Интересный факт: в деревне в семьях самое малое пятеро детей, тогда, как у Прохора с Людкой ни одного не видать. От расспросов я отказался, мало ли, больная тема.

Загрузив транспорт, который моя память назвала «грузовой газелью» — я и без внезапных озарений уже довольно многое вспомнил — Прохор сказал:

— Ты сам не знаешь чему обучен, а узнаешь только опробовав? — Я кивнул. — Полезай за баранку.

Едва я сел за руль, руки-ноги сами начали что-то делать, машина заурчала и двинулась в путь. Управление машиной происходило на автомате — тело явно помнит, что надо делать. Прохору только и оставалось, что указывать мне дорогу да травить байки о том, как раньше лесником был.

Когда речь пошла об охоте и о том, как выслеживать зверя, я, сам того не замечая, стал его поправлять и объяснять как проще и быстрее следы прочитать и тропы звериные обнаружить. Прохора это не удивило, видимо, он, как и я, списывал это на мою связь с природой и на все те же рефлексы той жизни. Я уже перестал замечать подсказки памяти и воспринимал их, как должное.

Часа через полтора-два мы подъехали к огромной крепости этажей этак на пятнадцать в высоту. Стены были выполнены из бетона темно-серого цвета. Ворота, сделанные из какого-то интересного сплава, были открыты нараспашку.

Припарковались у стены, рядом с воротами, мы вошли в ворота. Мне открылось не самое приятное зрелище: большая часть населения ходит в рванине, куча карманников орудуют, не особо-то и скрываясь, а нищих вообще не счесть.

— Это внешнее кольцо Города, — Инструктировал меня Прохор — Здесь одна сволочь ошивается, смотри, не зевай, не то без порток останешься, эти — он кивнул на группку малолетних воришек — шустрые больно, облапошат без труда.

Мы шли по загаженным узким улочкам, повсюду лежали тела. Кто-то просто спал на улице, а кто-то уже не подавал признаков жизни.

Какое счастье, что мой проводник повязал мне на лицо повязку, смоченную в какой-то жиже с интересным ароматом, если б не она, то я бы уже загнулся от окружающей реды. Пройдясь по петляющим улочкам, мы вошли в среднее кольцо города, где, по словам Прохора, обитал народ поприличнее, хотя по состоянию их обносков, сказать это сложно, однако воришек почти не было.

Зато появились местные стражи порядка, все как на подбор: рост выше среднего, подкачаны, но не очень сильно, одеты в синие комбезы с защитными вставками, каждый носил на поясе складную дубину.

Что интересно — на мой топор за поясом они никак не отреагировали, похоже, на ношение оружия запрета нет. Прохор пошел договариваться с кем-то о продаже картошки, которую мы привезли, а я ждал его, сидя на лавке и следил за течением жизни вокруг.

Через какое-то время я почувствовал, что за мной следят, причем, внаглую, а также то, что это не есть хорошо. Оглядевшись, я не обнаружил причины своих ощущений. Положил ладонь на рукоять своего топора. Успокаивает слабо, но это лучше, чем ничего.

Где Прохор? Нам срочно пора уходить, а я все еще тут сижу. Что ж делать-то? Если драка будет, меня по-любому сомнут, боевой режим мне как бы противопоказан по состоянию здоровья. Глядя вокруг себя, я заметил, что в мою сторону идут двое стражников (или как их там звать полагается), недружелюбные рожи которых меня крайне не понравились. Узнали? Или я сейчас успел что-то натворить? Скорее первое. Блин, сейчас бежать бесполезно, их сослуживцы стояли на всех выходах из двора, которые мне удалось увидеть. Пока я пытался сообразить, что же делать, два клона (странное словечко всплыло из недр памяти) подошли довольно близко.

— Не дергайся. — бесцветным голосом произнес один и я послушно замер.

— Ты обвиняешься в убийстве множества невинных людей… — Тем же голосом сказал второй. Вот это поворот… сейчас меня арестуют за то, чего я даже не помню.

Однако вместо ареста они выхвати свои дубинки, сбили меня с ног и принялись тщательнейшим образом готовить из меня отбивную. Как я не силился, боевой режим не врубался, а без него я против этих уродов просто груша. Болезненные удары приходились один за другим, я даже заорать не мог.

Руки и спина уже почти не чувствовались еще немного и я потеряю сознание…

Вдруг, удары прекратились. Я открыл глаза и был удивлен зрелищем: один из клонов выронил дубинку и катался по земле в агонии, из его носа и ушей ручьями лилась кровь и за эти мгновения натекла уже приличная лужа. Второй же замер изумленно глядя на напарника.

Вдруг, из толпы зевак выскочил человек в черном длиннополом балахоне, с капюшоном, скрывавшим лицо, подбежал к замершему клону, совершил едва уловимое движение, отчего клон завалился на землю, пытаясь заткнуть кровавый фонтан, бьющий из его горла, подбежал ко мне и, схватив меня за шиворот, единим рывком поднял на ноги, и побежал дальше, бросив через плечо:

— За мной!

Я подчинился, хотя было очень трудно держать подобный темп в моем состоянии, но боевой режим все же частично врубился, что немного облегчило задачу, поскольку, адреналин притупил боль. Вбежав в один из дворов, мы поняли, что окружены. По всем щелям стояло оцепление, а сзади приближалась погоня.

«Нам трындец» — подумал я, Однако незнакомец спокойно скомандовал:

— Ложись и закрой уши.

Я подчинился, после чего оглушительный грохот прошелся по ушам кувалдой, и ярчайшая вспышка ослепила глаза даже сквозь веки.

— Подъем!!! Че разлегся?! — сквозь пелену контузии до меня донесся голос Балахона, я ощутил, как меня ухватили за плечо и мощным рывком подняли на ноги, после чего волокли за ворот, сам не знаю куда, в глазах все троилось и плыло, ручьем текли сопли и слезы.

Боль отключилась, наверное, мой организм сам ее отключил, не дожидаясь болевого шока. Когда я немного оклемался, то обнаружил, что мы уже в помещении, причем, здоровенная дверь, которую запирает мой спаситель из того же сплава, что городские ворота. Закончив с дверью, Балахон облокотился на нее и съехал вниз до упора задницы в пол и так сидел, тяжело дыша. Ему было явно на порядок хуже, чем мне. Надо будет узнать как его зовут…

— Незачем тебе… лучше так и зови Балахоном… — через силу сказал он. Капюшон сполз и теперь я увидел его лицо: на вид лет тридцать, стрижен «под троечку», глаза фиолетовые, на узком лице виднелась недельная щетина.

Так, похоже, он отключился. Я встал, превозмогая свое состояние, и осмотрел квартиру. Найдя койку, определил туда своего спасителя, нашел санузел, намочил тряпку в раковине и прилепил ему на лоб. Надо будет и собой заняться, но сначала Балахон. Кстати, как он узнал, что я так его окрестил? Неужели…

— Да-да…телепат…я… — похоже, он еще в сознании — …воды… — простонал он.

Одновременно с этим в мою голову словно из ведра влили знание о том, где здесь найти эту самую воду — полупустая бочка, левее от раковины.

Я незамедлительно принес металлическую кружку с водой, которую дядька опрокинул в себя одним глотком и вновь отрубился. Почувствовав на шее что-то липкое я машинально потер ее, на руке была кровь. Из ушей пошла.

Пошел умываться, после чего напился той же воды, что принес Балахону. Вернувшись в комнату, обнаружил его сидящим на полу в странной позе — ноги скрестил и подобрал под себя. Глаза закрыты, слегка раскачивается из стороны в сторону, балахон лежал на койке, и это позволило заметить, что он весьма худощавый и почти совсем не накачан.

Если б не видел его в деле назвал бы дрищом. Ладно, не знаю что он делает, просто не буду мешать. Пошел исследовать кухню. Обыск выявил наличие армейских пайков. Надеюсь, претензий по этому поводу не будет…

Пока уплетал лапшу, осмотрел интерьер. Память подсказала, что планировка здесь, как на корабле, хотя я в этой жизни с оными еще не встречался.

Решил проведать Балахона, но только я привстал, он сам вошел на кухню и молча сгрыз сырой сухпай и уселся напротив, уставившись на меня изучающим взглядом. Он явно знает меня по той жизни, но ни за что не станет говорить на эту тему…