Да, я тоже услышал шорох, приближающийся к нам по лесу. Затем между деревьями появился симпатичный малютка и боязливо ступил на траву.

— Сколько лет, сколько зим, — сказал я красновато-коричневому существу.

Оно вытаращило черные глазки-бусинки и испуганно взвизгнуло. Из лесу, точно эхо, донесся визг — правда, более громкий и не испуганный, а гневный. Вслед за ним прилетел топот раздвоенных копыт, и из рощицы выбежал громадный мститель — добрые два метра от пятачка-непоседы до вертлявого хвостика. Всем своим обликом мамаша демонстрировала готовность вступиться за детеныша и подтверждала ее свирепым хрюканьем. Вдобавок она была сплошь покрыта длинными жесткими шипами, и все они стояли дыбом.

Сивилла вскрикнула. Я улыбнулся и произнес:

— Ца-ца-ца. Хрю-хрю-хрю.

— Джим, ты что, с ума сошел?

— Позволь тебе представить одного из самых славных и добрых обитателей галактики, друга юности моей и давнего спутника человека. Это свинобраз.

Сивилла глядела на меня как на форменного психа.

— Это он-то добрый? Он нас на куски сейчас разорвет!

— Не он, а она. И ничего она нам не сделает, если не будем пугать поросенка.

При появлении монструозной матушки крошечное существо перестало бояться и, решив подкрепиться молочком, зарылось головой в частоколы грозных игл. Я медленно приблизился, наклонился и подобрал с земли сухую ветку. Налитые кровью глазки подозрительно следили за каждым моим движением.

— Какая хорошая девочка! — Успокаивающе цокая, я двинулся к свинобразихе. Она задрожала, но не сдвинулась с места. Только голову повернула, чтобы не упускать меня из виду. Из пасти под длинным острым бивнем свесилась капля слюны, сорвалась на траву. — Ах ты, славная моя хрюшечка! Маленький Джимми не обижает свинобразиков. Маленький Джимми обожает свинобразиков. — Я протянул руку, осторожно раздвинул иглы на голове, просунул между ними ветку и с силой почесал загривок. Свинобразиха зажмурилась и громко захрюкала.

— Свинобразы очень любят, когда им чешут загривок. Самим-то ни в жизнь до него не добраться.

— Где ты научился ладить с этими жуткими тварями?

— «Жуткие твари»? Помилуй! Они — спутники человечества на звездном пути. Советую получше изучить историю освоения галактики. Почитать о неведомых чудовищах и коварных существах, которые подстерегали первопоселенцев на каждом шагу, о монстрах, способных проглотить тебя, даже не жуя. Уж поверь, древние свинобразы научили своих хозяев их уважать. Это плод искусственной генетической мутации, скрещивания громадных лесных кабанов и дикобразов. Бивни и копыта — для нападения, иглы — для обороны. Когда надо, они верные друзья, когда надо, стойкие защитники…

— Когда надо, вкусные бифштексы…

— Верно, но об этом в их присутствии мы говорить не будем. Я вырос на ферме, и поверь, стадо свинобразов с успехом заменяло мне друзей. А вот и глава семьи!

Я поприветствовал радостным возгласом огромного и грозного кабана, вперевалочку вышедшего из леса. Кабан сверкнул в мою сторону налитыми кровью глазками, а потом долго кряхтел от удовольствия, когда я скреб веткой его загривок. Я же кряхтел от натуги… впрочем, от удовольствия тоже.

— Откуда они взялись? — спросила Сивилла.

— Из лесу, — ответил я, даря радость четвероногому другу.

— Я о другом. Как эти твари сочетаются с вулканами, лавовыми потоками и гравитационными волнами?

— Очень просто. Это обитаемая планета, на ней есть поселения, и очень скоро мы в этом убедимся. Но сначала сходим по свинобразьей тропе в лес, поищем воду. Когда в котелке есть жидкость, он лучше варит.

— Согласна. — Она направилась к лесу. Я пошел следом, а за нами побрели новообретенные друзья, настойчивым хрюканьем требуя восхитительного почесывания. Расстались мы с ними только на поляне, окаймленной дубарисами. Кабан вонзил бивни в ствол перегруженного плодами дерева и безжалостно затряс. С ветвей посыпались желуди величиной с мою голову, и семейка увлеченно захрупала.

Мы вышли на заливной луг, изрытый острыми копытами. Он обрамлял живописное озеро, противоположный берег хоронился в размытой дымке. Мы сошли с топкой тропы, обнаружили россыпь камней, которая вела к воде, устроились на бережку и черпали ладонями чистую, прохладную воду, пока не напились вдоволь.

— Осталось только найти сухие палочки, добыть трением огонь, и можно будет подкрепиться жареной свининой. — Сивилла облизнулась.

— Никогда! Они — друзья. — Разбуженный словом «подкрепиться», мой желудок заурчал. — Разве что как-нибудь потом, в отдаленном будущем, если не найдем другого источника пищи. По-моему, сейчас самое время для небольшой разведки. Этот мир — обитаемый или был обитаемым. Мутанты-свинобразы не сами расселились по галактике, их развезли люди. Значит, тут должны быть и фермы.

— Фермы? Я даже не представляю, как они выглядят. Я родилась и выросла в городе, вернее, в городке. Всегда верила, что еда растет в магазинах. Родители мои, если они вообще существовали, были программистами, или телеведущими, или еще кем-нибудь в этом роде. Ни фабрик, ни загрязнения окружающей среды — в дальних городах, построенных роботами, о подобных спутниках цивилизации знают только понаслышке. Моя родина — самый что ни на есть заурядный городишко, сплошь ухоженные парки и дома, вписанные в ландшафт, скучища невыносимая…

В тумане на другом берегу озера появилась брешь. Я показал на нее.

— Как вон то местечко?

— Какое местечко? — Она встала и притенила глаза ладонью.

Я снова показал, на этот раз молча.

— Увидишь один, считай, что увидел все, — хмурясь, пробормотала она.

— Такое впечатление, будто их на конвейере делают, как завтраки из кукурузных хлопьев. Вынимаешь из коробки, склеиваешь, раскрашиваешь, подключаешь к источнику тока — и пожалуйста, городок живет. В Родинограде

— так и называется, хочешь верь, хочешь не верь, — я даже в школе не смогла учиться. Экстерном сдала экзамены за первые классы, а потом улетела и с тех пор не возвращалась. Мир повидала, в полиции послужила. Ничего, понравилось. А после меня завербовали в Специальный Корпус. Вот и вся биография.

— И что, не тянет хоть на денек заглянуть в родной Родиноград?

— Ни капельки.

— А ведь там, наверное, уютно, и еда в магазинах растет. Или так охота жареной свинины, что ты готова убить свинобраза голыми руками?

— Слушай, сколько можно, а? Заглянем, все равно больше делать нечего.

Озеро было невелико, и обойти его труда не составило. Бодрый спортивный шаг Сивиллы постепенно укорачивался. Наконец она остановилась и твердо произнесла:

— Не хочу.

— Чего ты не хочешь?

— Заходить туда. Ни малейшего желания. Это Родиноград, один к одному. Штамповка с конвейера. Вставляешь штепсель в розетку, и пошло… Ненавижу свое детство!

— В этом ты не одинока. Правда, мое детство скрашивали свинобразы, — по крайней мере, светлые воспоминания остались только от них. Давай-ка все-таки заглянем. Может, в этом штампованном городишке есть ресторанчик Мак-Свини, и там мы раздобудем по сандвичу?

На улицах не было ни души. Дома казались необитаемыми. Единственная дорога, выходившая из городка, обрывалась посреди луга. Возле нее стоял щит указателя, обращенный лицевой стороной к городу, и мы не смогли ничего прочесть, пока не приблизились. Сивилла застыла как вкопанная и с такой силой сжала кулаки, что побелели суставы. И зажмурилась.

— Прочти.

— Уже.

— Ну и что?

— Просто совпадение.

Она резко открыла глаза и процедила сквозь зубы:

— Сам-то хоть веришь? Что тут написано? «Добро пожаловать в Родиноград». Мы что, спятили? Или вся эта планета умом тронулась?

— Ни то ни другое. — Я сел, сорвал травинку, воткнул в зубы. — Здесь что-то творится. И мы должны выяснить, что.

— Я уже выяснила, что здесь творится. Ты сидишь на пятой точке и жуешь траву. — Она не на шутку рассердилась. Впрочем, ее злость меня гораздо больше устраивала, чем страх или подавленность.