Звонок от Бушманова случился 1 ноября.

— Максим, поздравляю! — радостно крикнул в трубку ответсек издательства. — Твой роман вышел тиражом 50 тысяч экземпляров. Конечно, у нас не миллионные тиражи, как в «Юности», но, согласись, приятно подержать в руках своё сочинение отдельно изданной книгой.

И не менее приятно, как выяснилось, получить за него гонорар. 4500 рублей на дороге не валяются, на такие деньги можно было приобрести «Запорожец». Но, во-первых, он был нам на фиг не нужен, особенно мне, обладателю мотоцикла, а во-вторых, даже на это четырёхколёсное недоразумение надо было вставать в очередь. Нет уж, если и брать — то ВАЗ-2106, лучшее, что может предложить сегодня отечественный автопарк. «Волга» — разговор отдельный, лично меня эта жрущая десятками литров бензин «баржа» не прельщала. Пусть бензин сейчас и дешёвый, но мороки с этим монстром не оберёшься, то ли дело «Жигули».

Авторские экземпляры обещали прислать почтой в течение двух недель. От Бушманова я также узнал, что «В предгорьях Карпат» поставили в план на весну следующего года. И тоже запланирован тираж в 50 тысяч. Причём Валерий Николаевич выразил уверенность, что первый тираж «Остаться в живых» уж точно не залежится на полках книжных магазинов, и придётся печатать дополнительный. Та же судьба, по его мнению, могла ждать и вторую книгу, так что в плане материальной обеспеченности, похоже, в ближайшие годы можно было не волноваться.

В подтверждение тезиса, что жизнь полосатая, в тот же день мне принесли повестку, из которой следовало, что в сопровождении кого-то из родителей я должен послезавтра, 3-го ноября, явиться в ОБХСС Ленинского РОВД, к капитану Лещенко С. Н. в кабинет № 47.

Тут я впал в недоумение, если можно так выразиться. С какого перепуга я понадобился этой специфической структуре? Вроде бы в спекуляциях и хищении социалистической собственности замечен не был. Или меня в качестве свидетеля, может быть, вызывают? Как Пуговкина в киноальманахе «Не может быть!» Тот тоже поначалу перепугался, а потом оказалось, что его пригласили в качестве свидетеля. Правда, позже его всё равно посадили, но это уже другая история.

Я заявил родителям, что совершенно не представляю, по какой причине понадобился ОБХСС. Заволновавшаяся мама сказала, что пойдёт со мной. Пришлось звонит Бузову, объяснять, что завтра на занятия припоздаю, а может, и вообще не приду, если арестуют. Шутка не удалась, Николай Степанович явно нервничал.

— Ты как сходишь — позвони, расскажешь, если можно будет, чего тебя туда вызывали, — попросил он меня на прощание.

В общем, пришли, я показал повестку дежурному, тот окинул меня любопытным взглядом, наморщив лоб, видимо, пытаясь вспомнить, где слышал фамилию Варченко, потом кивнул в сторону лестницы:

— Второй этаж, направо по коридору.

Поддержка перил лестницы являла собой образчик дореволюционного чугунного литья. Ступени представляли более современный стальной, ребристый прокат, но уже были продавлены посередине и вытерты до блеска. Сколько по ним за эти десятилетия поднималось и спускалось милиционеров и задержанных ими преступников… А также таких, как я, не подозревающих, зачем их вызвали повесткой в отдел БХСС.

Я старался держаться невозмутимо, а мама по-прежнему не могла скрыть своего волнения. Ещё и пришлось посидеть на ободранных стульях в воняющем смесью табака и какой-то бомжатины коридоре, пол которого был застелен ободранным линолеумом. Какое-то время спустя мимо нас провели мужика в наручниках. На украшенной парой шрамов физиономии задержанного было написано, что у него за спиной как минимум пара сроков и вот уже корячится очередной. Тьфу-тьфу, да минует меня чаша сия…

Наконец из кабинета вышли милицейский лейтенант с каким-то понурым гражданским и, постучав в дверь, мы услышали приглашение войти.

Средних лет мужчина, чем-то похожий на актёра Юматова, курил, изучая какие-то лежавшие перед ним бумажки. Одет он был в гражданский костюм, пиджак расстёгнут. Кинул на нас взгляд, прищурился:

— Варченко? С матерью пришли? Садитесь.

И снова углубился в изучение материалов. Минуты две спустя соизволили всё же отложить документы в сторону, задавил в пепельнице окурок, встал, закрыл форточку и достал из сейфа тонкую картонную папку.

— Вот это, — он с усталым видом ткнул увенчанным желтоватым ногтём указательного пальца в папку, — не что иное, как ваш, Максим Борисович, срок в колонии для малолетних преступников, из которой вы через пару лет перейдёте на взрослую зону. Там и будете досиживать оставшийся срок.

Мама тихо охнула, а мне стало как-то не по себе. Невероятным усилием воли справившись с эмоциями, я как можно более спокойным голосом поинтересовался:

— Может быть, товарищ капитан, вы для начала всё же представитесь, а заодно объясните, в чём я обвиняюсь? А то как-то странно получается, ни с того ни с сего тычете мне в нос этой папкой, грозите сроком… А я и понятия не имею, что вы мне пытаетесь инкриминировать.

— Надо же, какой грамотный клиент попался, — прищурился Лещенко. — Ничего, мы и грамотных до суда доводили. Капитан Лещенко Сергей Николаевич, начальник ОБХСС Ленинского района. А зачем вас сюда пригласил — сейчас и объясню.

Он достал из папки один из листков и показал его мне, впрочем, не соизволив дать в руки.

— Вот здесь показания свидетелей, из которых следует, что вы, гражданин Варченко, вместе со своим вокально-инструментальным ансамблем под названием «Гудок» неоднократно осуществляли музыкальное сопровождение свадебных торжеств, получая за это денежное вознаграждение. В частности, в прошлом году, осенью, в селе Кучки вы выступили на свадьбе Кривко и Селихметьевой, за что получили сто рублей. У меня мать на фабрике Клары Цеткин столько в месяц зарабатывает.

Он поджал губы, продолжая сверлить меня взглядом, словно я эти сто рублей у его матери отжал в подворотне.

— Мало того, там же на свадьбе вы заодно сломали руку гражданину Кукину Василию Ивановичу, а это нанесение тяжких телесных повреждений, опасных для здоровья.

Что было, то было, но Вася тогда поделом получил, нечего было женщин бить и с ножом на людей кидаться. Что я и сообщил Лещенко, добавив, что гражданин Кукин ещё и рецидивист. А затем нагло заявил, что денег я и мои музыканты не брали, отработали по дружбе за еду, и попросил предъявить имена свидетелей.

— Ну и молодёжь пошла, — вздохнул Лещенко, качнув головой. — Нет что бы покаяться, дать обещание больше такого не делать…

В этот момент раздался стук в дверь, и тут же, не дожидаясь ответа, в кабинет протиснулась маленькая и толстая женщина в едва ли не трещавшей на ней по швам форме. Тоже капитан, механически отметил я про себя.

— Простите, Сергей Николаевич, что задержалась, совещание начальников ПДН в УВД затянулось, — прочирикала она неожиданно тонким голоском, по-хозяйски усаживаясь на свободный стул. — Это, я так понимаю, и есть Варченко?

— Здравствуйте, Алевтина Андреевна, — кивнул ей Лещенко. — Да, это и есть тот самый Варченко. Знакомьтесь, — это уже с иронией нам, — начальник комиссии по делам несовершеннолетних Ленинского РОВД Алевтина Андреевна Тарасова. А я вот тут, — это уже снова ей, — знакомлю маму нашего музыканта с нетрудовыми доходами её сына.

— Да уж, мамочке полезно будет узнать, чем занимается её сынок, — произнесла Тарасова не предвещавшим ничего хорошего голосом.

— Простите, вы что, правда хотите посадить моего сына за то, что он с ребятами играл на свадьбах?

В голосе маме прорезались истерические нотки, и я успокаивающе сжал её руку.

— Это уже как суд решит, если до него дойдёт, — пожал плечами Лещенко. — Кстати, ребята, как вы выразились, тоже своё получат, только позже.

Он взял из папки следующий лист и снова показал его мне на расстоянии.

— Та же осень 1977 года, свадьба в ресторане «Тернополь», и вновь гражданин Варченко кладёт себе в карман сто рублей, делая вид, что не догадывается о том, что в нашей стране любой доход облагается налогом. Идём дальше…