Так как забронировать в Москве в преддверии Нового года пару номеров в гостинице (один для меня, второй для Инги с мамой) было нереально, нас выручил Стефанович. Он договорился со своей старой знакомой, разведёнкой, работавшей на «Мосфильме» гримёром, которая согласилась нас приютить на одну ночь. Причём бесплатно, хотя мы и пытались предложить деньги. В итоге за оставшееся до поездки в «Останкино» время накупили продуктов, от которых гостеприимная хозяйка не посмела отказаться и тут же забила ими холодильник.

У неё же мы и переоделись. Мне пришлось отказаться от демократического стиля, облачившись в строгий костюм с галстуком, хорошо хоть не «бабочкой». Мама и Инга захватили из Пензы свои лучшие платья, мама-то уж точно, в которых вкупе с грамотным макияжем и причёской выглядели просто отпадно. С макияжем им помогла, конечно же, хозяйка квартиры, чуть сильнее накрасив маму и лишь слегка, но очень точно подчеркнув глаза Инги. А причёсками занималась соседка нашей хозяйки, оказавшаяся по удачному совпадению парикмахером из знаменитой «Чародейки». Она только что вернулась со смены, и собиралась заниматься своими домашними делами, но заплаченная за двух дам 25-рублёвая купюра помогла решить вопрос.

В «Останкино» поехали на такси, не в метро же им было спускаться в таких платьях, полы которых выглядывали из-под шубок моих женщин. У мамы платье вообще было до пола, а учитывая московскую слякоть, оно бы точно запачкалось. Туфли женщины захватили с собой, я же ещё из Пензы выехал в осенних ботинках.

Я вообще-то думал, что к концертной студии нас подвезёт Стефанович, но тот заранее извинился, заявив, всю вторую половину дня вынужден заниматься только Аллой. Мы не гордые, сами доберёмся, благо что водитель нам попался грамотный, быстро, но не нарушая правил, довёз до конечной точки маршрута.

Пригласительные, на которых мероприятие было обозначено как заключительный концерт лауреатов, нам сразу вручил Стефанович, пробурчав, что гостевые пригласительные для мамы и Инги достать их было непросто. На вопрос, сколько мы ему должны — махнул рукой, мол, свои люди, сочтёмся. Ну да, на моих песнях Алка уж всяко окупит расходы мужа на два пригласительных, хотя, я думаю, он мог выбить их благодаря своим связям вообще бесплатно. А мне как участнику пригласительный достался бесплатно, но я его получил уже по приезду в «Останкино», когда строгая женщина в очках сверилась со списком и скрупулёзно изучила мой паспорт. Не верилось ей, что автор песни столь юн, хотя мне самонадеянно казалось, что мою фамилию уже должна выучить вся страна.

Нам сразу выдали голубые квадратики с эмблемой «Песни года», которые мы прикололи на левую сторону груди. После этого ещё какое-то время побродили по фойе, вернее, по коридору, всё-таки это был студийный комплекс, а не концертный зал. Причём я гулял с Ингой под ручку, ловя на себе завистливые взгляды мужчин, которые, уверен, тоже не отказались бы прогуляться под ручку с такой красоткой. Женщины разглядывали Ингу оценивающе, да и маму заодно. Она для своего возраста выглядела если и не сногсшибательно, то вполне на уровне, уж не хуже столичных штучек. А за своей спиной я то и дело слышал перешёптывания: «Это Варченко?» «Вроде он» «Какой симпатичный… Что это с ним за девушка?» От этих слов пока ещё небольшая грудь Инги приподнималась вместе с подбородком, и она в этот момент напоминала аристократку, а я с трудом сдерживался, чтобы не прыснуть со смеху.

Хех, вон и Эльдар Рязанов медленно двигается ко входу в студию. Он-то здесь чего позабыл?

— Максим Варченко?

О, кажется, нашлись смелые поклонницы. Дорогу нам преградили две тётушки бальзаковского возраста, одна из них без преувеличения пожирала меня плотоядным взглядом, словно львица — филе антилопы гну.

— Здравствуйте! — вежливо здороваюсь с женщинами.

— Максим, это ведь вашу песню сегодня Алла будет исполнять? — полувопросительно, полуутверждающе заявляет «львица». — Она мне так нравится!.. Песня, я имею в виду. Хотя и Аллочка тоже прекрасная певица. Ой, мы не представились! Марина Витальевна, и а это моя подруга Александра Павловна. Между прочим — дочь знаменитого поэта Александра Блока.

— Мариш, ну не надо…

— Ну а что, пусть люди знают!

— А почему же отчество Павловна? — спросил я, подозревая, что меня пытаются неумело развести.

— Ой, там такой детектив… Своей матерью Саша всегда считала Марию Сергеевну Сакович, которая была главным врачом при только что созданном в Петрограде БДТ — тогда его называли Больдрамт. Там она часто встречалась с Блоком…

— Марина!

— Ладно, ладно, Саша, не буду. Но твоя история достойна журнала, поверь мне, не знаю, почему ты постоянно от всех скрываешь такую биографию… Извините, пойдём мы свои места занимать, а то через десять минут начало.

И нам пора. На входе в зал неожиданно встречаем Стефановича.

— Вы-то мне и нужны, — говорит он. — После концерта не убегайте, у нас тут кое-какое мероприятие намечается. Встретимся у выхода, я к вам подойду.

Интересно, что это ещё за мероприятие? Ладно, война покажет.

— Кстати, твоя песня, — это уже мне, — под номером 36, сразу после выступления Кикабидзе.

— А покажут когда? — встревает мама.

— 1 января, не забудьте включить телевизор, — улыбается Александр Борисович.

М-да, долго ждать. Ну да всё равно до конца сидеть придётся. Мы с моими женщинами разделяемся, им на двенадцатый ряд, а мне на третий. На самом деле он четвёртый, только укороченный первый ряд, находящийся в паре метров от второго, называется нулевым. Нахожу своё семнадцатое место, крайнее в ряду, по правую руку от меня сидит моложавый мужчина с весьма характерной причёской, и лицо мне его кажется знакомым. Не успеваю я опуститься в очень уж низкое кресло, как он вдруг улыбается мне, я тут же интуитивно протягиваю руку, и тот с готовностью жмёт мою ладонь:

— Максим, — представляюсь я.

— Максим Варченко? — уточняет мужчина. — Очень приятно, а я Владимир Мигуля. Наконец-то увидел вас, что называется, вживую. Всё не мог представить, как это в нашей композиторской среде завёлся столь юный талант. Вам же шестнадцать. Если не ошибаюсь? А так я бы уже лет восемнадцать дал, вон плечи какие.

— Это всё занятия спортом, — смущённо улыбаюсь я.

— Вы ведь боксом, кажется, увлекаетесь?

— Есть такое.

— Я читал, на чемпионате в Греции какой-то скандал даже случился…

— Юниорское первенство Европы, — мягко поправляю я. — Да, было дело, соперник меня русской свиньёй обозвал, я в ответ ему едва в челюсть не засандалил, не знаю, как сдержался.

— Да-а, как нехорошо… Я бы, пожалуй, и не сдержался, особенно когда помоложе был, за грубое слово мог сразу в лоб дать… А я так понимаю, Пугачёва и Добрынин вашу песню сегодня исполняют? Ближе к финалу концерта. Хорошая песня, им очень подходит.

— Спасибо, — искренне благодарю Мигулю. — А у вас что за песня сегодня прозвучит?

— «Солнечные часы», мы её с Ильёй Резником написали для Яака Йоалы.

Он кивнул в сторону прислушивавшегося к нашему разговору своего соседа по правую руку. Точно, Резник, ещё тёмная шевелюра, хотя и покороче, чем в старости. Правда, и залысин ещё нет.

— Тоже неплохая вещь, — улыбаюсь в ответ.

Не стал я говорить, что не знаю, что это за песня. Может, в прошлой жизни и слышал, но, видно, в памяти не отложилось. Не то что «Трава у дома», написанная тем же Мигулей.

— Дипломы будут вручать? — интересуюсь я.

— Должны.

Кстати, прямо передо мной на первом ряду сидели не кто иные, как Александра Пахмутова и Николай Добронравов, на чьей обрамлённой редкой порослью волос лысине отражались огни софитов. Почему-то не к месту вспомнился чеховский Червяков, неосторожно чихнувший на лысину сидевшего впереди генерала, и у меня тут же, как назло, засвербело в носу. Применил испытанное средство — потёр пальцами переносицу и через несколько секунд желание чихнуть исчезло.

В этот момент на сцене началось движение, появились ребята Большого детского хора Центрального телевидения и Всесоюзного радио под руководством Виктора Попова. Они заняли свои места на длинном постаменте у задника сцены, изображавшего останкинскую телевышку с исходящими от её вершины волнами эфира и стоявшие по обе стороны многоэтажные дома. Затем на весь зал заиграла музыка и зазвучало: