Остин понял, что ему никогда не забыть ее исполненных страсти и желания глаз, а также удовлетворения, написанного на ее лице, когда она кончила. Теперь, когда Остин окончательно убедился, что она в состоянии получить в его объятиях наслаждение, почувствовал такую уверенность в своих мужских способностях, какой у него прежде никогда не было.

Остин уложил Молли рядом с собой, заглянул ей в лицо и, наклонив голову, поцеловал – сначала в нос, а потом в веки и губы.

Постепенно возвращаясь к действительности, она стала ему отвечать…

Когда над потолком во второй раз за ночь вспыхнула лампа, Остин, не обращая внимания на свет, продолжал ласкать Молли. С каждым разом его поцелуи становились все требовательнее, все настойчивее. Прочертив губами и языком у нее на теле дорожку от подбородка до живота, он с шумом втянул в себя воздух и, словно ныряя в омут, приник ртом к нежным складкам у нее в промежности.

Она застонала и, судорожно цепляясь пальцами за сбившиеся простыни, стала ритмично двигать бедрами.

– Остин… Ах!

Многие годы он мечтал, чтобы Молли произносила в минуту близости его имя – именно так, как она это сделала сейчас.

– Хочешь меня? – спросил он изменившимся до неузнаваемости голосом.

Она запустила ему в волосы пальцы обеих рук, еще сильнее прижала к себе его голову и дрожащим от страсти голосом произнесла:

– Да, я хочу тебя… очень хочу…

Габриэль взяла с кресла подушку и запустила ею в храпевшего на кровати Марка. Он уснул, даже не сняв одежды.

– Давай, поднимайся, – громко сказала она, не скрывая своего раздражения.

Марк застонал, покрутился на своем ложе, но глаз не открыл.

– Звонила Рейчел. Спрашивала, почему ты не вышел на работу. Я ей сказала, что ты заболел.

Марк перекатился на спину.

Как обычно, они провели предыдущую ночь, занимаясь любовью и пробуя разные позиции. Но когда Габриэль, объявив, что уже глубокая ночь и пора спать, отправилась на боковую, Марк спать не пошел. Проснувшись среди ночи, Габриэль обнаружила, что он сидит в гостиной и слушает музыку. Когда же она предложила ему идти спать во второй раз, Марк, не сказав ей ни слова, торопливо оделся, вышел из дома и не возвращался до самого утра.

– Что с тобой? Какая муха тебя укусила? – спросила она, подходя к кровати и принимаясь его тормошить.

Марк тряхнул головой, приподнялся на локте и посмотрел на нее налившимися кровью глазами.

– Ты, – сказал он, ткнув в ее сторону пальцем. – Ты – та самая муха, которая меня искусала.

Его жестокие слова больно задели ее сердце. Да как он смеет обвинять ее в собственных грехах? Опершись коленом о край постели, Габриэль схватила его обеими руками за шиворот.

– Лжец! – закричала она, со злостью глядя на него. – И все твои слова – ложь. Причем ты лжешь не только мне, но и себе. Я, конечно, университетов не кончала, но не надо большого ума, чтобы понять – ты себя жалеешь и строишь из себя несчастненького. А все из-за нее – из-за Молли!

Марк сел на постели, смерил Габриэль гневным взглядом и с силой оттолкнул от себя. Она испугалась – впервые с тех пор, как ее избили у стриптиз-клуба.

– Только не надо валить с больной головы на здоровую. Выходит, проблемы не у тебя, а у меня?

У Габриэль на глаза навернулись слезы, но показывать Марку, как глубоко ее задели его слова, она не хотела. Выставив вперед подбородок и высоко подняв голову, она крикнула:

– Свинья!

Это было единственное слово, пришедшее ей в тот момент в голову, которым она могла коротко охарактеризовать своего любовника.

Марк вздрогнул, замигал и… неожиданно стал прежним милягой Марком.

– Извини меня, Габриэль, – пробормотал он. Вся злость у него прошла, и теперь в его глазах проступали тоска и печаль. – Я был не прав. Не знаю, что на меня нашло.

«Что, в самом деле, с нами происходит? – подумала Габриэль. – А с ним? Или он прав, и причина его нынешнего состояния – во мне?»

Ведь он был такой хороший, такой правильный, когда она с ним познакомилась. Да, она хотела измарать его в грязи, чтобы низвести до своего уровня, но не подозревала, насколько разрушительной может быть для него связь с такой особой, как она.

Ей захотелось попросить у Марка прощения, но Габриэль знала, что ее слова только разжалобят его. Между тем для того, чтобы он смог выправить свою жизнь, необходимо было сделать так, чтобы он ее возненавидел.

– Ты такой глупый… – сказала она, ясно понимая, что Марк никогда не полюбит такую пропащую женщину, как она. – Думаешь, я так уж на тебя запала? Да ничего подобного. Трахаешься ты, конечно, неплохо, ничего не скажу, но трахаться – это еще не все. Скучный ты – вот в чем твоя проблема. Ты как та старая калоша, которая сдает тебе квартиру…

– Не смей говорить о миссис Девенпорт в таком тоне! – вскинулся Марк.

Из-за своей преданности старой леди он понравился ей еще больше, но она продолжала упрямо гнуть свою линию:

– Вот с кем тебе надо жить. Будете вместе резаться в картишки и печь пирожные для благотворительных вечеров. – Тут Габриэль усмехнулась, вспомнив, как Марк учил ее смазывать пирожные яичным белком, чтобы корочка вышла ровная и блестящая. Подумать только – корочка! Какой, скажите, мужик станет беспокоиться о такой ерунде?

Марк вскочил, но вместо того, чтобы выйти из комнаты, подошел к ней, стиснул в объятиях и прижал к груди.

– Зачем, скажи, мы друг друга мучаем?

Только одно мгновение она позволила себе расслабиться, но потом резким движением оттолкнула его.

– Мне надо ехать, – сказала она.

Он с минуту помолчал, потом согласно кивнул:

– Ты права. Но, в любом случае, прости меня, Габриэль. Очень тебя прошу.

Она дождалась, когда он пошел принимать душ, и начала собирать свои вещи: постелила на пол простыню – ее собственную, между прочим, – и стала швырять на середину одежду, обувь, белье, косметику…

Габриэль приостановила это занятие лишь на минуту, когда в спальню забрел Киллер и принялся со всеми удобствами устраиваться на ее вещах.

– Плохой котик. Пло-хой.

Она сняла его и, чтобы впредь неповадно было, легонько шлепнула. И сразу же об этом пожалела. Она любила кошек. В детстве ей ужасно хотелось иметь кошку или собаку, но отец не позволял.

– Ты ведь знаешь, как я ненавижу кошек, – низким голосом, передразнивая покойного отца, произнесла Габриэль и стала увязывать вещи в узел.

Взвалив его на плечо, она, не оглядываясь, пошла прочь из комнаты.

Выйдя на улицу, она встала на край тротуара и подняла вверх большой палец, подзывая такси. На сердце у нее было тяжело, а глаза затуманились от слез.

«Никогда не суйся в жизнь хороших мальчиков, которые думают, что рождены, чтобы спасти мир, – сказала она себе. – Таких вот, вроде Марка, святош, которые считают себя лучше других. И которые, надо признать, и впрямь лучше очень и очень многих».

Первой машиной, которая к ней подкатила, управлял жуткий тип с толстой рожей, бегающими глазами и сальной улыбкой.

– Запрыгивай, – сказал он, открывая перед ней дверцу и пожирая взглядом ее голый живот.

Но Габриэль еще не сошла с ума, чтобы садиться в машину с человеком, обладающим внешностью серийного убийцы.

– Иди к черту! – сказала она, вытирая хлюпающий нос одной рукой и захлопывая дверцу другой.

Во втором такси за рулем сидел похожий на студента колледжа аккуратный парнишка с короткой стрижкой.

«На вид парень вроде приличный, – подумала Габриэль, – а так – кто знает?»

Смахнув с ресниц слезы, она открыла дверь и положила свой узелок на заднее сиденье.

– Вы знаете стриптиз-бары где-нибудь поблизости? – спросила она у водителя, усаживаясь рядом с ним на переднее сиденье.

Парень застенчиво и немного нервно ей улыбнулся.

– Ищите уютное местечко, чтобы посидеть и выпить? – спросил он, нажимая на педаль газа.

– Нет, милый. Я ищу работу…