— Будем знакомы, Джим. Ты шпион?

— Нет. Я искал генерала Зеннора. По его вине погиб мой лучший друг.

— А как насчет говорящей птицы?

Я прижал палец к губам и указал на дверь. Мортон непонимающе поморгал и хотел о чем-то спросить, но я его опередил:

— А, ты вспомнил ту байку о моем школьном дружке, у которого была говорящая птица? Да, бедняга потом спился и пошел в миссионеры, только не припомню, к чему я это рассказывал.

Мортон смотрел на меня, как на чокнутого. Я огляделся и увидел, что лежу на тонком матрасе, брошенном на пыльный пол. Я написал пальцем в пыли: «Тихо — могут услышать», дождался, когда лицо Мортона прояснится, и стер слова.

— Но сейчас мне неохота травить байки. Где мы?

— В большом здании посреди города, захваченного войсками. Здесь теперь штаб или что-то в этом роде. Пока меня сюда вели, я заметил много военных.— А штатские были?

— Не видел.

В замочной скважине заскрежетал ключ. Мы оглянулись на дверь. В камеру вошли несколько военных полицейских с винтовками, за ними — Зеннор с повязкой на шее и жаждой мести в глазах.

— Да, теперь-то ты можешь меня не бояться, — с ухмылкой произнес я, обведя взглядом полицейских, державших нас на мушке.

Зеннор подошел и ударил меня ногой в бок. Корчась от боли, я прохрипел:

— Какие мы смелые — бить лежачих…

Зеннор отвел ногу для удара, но передумал и, вытащив пистолет, прицелился мне в переносицу.

— Уведите второго. Оставьте нас одних. Принесите стул.

Полицейские быстро выполнили приказ: вытолкали за дверь Мортона, внесли деревянный стул в камеру и благоговейно поставили его под начальственный зад. Зеннор медленно сел, не выпуская меня из-под прицела. Заговорил он после того, как снаружи заперли дверь.

— Я хочу знать, как ты сюда попал и как тебе удалось выследить меня. Выкладывай.

«Почему бы и нет?» — подумал я, потирая ушибленный бок. Выдумывать не было ни сил, ни желания. Легче рассказывать все как на духу. С некоторыми поправками, разумеется.

— Ладно, расскажу. Мы с тобой распрощались на Спайовенте, когда ты продал нас в рабство. Это очень суровая планета, малопригодная для стариков вроде Слона. Он умер, и за мной остался должок.

Зеннор, поправив повязку, прорычал:

— Дальше!

— А дальше почти нечего рассказывать. Несколько войн, убийство, пытка — обычные дела. Спасся я только благодаря Галактической Лиге. Я был арестован и попал на Стерен-Гвандру, там бежал из-под стражи и напал на твой след. Ведь ты допустил большую ошибку.

— Что за чушь?

— Это не чушь, капитан Гарт. Помнишь, ты подсунул одной девчонке наркотик и выдал ее полиции?

— Это несущественно.

— Для кого как. Для Бибз — существенно. Она теперь на свободе, и, прежде чем мы с ней расстались, я узнал, где тебя искать. Вот и вся история.

Зеннор смотрел на меня, гладя пальцем спусковой крючок. Я старался не глядеть на пистолет.

— Не вся. Выходит, шпион, высадившийся в бухте Мархавено, — это ты?

— Да. И мне не составило труда проникнуть в твою бестолковую разгильдяйскую армию и расти в чинах, пока не представился случай схватить тебя за горло. Просыпаясь по ночам в холодном поту, вспоминай о том, что я запросто мог тебя пристрелить. Ну что, будешь стрелять или ты пришел сюда поиграть с пистолетом?

— Не подзуживай меня, щенок! Ты, конечно, умрешь, но с большей пользой для нашего дела. После суда, на котором тебе и твоему помощнику предъявят обвинения в нападении на вышестоящее начальство, самовольном присвоении офицерского звания, разглашении военной тайны. Затем вас расстреляют. Публично.

— И чего ты надеешься этим добиться?

— Я надеюсь убедить упрямых туземцев в том, что наши слова не расходятся с делами. Это трусливое, бесхребетное стадо без боя отдало свою планету, а теперь оно жалобно блеет, требуя ее обратно, и отказывается работать, пока мы не улетим. Если они сейчас же не вернутся на рабочие места, город будет парализован. Но твоя смерть заставит их одуматься.

— Интересно, как?

— Очень просто. Они увидят, что я не бросаю слов на ветер. Сначала мы расстреляем тебя, потом возьмем заложников и убьем их, если остальные не уступят.

— Ах ты, ничтожество! Подонок! Зря я тебя не прикончил, когда была такая возможность!

— Но ведь не прикончил, — усмехнулся он. И выстрелил, когда я к нему бросился.

Пуля меня не задела, но выстрел оглушил. Я упал, и на меня обрушился град ударов. Наконец Зеннор перестал меня пинать и остановил полицейских, пришедших к нему на помощь.

Я встал на четвереньки и посмотрел на него сквозь красный туман.

— Вымыть и переодеть. Второго — тоже. Через два часа суд.

Что случилось потом — не помню. Я очнулся, когда Мортон стаскивал с меня куртку.

— Оставь. Я сам. — Моргая, я уставился на чистую форму рядового, лежащую на стуле. Такой же мундир был на Мортоне. Я сбросил на пол окровавленную куртку, стащил сапоги и брюки.

Сапоги… Сапоги? Сапоги!

Мои губы растянулись в довольной ухмылке.

— Ты знаешь, что скоро суд?

Мортон мрачно кивнул.

— Сколько осталось времени?

— Около часа.

Я сунул руку в правый сапог, нащупал тайничок в каблуке. Около часа? Ну, за это время мы далеко уйдем. Сейчас достанем отмычку, отопрем дверь, проскользнем в коридор и растворимся в безликой толпе солдат.

Но увы, этому прекрасному плану не суждено было осуществиться. Отмычки в каблуке не оказалось.

— Зеннор велел передать тебе странные слова, когда ты сунешь руку в сапог, — сказал Мортон. — «Дельце не выгорит». Я ничего не понял, но он сказал, что ты поймешь.

— Понял, — со вздохом произнес я и принялся одеваться.

Через час за нами пришли, заковали в цепи и потащили на суд. Естественно, мы с Мортоном не испытывали ни малейшего желания участвовать в этом дурацком шоу, но другого выбора не было. Нас проволокли по коридору и лестнице на улицу. Там под злобные крики и лязг оружия заставили подняться на помост, сооруженный специально для спектакля. Все было готово: судьи, конвой, клетка, горнисты и толпа горожан вокруг помоста. Толпу, судя по оцеплению, собрали силой. Несколько горожан (все седые или лысые) сидели в креслах на помосте, среди них я заметил Стирнера. Увидев меня, он поднялся и подошел к клетке.

— Капитан, что они хотят с вами сделать? Мы ничего не понимаем

Я ушам своим не поверил.

— Вы говорите на эсперанто?— Да. Один из наших ведущих лингвистов разыскал в библиотеке учебники этого любопытного языка, и многие освоили его за ночь, дабы облегчить общение с…

— Немедленно усадите старика! — рявкнул Зеннор. В этом спектакле он, разумеется, отвел себе роль прокурора.

— Что здесь происходит? Я ничего не понимаю! — восклицал Стирнер, когда его тащили прочь от клетки.

Начался суд. Каждый раз, когда Стирнер и его друзья пытались протестовать, горнисты трубили что было сил. Я клевал носом и получал за это пинки. Мортон сидел в оцепенении, глядя в одну точку. Я не слушал судей до тех пор, пока нас с Мортоном не заставили подняться.

Зеннор зачитывал приговор:

— …тяжестью неопровержимых улик. Поэтому осужденные будут отправлены в камеру до восьми часов завтрашнего утра, откуда доставлены на место казни и расстреляны.

— Это беззаконие! — закричал я. — Это фарс! Почему ни о чем не спросили подсудимых! Я требую последнего слова!

— Конвой, утихомирить осужденных.

Тотчас мой рот зажала волосатая лапища, вскоре уступившая место тряпичному кляпу. Подобным образом конвоиры расправились и с Мортоном, хотя он молчал и был на грани обморока.

— Скажите, что сейчас будет важное сообщение, — обратился Зеннор к переводчику. Тот поднял мегафон, и на толпу обрушились громоподобные слова:

— Вас собрали в связи с тем, что значительная часть населения города не подчинилась военным властям. Мы вам продемонстрировали, как вершат суд посланцы острова Невенкебла. Перед вами двое злодеев, обвиненных во множестве тяжких преступлений. Вина их доказана, приговор вынесен. Завтра в восемь утра они умрут. Вам все ясно?