За узкой дверью, куда втащили Вечного, по центру комнаты располагался накрытый простыней стол. Вблизи него стоял наполненный водой бочонок. С ним рядом широченная скамья вместила стопку выстиранных тряпок и черпак. Чуть в стороне высокая жаровня чернела россыпью остывших угольков. Вдоль стен теснилось несколько шкафов забитых лекарским добром: флаконы, банки, пузырьки, коробки, различный медицинский инструмент, бинты и всякий прочий непонятный хлам. Не удивительно, что здесь стояла вонь - с порога в нос ударил резкий запах, и это при распахнутом окне.

   Вопреки ожиданиям, сначала Яра в носилках опустили на пол, где полностью раздели, и уж только потом голого водрузили на стол. Беглый осмотр раненого сподвигнул лекаря поцокать языком и вынести вердикт:

   - Здесь нечего лечить. Еда, питье и сон. Дня два - и он очухается. Оденьте в чистое и можете тащить его в застенок.

   В шесть рук Мудрейшего, как малого ребенка, засунули в тряпичные штаны. Затем, немного приподняв, накинули такую же рубаху. Опять носилки, снова двор и тряска. За прочной с виду дверью коридор, за ним еще один с охранником в конце. Засовы с лязгом убежали в сторону, и пленника втащили в темное, лишенное окон помещение. Стол, лавка две свечи, четыре черных зарешеченных провала в никуда и стражник, подскочивший в любопытстве.

   - Есть постояльцы? - кивнул на камеры сопровождавший Яра офицер.

   - Всего один.

   - Гони его отсюда.

   - Как так гони? - растерялся охранник. - Этот гад в телеге с зерном парчу прятал. Выкупные только через два дня подвезут.

   - Насрать! За ворота его! - махнул рукой офицер. - Наш новый гость хочет отдохнуть в одиночестве. Майор приказал, чтоб один, и следить неусыпно. Давай, выводи.

   Не споря больше, стражник бросился к одной из решеток и, недолго побренчав ключами, распахнул невысокую дверцу. Нырнув в темноту, охранник скрылся из вида пришедших, но спустя всего пару мгновений вернулся обратно, волоча за собой помятого заспанного мужика. Тот непонимающе таращил глаза на державших носилки солдат и на Яра. Открыв рот, узник было решился спросить - что к чему, но, нарвавшись на взгляд офицера, одумался и в молчании проследовал прочь.

   Пока Вечного заносили в освободившуюся камеру и перекладывали на грубую деревянную скамью, заменявшую здесь кровать, дежурный успел воротиться. Перед тем, как захлопнуть решетку, на полу рядом с ложем раненого Бездушного егеря дальновидно оставили пару тарелок с едой и кувшин. Потчевать пленника с ложечки больше не собирались. Сможет - поест. А коли нет, так в застенке довольно прохладно. Продукты едва ли испортятся.

   Провожатый и носильщики удалились, стражник занял привычную позу, усевшись на лавке, Яр же взглядом тянулся к свечам, размышляя над собственной участью.

   "Кормят, лечат, не бьют... знать к чему-то готовят. Вот понять бы к чему."

  ***

   В заточении время шло медленно. Смену ночи на день и обратно без окна распознать тяжело. По своим ощущениям и тому обстоятельству, что охранники трижды менялись, Яр решил, что уже миновало три дня. Также точность расчетов подтверждало количество завтраков, обедов и ужинов. На еду егеря не скупились. С каждым разом порции становились все больше, а пища сытней. Вслед за кашей явились и сало, и мясо, и хлеб. Вечный лопал, как не в себя. Силы стремительно возвращались. На месте раны осталось жалкое невзрачное пятнышко - еще чуть-чуть и оно пропадет.

   Окрепший пленник даже начал всерьез задумываться о побеге, но пока слишком многое оставалось для Яра неизвестным и непонятным, чтобы идти на такой риск. Тем более, что его дальнейшая судьба по-прежнему скрывалась в пелене незнания. А после визита майора, случившегося в первый же день заточения, загадок только прибавилось.

   Тогда, всего через час после появления Яра в застенке, за дверью послышались ругань и звуки какой-то возни. Охранник вскочил, попытался окликнуть напарника с той стороны, но уже слишком поздно. Засовы, сдаваясь, загромыхали, и сквозь растущую щель начал протискиваться обряженный в балахон человек. Стражник, что дежурил снаружи, старался сдержать нежеланного гостя, но бой этот явно проигрывал. Почему - было ясно. Сопровождавшие борьбу слова все разъясняли. Проведать пленника явился человек имевший власть, которого так просто не спровадишь.

   - Пусти, кому сказал! - визжал пришедший.

   - Не велено же, Брате, - молящим голосом противился солдат, раскинув руки в стороны.

   - Мне можно! Проклятый как раз по нашей части! Сие есть дело Братства!

   - Но у меня приказ. Вы ж знаете порядки, - упорствовал охранник, отступая. - А ты-то, что стоишь?! - прикрикнул солдат на напарника. - Беги к начальству! Живо!

   Второй служака не стал себя упрашивать и, ловко просочившись сквозь живой затор, стремглав утопотал по коридору. Буквально миг спустя церковник смог нащупать слабину в защите егеря, и, испустив победное "Ага!", прорвался-таки внутрь.

   - Где он? Устроили темницу. Не видно же ни зги, - силился разглядеть внутренности камер церковник.

   Видно, года уже притупили зрение Брата, да и зашел он из светлого коридора во мрак, так что минута-другая истратилась только на привыкание глаз к темноте. Грузный обладатель серого балахона, присматриваясь, бродил вдоль решеток. Причем, зажатая в руке свеча церковнику только мешала, слепя осторожного Брата, не решавшегося просунуть источник света сквозь прутья и болтавшего им у лица. Безуспешные поиски пленника сопровождались ругательствами, обещаниями всяческих кар виноватым и просто невнятным бормотанием. Охранник тенью следовал за гостем, притворно щуря глаз и сетуя на то, что где сидит Бездушный знать не может.

   - Мой пост снаружи, Брате, - сокрушался стражник. - Не ведаю, где заперт. Чуток погодьте, воротится Гашек. Он точно знает, сам же запирал.

   Но служитель Церкви "годить" не собирался. Он только отмахнулся от охранника, а сам попробовал пойти другим путем и напрямую обратился к пленнику:

   - Эй, Проклятый, ты где? Отзовись! У меня к тебе есть вопросы.

   Само собой Мудрейший не откликнулся. Яр, замерев, лежал во тьме своей коморки и благоразумно молчал. Церковник подождал ответа, не дождался, склонил Зарбага, плюнул под ноги и лишь потом внезапно догадался вернуть свечу на стол. Спустя минуту радостное "Вижу!" совпало с грянувшим по коридору топотом. О чем хотел Брат пообщаться с Проклятым и как он думал получить ответы сквозь решетку, так и осталось тайной. Вбежавшие солдаты вежливо подвинули церковника чуть в сторону и выстроились между ним и камерой. Майор, вошедший в комнату последним, расстроенно вздохнул:

   - Брат Рикард, каюсь. Виноват. Не сообщил вам новость. Я собирался, но... одно, другое, третье...

   - Бернард, что происходит? - не стал дослушивать речь егеря церковник. - Какого лешего мне не дают пробраться к пленнику? Я должен допросить.., да и вообще, пора бы отправлять за инквизицией.

   - Пора, да не пора, - поднял руку Майор. - Гонца я уже выслал, но не к вашим. Не злитесь, Брат, но у меня приказ сдать пленника гвардейцам. Пришел еще тогда, когда мы получили из Селины весть про их отряд. И между прочим, от самого наместника Ализии - тут не поспоришь. Причем, отдельным пунктом шло: 'допросов не чинить'. Вы думаете, я бы не хотел его поспрашивать?

   - Вот так дела... - с досадой протянул церковник. - Какой-то важный гусь, видать, попался. Сказал бы сразу, что к чему, так я бы и не лез.

   - Так вот же ж. Не успел, - развел военный руки в примирении. - Моя вина. Обиды не держите.

   - Какие тут обиды, - отмахнулся Брат. - Я ж с пониманием. Коль надо, значит надо.

   Служитель Церкви разочарованно вздохнул и двинулся к выходу. На миг задержавшись в дверях, он обернулся и бросил пару слов, расстроивших Мудрейшего, который, слушая весь этот разговор, уже воспрянул духом.