Вот так же вел себя Тони, когда бывал пьян и зол на меня.

– Он в душе насильник, вот к чему я клоню, док. Понимаю, вам неприятно это слышать. Но, черт побери, это правда. Сдается мне, вы испытали нечто подобное...

Больц пил слишком много. Перебрав, он становился еще хуже.

– Случай совсем не редкий. Вы не поверите, сколько заявлений проходит через мои руки, причем женщины обращаются в полицию даже через два месяца после такой вот бурной ночки. Постепенно до них доходит, что надо кому-то рассказать. Часто подруги их уговаривают заявить в полицию. И знаете, каков контингент бытовых насильников? Все важные птицы – банкиры, бизнесмены, политики. Встречает такой козел в баре красотку, покупает ей напиток, подсыпает в стакан хлоралгидрат – и дело в шляпе! А наутро девушка просыпается рядом с этим животным и чувствует себя так, будто на ней всю ночь черти воду возили.

Нет, Билл никогда не смог бы так со мной поступить. Он меня любит. Я ему не чужая, не случайная женщина... А вдруг он просто соблюдает осторожность? Ведь я слишком много знаю. Со мной бы этот номер не прошел.

– Подонкам такие вещи сходят с рук годами. Некоторые и вовсе умудряются ни разу не попасться. Так и помирает такой вот урод чистеньким, а у самого на ремне отметин не меньше, чем у Джека Победителя Великанов...

Мы стояли и ждали, когда загорится зеленый. Я потеряла счет времени, я уже не могла сказать, сколько мы просидели без движения.

– А хорошее сравнение, верно? Тот мух мочил, этот женщин насилует – и каждый насечку делает на ремне...

Красный все горел, точно зловещий кровавый глаз.

– Так делал Больц с вами нечто подобное, а, док? Он вас насиловал?

– Что? – Я медленно повернулась к Марино.

Он смотрел прямо перед собой, лицо его от красных "габаритов" проезжающих машин казалось бледным.

– Что? – снова спросила я. Сердце бешено колотилось.

Зажегся зеленый, и мы поехали.

– Больц вас когда-нибудь насиловал? – повторил Марино так, будто видел меня в первый раз, будто я была одной из "красоток", притащившей в полицию заявление.

Я почувствовала, что густо краснею – краснота поднималась по шее, ползла к лицу.

– Больц делал вам больно – например, пытался вас душить?

И тут я взорвалась. У меня перед глазами замелькали искры. В голове все смешалось. Кровь и ярость заливали мне глаза.

– Нет! Я вам уже все о нем рассказала, все гребаные подробности! Все, что собиралась рассказать! Точка!

Марино опешил и не проронил больше ни слова.

Я не сразу поняла, где мы оказались.

Огромный белый циферблат плыл высоко в небе, над тенями и громадами, которые материализовались в стоянку автотранспорта. На переднем плане находились автомобили-лаборатории. Вокруг не было ни души – никто не видел, как мы подъехали к моей служебной машине.

Я отстегнула ремень безопасности. Меня била дрожь.

Во вторник шел дождь. Серые небеса исторгали потоки воды с такой силой, что "дворники" не успевали очищать ветровое стекло. Моя машина стала лишь звеном в растянувшейся на шоссе и еле ползущей цепи автомобилей.

Настроение вполне соответствовало погоде. Последняя стычка с Марино вымотала меня, воспоминания о ней вызывали тошноту. Как давно ему все известно? Сколько раз он видел белую "ауди" у моего дома? Катался ли он по моей улице только из любопытства? Наверняка хотел посмотреть, как живет спесивая выскочка, которую неизвестно за какие заслуги назначили главным судмедэкспертом штата. Марино наверняка знал и какая у меня зарплата, и сколько я ежемесячно плачу по кредиту за дом.

Проблесковый маячок "скорой" и указание патрульного заставили меня перестроиться в левый ряд. Полиция оцепила место аварии. Погруженная в мрачные мысли, я объезжала искореженный автомобиль, как вдруг в мое сознание проник голос диктора:

– "Над Хенной Ярборо было совершено надругательство сексуального характера. Затем женщину задушили, и эксперты считают, что она стала пятой жертвой серийного убийцы, который орудует в Ричмонде уже два месяца..."

Я прибавила громкость. Радио ничего нового не сообщило – все это я только за сегодняшнее утро слышала раз пять. Кажется, кроме убийства Хенны Ярборо, в Ричмонде за последние дни не произошло ничего достойного внимания. Диктор продолжал:

– "...прояснить по предыдущему убийству. Как сообщает надежный источник, доктор Лори Петерсен за несколько секунд до того, как на нее было совершено нападение, успела набрать 911..."

И это не ново – в сегодняшней газете на первой полосе я уже видела статью, в которой упоминалась данная весьма интересная подробность.

– "...Нам удалось встретиться с ответственным за безопасность в городе Норманом Таннером, и он сделал следующее заявление..."

Послышался голос Таннера – фраза явно была заготовлена заранее:

– "Полицейское бюро осведомлено о сложившейся ситуации. Ввиду щекотливости последней я отказываюсь давать какие бы то ни было комментарии..."

– "Мистер Таннер, у вас есть какие-либо предположения относительно того, кто является этим источником информации?"

– "Я не уполномочен давать такие комментарии..."

Не уполномочен он, ха! Не знает – так бы сразу и сказал.

Зато я знаю.

Так называемый источник – не кто иной, как Эбби Тернбулл. Правда, фамилия ее нигде не стоит – видимо, редакторы решили не помещать ее в газете. Мисс Тернбулл больше не рассказывала о событиях – теперь она сама стала "происшествием недели". Мне вспомнилась ее угроза: "Все получат по заслугам!" Имелись в виду Билл, полиция, городские власти, сам Господь Бог. Я ждала, что сейчас диктор поведает аудитории о взломе базы данных и о перепутанных предметных стеклах. Все получат по заслугам, а я что, особенная?

На работу я попала только в половине девятого. Телефоны уже разрывались.

– Вот это журналисты, – произнесла Роза извиняющимся тоном, положив на журнал для записей стопку кислотного цвета стикеров с телефонными номерами. – Звонят все, кому не лень. И из телефонных компаний, и из журналов, а только что прорвался какой-то тип из Нью-Джерси – книгу он, видите ли, пишет!

Я закурила.

– Названивают насчет Лори Петерсен, – добавила Роза, помрачнев. – Ужасно, если это правда...

– Отсылайте всех через дорогу, – перебила я. – Всех, кто хочет узнать о последних убийствах, отправляйте к Эмберги.

Эмберги уже успел нагнать мне по электронной почте несколько напоминаний о том, чтобы я "немедленно" предоставила ему копию отчета о вскрытии Хенны Ярборо. Слово "немедленно" в последнем послании Эмберги подчеркнул и приписал убийственное: "Потрудитесь объяснить, каким образом информация просочилась в "Таймс".

Неужели он намекал на то, что я несу ответственность и за эту "утечку"? Чего доброго, обвинит меня в разглашении сведений о непринятом звонке в 911.

Нет уж, от меня Эмберги объяснений не дождется. Пусть хоть завалит меня письмами или даже явится во плоти, я слова не скажу.

– Пришел сержант Марино, – сказала Роза и добавила (чем сильно меня задела): – Вы хотите с ним говорить?

Марино нужен был отчет о вскрытии, и я уже подготовила для него копию. Я надеялась, что он заедет ближе к вечеру – тогда бы мы с ним разминулись.

Я подписывала отчеты о токсикологических исследованиях, громоздившиеся на столе, когда из коридора послышались тяжелые шаги Марино. Дверь открылась. На пороге возник доблестный детектив. С его темно-синего плаща моментально натекла целая лужа. Жидкие волосы прилипли ко лбу, лицо осунулось.

– Насчет вчерашнего вечера... – с места в карьер начал Марино, шагнув к моему столу.

Я так глянула на сержанта, что слова застряли у него в горле.

Марино в замешательстве огляделся по сторонам, расстегнул плащ и стал шарить по карманам в поисках сигарет.