– Твоя работа закончена. Гилд сообщит, что я взял на себя полную ответственность за Марикету. Если с ней что-нибудь случится, то отвечать буду я, а не ты. – Бауэн не пошевелился, и Ридстром добавил: – Мы опасаемся, что если ты останешься, то вы просто прикончите друг друга.

Вероятно.

– Я не могу уйти, пока она не снимете меня второе проклятие. Пойми меня. И не уйду.

– Я уверен, что она готова сделать все, о чем ты ее попросишь. Тебе не кажется, Бауэн?

– Нет.

– Ты же знаешь женщин.

– Женщин, а не ведьм. И поверь мне, демон, это большая разница.

– Я никогда не видел, чтобы ты до такой степени терял самообладание, хотя много раз был свидетелем твоего гнева, – произнес Ридстром задумчиво. – Надеюсь, ты не думаешь, что она твоя реинкарнированная подруга.

Бауэн замер. Эта мысль, разумеется, приходила ему в голову, но у него имелось с десяток причин не принимать ее но внимание. Все же…

– К чему ты это сказал?

Ридстром доковылял до поваленного дерева и тяжело сел на ствол.

– Что, если Марикета не заколдовала тебя? Если ты склонен верить, что никто в Законе не может получить вторую подругу, значит, реинкарнация – единственное объяснение того, почему ты воспринимаешь ее как свою.

Бауэн знал, что по любопытству Ридстрому не было равных среди оборотней. Ему нравилось решать загадки и улаживать проблемы. Ридстром, очевидно, рассматривал ситуацию под разными углами. Его аналитический ум находил отражение в его облике, что так не вязалось с его демонической сущностью. Когда он терял рассудок, то делался еще страшнее, чем Бауэн в образе оборотня.

В этом состояла проблема Ридстрома. Когда он впадал в демоническое неистовство, это неистовство не знало предела.

– Реинкарнаты встречаются исключительно редко, но встречаются, – продолжил он.

– Нет, ведьма меня околдовала, – повторил твердо Бауэн. – Валькирия-прорицательница подтвердила то, что я и сам чувствовал. Она даже сказала, что Марикета снимет с меня чары.

– Валькирия-прорицательница? – Ридстром сдвинул брови. – Уж не Нике ли ты имеешь в виду?

Как это они звали ее? «Долбанутая дура Нике».

– Жаль, что такая красавица больна на голову. Но почему в столь серьезном деле ты веришь этой сумасшедшей?

– Потому что все, кому верю я, верят ей, – ответил Бауэн. – Мне этого достаточно.

Но в самом ли деле это было правдой? Мария и Марикета были полными противоположностями во всем, кроме похожих имен, которыми называют фей, и заостренных ушей.

Мария была такой неземной и невинной, а ведьма – такой чувственной и хитрой и такой… храброй. Нет, Марикета не могла быть Марией. Это невозможно.

– Теперь уже не важно, была ли Марикета Марией.

– Что это значит?

– Ее враждебность, вероятно, переросла в ненависть. И ничто так не мешает женщине принять ее суженого, как слепая ненависть. Тем более если он не из ее рода. – И, не обращая внимания на хмурый вид Бау, Ридстром добавил: – Вообще-то я сомневаюсь в том, что ведьма могла использовать против тебя столь изощренное проклятие. Простые любовные чары не могли вызвать реакцию такого плана. Сам подумай.

В одном Бауэн был уверен на все сто процентов – он не любил ее. Но желал и испытывал непреодолимую потребность защищать и совокупляться с ней. «Боги, как я хочу переспать с ней!»

Но при этом он не испытывал к ней даже симпатии. Что было вполне закономерно. Ведь она только что его атаковала. Дважды.

– Хотя ее сила велика, – продолжал Ридстром, – она неустойчива, и Мари пока не умеет обращаться со своей магией. Чтобы сделать с тобой такое, нужно было изменить инстинкт оборотня, а не просто исказить его. Каким-то образом обмануть силу, совершенствовавшуюся на протяжении тысячелетий. А еще надо, чтобы у нее все получилось, и она не взорвала тебя по случайности, как это у нее выходит в девяноста девяти случаях из ста. В чем она нам сама призналась. Думаешь, она могла снять с тебя одно проклятие, оставив другое? В ее-то состоянии?

Бауэн почувствовал, как у него на лбу выступила испарина. А что, если… Марикета Долгожданная действительно была… его? Его парой, вернувшейся к нему? Та, кого он должен назвать своей и оберегать. Предъявить на нее свои права. При одной мысли о том, что он сможет обладать ею, подчинить ее сильную волю своей, его охватил необузданный восторг.

Что, если судьба все же сжалилась над ним после стольких несчастных лет?

Он потряс головой:

– Моя способность излечиваться тоже совершенствовалась на протяжении не меньшего числа лет, но она сумела воздействовать на нее.

– Ее могли обучить смертельному проклятию, но неужели ты думаешь, что кто-то стал бы учить ее, как влиять на инстинкт оборотня? – спросил Ридстром. – Позволь узнать, нет ли какого верного способа доказать, что она твоя?

Поразмыслив, Бауэн буркнул:

– Если я смогу сделать ей детей.

– Шутишь? – гаркнул Ридстром и, прищурившись, добавил: – Правильно! Теперь и я вспомнил.

Бауэн провел рукой по шее.

– Поскольку я теперь знаю, какое доказательство тебе нужно, знаю, к чему буду стремиться, и более приятного занятия не могу себе представить.

– Даже не думай, если не хочешь, чтобы я разодрал тебя на куски! – угрожающе рявкнул Ридстром.

– А ты бы на моем месте подчинился инстинкту, обращался бы с ней как со своей суженой, пока не выяснил бы наверняка?

– Если бы это означало, что могу наслаждаться пышнотелой рыжухой в этой пещере много лет, тогда, конечно, да.

– Прекрати, черт, говорить о ней так!

Ридстром наградил его выражением лица, свидетельствующим о том, что Бауэн только подтвердил его мнение. Еще раз.

– А если я, в конце концов, узнаю, что это колдовство, но после стольких лет не смогу ее бросить?

– А если она не сможет бросить тебя, что в этом плохого? – удивился Ридстром. – Некоторые мужчины не отказываются от счастья, когда оно им выпадает. – В глазах Ридстрома промелькнуло нечто, похожее на сочувствие. Он и сам давно не мог найти свою суженую. – Особенно если в другом месте им ничего не светит. – Он встал, чтобы уйти. – Так что, Бауэн, прими решение в ту или иную сторону и следуй ему.

– Ты что, помогаешь мне? Хотя Кейд положил на ведьму глаз? Во имя нашей старой дружбы или хочешь помешать ему?

Если второе, то Кейд не получит ведьму.

Отношения между двумя демонами отличались сложностью. И не только из-за противоположности их натур. Там, где Ридстром брал скальпель, чтобы постепенно, срез за срезом, изучать проблему, Кейд махал молотом. Еще, конечно, имел значение и тот факт, что это из-за Кейда Ридстром потерял корону.

– И тот и другой вариант работает в твою пользу, разве нет?

– Справедливо. – Если отношения демонов были сложными, то в отношениях Бауэна и Кейда сквозил дух соперничества. Слишком они были похожими – убийцы на службе королей, лидеры, вынужденные волею судеб следовать за другими. Кейд следовал за Ридстромом, потому что стремился искупить потерю. – Итак, во имя чего?

– Мой брат думает, что хочет Марикету, потому что она красивая…

– А он считал ее красивой и тогда, когда в жажде мести она душила меня? – вырвалось у Бауэна. – Или когда взорвала гробницу со всеми ее обитателями?

– Девушка просто выполняла свою работу.

– Что это значит?

– Ведьмы – наемницы, и никуда от этого не деться. Думаю, что инкуби хотели, чтобы она их убила. Поэтому и трясли ее, когда она без сознания лежала у входа, а потом предложили ей золотой головной убор – в качестве платы. От отчаяния.

Заплатили ей золотом, которое теперь лежало в рюкзаке Бауэна.

– Может быть, Кейд считал ее красивой и в агрессивном состоянии. В отличие от тебя ему нравится, что она опасна и что в ней присутствует дух разрушающий. Но она не подходит Кейду. Он уже видел предназначенную для него женщину, хотя и не хочет этого признавать. Длинная история. Но достаточно сказать, что когда он впервые увидел ее, то лишился дара речи.

– Кейд не отступится от ведьмы, чтобы свести со мной счеты, – сказал Бауэн.