Дальше выяснилось, что при поступлении придётся пройти творческий конкурс, но работу почтой можно отправить, а после уже, получив одобрение, приехать в Москву для сдачи экзаменов. А среди экзаменационных билетов может попасться что угодно: лирика Некрасова (хотя, казалось бы, откуда у него лирика, у этого обличителя царского режима), воспевание революционных завоеваний в творчестве Маяковского, образ Григория Мелехова в романе Шолохова «Тихий Дон» и так далее по списку. Затем предстоит письменный экзамен по литературе. После чего придётся сдавать историю и иностранный язык. А на десерт придётся выдержать собеседование с комиссией.

— Так что какой-нибудь рассказ на конкурс можешь садиться писать хоть сейчас, — подытожил Полевой. — А что касается остальных предметов — это уже придётся читать, запоминать, прикидывать, как формулировать свои ответы… Ну, до этого ещё дожить надо. Да даже если и не поступишь в институт, думаю, немного потеряешь. Уверен, что уж членом СП ты к этому моменту станешь точно и сможешь спокойно продолжать публиковаться в журналах и отдельными изданиями. Главное — не опускать заданную планку. Ты меня понял?

— Понял, Борис Николаевич, как не понять, — с наигранным оптимизмом сказал я.

А ближе к вечеру пятницы мы с моими ребятами отправились в ДК имени Дзержинского, чтобы исполнить одну-единственную песню. Об этом меня предупредили заранее, я особо и не протестовал. Одна так одна, меньше геморроя. Инструменты от училища сами донесли, включая синтезатор, а местная ударная установка на сцене уже стояла. Юрец успел перед началом концерта по-быстрому кое-что настроить под себя.

Заезжей знаменитостью оказался Юрий Богатиков. Что он пел — я совершенно не помнил, а если честно, и не знал, хотя фамилию исполнителя слышал. Выступать с тремя песнями он должен был на закрытии праздничного вечера, а мы — через одного перед ним. Больше всего я волновался за Валю, что он вдруг забудет слова, хотя там текст всего ничего — два коротких куплета и такой же короткий припев, который после инструментального проигрыша в финале повторяется ещё раз. Басовая партия у Вальки тоже была серьёзная, она держала всю композицию, но на репетиции он вроде бы справился. Надеюсь, справится и сейчас.

За торжественной частью я немного понаблюдал из-за кулис. Любушкин, с которым мы пересеклись в фойе перед началом торжеств, тоже получил почётную грамоту из рук начальника УВД Пензенского облисполкома. Как было озвучено, за успешные показатели райотдела в деле раскрываемости преступлений.

Когда всем сёстрам раздали по серьгам, а начальник УВД Уланов занял место в зале, сцена оказалась в распоряжении творческих коллективов. С кем-то мы уже пересекались здесь же год с лишним назад на юбилее Пензенского отделения Куйбышевской железной дороги, кого-то увидел впервые. Октябрь Васильевич Гришин был очень рад меня увидеть, живо интересовался успехами, мы с ним проболтали минут пятнадцать, пока его коллектив вместе с руководителем не пригласили на сцену.

Ведущими вечера были актёры пензенского драмтеатра Виктор Смирнов и Лидия Шапоренко. Шапоренко в прошлое десятилетие успела сняться в нескольких фильмах, сыграв даже главную роль в какой-то картине с молодым Юматовым, правда, после переезда в Пензу её кинокарьера как-то сошла на нет. Я помнил, что Лидия Фёдоровна любила приложиться к бутылке, по причине чего была уволена из театра в 90-е годы. Пока же она выглядела вполне ничего. А кино в жизнь Смирнова придёт после его переезда через несколько лет в Ленинград. Мне он больше запомнился по ролям начальника шахты из фильма «Зеркало для героя» и ещё одного начальника — одесского УГРО в сериале «Ликвидация».

Наконец и до нас дошёл черёд. Ведущие объявили нас как молодой, но уже известный в Пензе коллектив, который исполнит песню «Прорвёмся!». Глядя на Вальку, я всё ещё переживал, не дрогнет ли парень в такой ответственный момент? Может, стило ему для расслабона налить соточку? Но теперь уже поздно об этом думать.

Наше появление на сцене было встречено настороженно. Если бы объявили меня одного, наверняка случилось бы оживление, всё-таки я успел стать в Пензе местной знаменитостью. Впрочем, не успели мы воткнуть в гитарные разъёмы «джеки», как кто-то довольно громко заявил:

— А ведь это Максим Варченко! Тот самый, писатель и музыкант, его по нашему телевидению показывали, а потом интервью с ним в центральных газетах было. Ну вон он, с красной гитарой, в джинсах.

Тут же по залу пошли перешёптывания, и пресечь их удалось, только сказав в микрофон слова приветствия и поздравив сотрудников органов правопорядка с их профессиональным праздником. Дальше пошёл играть бодрый проигрыш. Через три минуты по итогам нашего выступления можно было смело сказать, что мы произвели фурор. Честно сказать, я не ожидал, что люди в погонах будут нам аплодировать стоя. Больше всех старался счастливый донельзя полковник Любушкин, не забывая коситься на непосредственное руководство. Генерал-майор Иван Дмитриевич Уланов тоже аплодировал стоя, не жалея ладоней. Кто-то закричал: «Ещё!», следом раздалось: «Бис! Бис!», и стало понятно, что народ требует от нас повторить песню. Я посмотрел на ведущих, те мне с улыбками одобрительно закивали, и я объявил, что, идя навстречу пожеланиям собравшихся, мы сейчас ещё раз исполним песню «Прорвёмся!» Что мы и сделали, заработав очередную порцию аплодисментов. Ну всё, пора валить, подумал я и, закончив с поклонами, первым отправился за кулисы, а мои музыканты, будто цыплята за курицей, заковыляли следом. Правда, Юрцу пришлось потом возвращаться за синтезатором, так как Лене утащить такую бандуру было не под силу. Он и в ДК его корячил на себе, и обратно потащит. Ну а что, ему же не пришлось нести ударную установку, а у нас с Валькой в руках были гитары.

— Молодец, Валентин, не подкачал, — похвалил я нашего басиста-вокалиста. — А уж на повторном исполнении ты вообще зажигал покруче меня.

На самом деле, конечно, круче меня на сцене никого не было, а Валька как стоял столбом, так и стоял, расщедрившись лишь на притопывание в такт песне. Хотя ему, конечно, было сложнее других, как я уже упоминал, там и партия басовая ведёт, а ещё и петь приходилось.

Тем временем на сцену прошествовал Юрий Богатиков, который был тепло встречен публикой. Ему предстояло исполнить три песни, это я подсмотрел в висевшем на стене за кулисами распечатанном на машинке листочке. Первая — «На безымянной высоте», затем «С чего начинается Родина», и под занавес — любимую милицейскую «Наша служба и опасна, и трудна…». Её тоже принимали неплохо, но наше исполнение, уверен, встречали более горячо.

Итогом нашего выступления стала полученная на следующей неделе благодарность лично из рук Уланова. Для этого весь наш коллектив пригласили в УВД, и мне как неофициальному руководителю ансамбля Иван Дмитриевич вручил оформленную в золотистую рамочку «Благодарность». Лучше бы, конечно, денег дали, я-то ладно, не бедствую, а вот ребятам премия пришлась бы кстати, особенно Юрке, но и на этом спасибо. Такая грамотка из рук самого начальника УВД по-своему бесценна в плане появления связей в руководстве пензенской милиции.

День спустя пришлось идти на почту — прибыли авторские экземпляры «Остаться в живых». Распаковывал книги с каким-то священным трепетом. В той жизни я тоже, помнится, вот так же брал в руки свою первую книгу чуть ли не как святой образ, да прости мне матушка-церковь такое сравнение. Следующий день посвятил дарению книг людям, которым не мог не подарить, естественно, с дарственной надписью. Инга, само собой, тоже стала обладательницей экземпляра романа, написал ей, мол, моя муза, если бы не ты и т. д. и т. п. В общем, сделал девчонке приятно.

В тот же день раздался звонок от Бушманова. Тот с ходу, даже ещё не дав мне рассказать, что я получил от его издательства книги, выдал про то, как на ночь глядя взялся читать мою рукопись о похождениях Задора и так и не смог оторваться до самого утра, пока не отложил в сторону последнюю страницу. Он уже успел сходить с моей рукописью к главреду, и так расписать роман, что тот решил тоже с ним ознакомиться. И он, Бушманов, очень надеется, что следом за книгой «В предгорьях Карпат» свет увидит и «Ладожский викинг», причём он будет хлопотать сразу о 100-тысячном тираже, не меньше. Я в этот момент, довольно ухмыляясь, подумал, что и 100 тысяч будет мало.