу переходить не надо.
Я сказала, что знаю. Сколько раз бывала в том магазине.
— Прекрасно. А чтобы тебе не было скучно, пусть пойдёт ещё кто-нибудь… Ну, хотя бы Валя Кулькова.
Нина Ивановна дала нам рубль и велела купить коробочку цветных мелков.
Я догадывалась: Нина Ивановна специально послала нас вместе. Чтобы мы поговорили. А я всё равно не могла себя пересилить. Иду, на солнышко щурюсь, льдышку ногой пнула.
— Ты на меня сердишься? — вдруг спросила Валя.
Я снова на солнышко пощурилась, усмехнулась и говорю:
— А ты как думаешь?
И Валя вдруг горячо заговорила:
— Но ведь ты сама захотела купить молоко. Это не я придумала. И ещё я очень боялась, что может не хватить денег на подарок. Я кофту хотела кутить. Хорошую, красную. Мама так мечтала о красной кофте!.. А ведь и я на тебя, Наташа, обиделась. Сколько ждала, замёрзла, сейчас, думаю, в магазин пойдём, а ты даже и не захотела пойти. А магазин совсем рядом был, через два дома.
И вот странно: я почувствовала себя виноватой. Но тут же вспомнила про песок:
— Я не только из-за денег обиделась…
— А из-за чего? — Валя от удивления остановилась.
— Мы каждый день тротуар песком посыпали, чтоб люди не падали. Я тебе показала, а ты и не посмотрела.
— Ой, не сердись! — сказала Валя. — Пойми: я столько ждала, промёрзла насквозь. А тебя увидела, обрадовалась и просто не обратила внимания, что ты мне сказала… Ну, слышишь, Наташа, не сердись, пожалуйста.