Заправился и сам, посетив пельменную в Камергерском переулке. Не стоит приходить на деловую встречу в ресторан голодным, ещё не факт, что удастся поесть. А в газетном киоске приобрёл атлас автомобильных дорог Москвы и СССР. Мало ли, пригодится.

Без пяти семь, припарковав «Жигули» в соседнем дворе, я стоял у входа в ресторан «Арагви». Бывал я тут когда-то разочек в прошлой жизни с первой женой, будучи приглашёнными её родственником. Запомнились великолепные шашлыки, чудесная зелень и хорошие вина. Правда, было это в середине 80-х, но, думаю, в эти годы ресторан как убранством, так и блюдами мало чем отличается от того ресторана, чуть более позднего времени.

Швейцар — явно из бывших служак — дверь не открыл, отрицательно покачав головой. И ткнул мясистым пальцев в табличку, гласившую, что мест нет. Это я и так уже понял, как и несколько разнополых личностей, грустно топтавшихся рядом. Приблизив лицо к стеклу, я громко и внятно произнёс:

— Я к Георгию Большому! Он меня ждёт!

На мгновение в глазах швейцара промелькнула мыслительная деятельность, после чего он уже утвердительно кивнул и приоткрыл створку двери ровно настолько, чтобы я мог туда проскользнуть. Заперев дверь, швейцар поманил меня за собой. Вот и главный зал. Да, всё то же самое: обилие дерева, традиционные накрахмаленные скатерти, на стегнах панно, посвящённые поэме Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре»… Звучало что-то джазовое. Ну да, даже ансамбль на сцене вроде бы тот же, что играл нам в той жизни.

— Во-он тот столик, где трое сидят, — показал провожатый и снова вернулся на своё рабочее место к дверям.

Троица выглядела странно. Вернее, странным выглядел один из этих мужчин — немолодой, лысоватый, тщедушный и какой-то будто запуганный. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке рядом с пузатым, самоуверенным мужчиной — на вид его ровесником, и здоровяком помоложе. Причём оба были черны и не сказать, что очень уж заметно, но всё же носаты. Конкретные грузины. Этот толстый Джапаридзе небось цеховик какой-нибудь, а может, и тот, кто цеховиков крышует. Честно говоря, я уже начинал жалеть о том, что связался с этим Колей. Только дел с этой публикой мне не хватало. Таким и кинуть, да и человека покалечить — как два пальца об асфальт.

Но отступать я посчитал для себя унизительным, и решительно двинулся к указанному столику.

— Добрый вечер! — поприветствовал я публику, глядя на толстого. — Вы, наверное, Георгий Большой?

— Я Георгий, — не стал спорить толстяк, и добавил скорее утвердительно. — А ты тот, с часами?

Говорил он с лёгким акцентом, подтверждая своё этническое происхождение.

— Тот, с часами, — подтвердил я, чуть улыбнувшись.

Георгий кивнул на свободный стул:

— Садись, выпей, покушай, потом про дела говорить будем.

На столе почти не было свободного места. Шашлык, цыплёнок табака, хинкали, хачапури, сациви в большой соуснице, свежие помидоры, огурцы, баклажаны и перцы, зелень, виноград… Пара бутылок красного вина и парочка же бутылок фирменного, подающегося только здесь лимонада «Воды Лагидзе». А ещё одна бутылка минеральной воды без газа стояла закупоренная.

Я не стал чиниться, сел, и здоровяк, имени которого я не знал, привстав, налил красного вина в свободный бокал. Точно, стол сервирован на четверых, ждали меня.

— За здоровье всех здесь присутствующих! — произнёс тост Георгий, поднимая бокал.

На безымянном пальце его правой руки, где обычно носят обручальное кольцо, заиграл бликами массивный золотой перстень с тёмно-зелёным камнем. Если это натуральный изумруд, то такой перстенёк может и на тысячу потянуть.

Все выпили, правда, мы с лысоватым коротышкой с небольшим опозданием. Не знаю, тот почему, а я подумал, что мне ещё за руль садиться. Не хватало ещё попасться гаишникам в пьяном виде. Но всё же решил не вставать в позу.

Только когда был поднят ещё один тост, а в моём желудке стала ощущаться тяжесть, Джапаридзе наконец перешёл к делу:

— Ну, показывай, что принёс.

Я раскрыл портфель и достал «ролексы». Толстяк, вытер пальцы салфеткой, принял хронометр, принявшись его разглядывать, как и Николай несколькими часами ранее. Попытался надеть на толстое запястье, но браслет оказался маловат. Коротышка тут же подсказал, что браслет можно удлинить. Георгий сунул ему часы:

— Держите, Михаил Лазаревич. А заодно посмотрите, не фуфло ли это.

Коротышка пристально вперился в циферблат, зрачки его дёргались, явно отслеживая ход секундной стрелки. Вскоре его взгляд застыл в одной точке, до моего слуха сквозь джазовую музыку донеслось бормотание: «Угу, увеличительное стекло на календаре имеется».

Затем Михаил Лазаревич приложил циферблат к уху, послушал, прикрыв веки, чуть заметно кивнул. Ослабил заводную головку и покрутил её назад, изменив дату на вчерашнюю. Снова покивал. Сунул в правый глаз монокуляр, принявшись ещё более пристально разглядывать попавшее к нему в руки богатство. После этого зачем-то откупорил бутылку с минералкой, налил половину чистого стакана и вопросительно посмотрел на меня:

— Вы не против?

— Не против чего? — нахмурился я.

— Если я опущу их в воду. Видите ли, настоящий «Ролекс» влагу не пропускает. А если пропускает…

Он не закончил фразу, но и так было понятно, что этот спец имел в виду.

— Опускайте, — пожал я плечами, уверенный, что с часами ничего не случится.

И правда, не случилось, что и подтвердил Михаил Лазаревич. Удлинил с помощью какого-то миниатюрного то ли шила, то ли отвёртки браслет и протянул часы Георгию Большому. Тот тут же нацепил их на руку. Посмотрел, довольно причмокнув. Потом перевёл взгляд на меня:

— И сколько хочешь?

Я выдержал его взгляд, твёрдо произнёс:

— Я говорил Николаю. Пять тысяч.

Георгий переглянулся со здоровяком, потом вытащил из кармана четыре 25-рублёвых купюры и протянул часовщику:

— Ваш гонорар, Михаил Лазаревич.

Тот, почему-то помедлив, некоторое время глядел на деньги, затем всё же сделал над собой усилие, взял купюры и торопливо сунул их в карман пиджака.

— Я могу быть свободен, Георгий Зурабович? — спросил он.

Тот кивнул, и часовщик, как мне показалось, с облегчением откланялся. Проводив его взглядом, Джапаридзе повернулся ко мне.

— Пять тысяч? — переспросил он. — А не многовато ли?

Чувствуя, что запахло кидаловом, я напрягся.

— Нет, не многовато. А если цена не нравится… Что ж, можете вернуть часы, я поищу более сговорчивого покупателя.

— Э-э, не спеши, дорогой, — ухмыльнулся Георгий Зурабович. — Давай так… Три тысячи рублей — и мы в расчёте. По рукам?

Ах ты ж скотина… Ну ладно сам напросился, сын гор.

— По рукам, — сказал я, одновременно под столом активируя браслет на правом запястье.

После чего приподнялся и протянул правую руку Джапаридзе.

— Ай молодец! — расплылся тот в улыбке. — И уговаривать долго не пришлось.

Тоже привстал, хоть и не без труда, и мы скрепили наш договор рукопожатием. Вот только длилось оно дольше обычного, и за эти десятка полтора секунд я успел запустить процесс, результат которого не замедлил себя проявить. Когда я отпустил правую руку Георгия Зурабовича, она попросту повисла плетью.

— Что такое?

Он растерянно посмотрел на свою правую руку, потрогал её левой и поднял на меня глаза.

— Что с моей рукой, э? Я не чувствую её!

Его телохранитель (думаю, именно эту функцию выполнял здоровяк) тоже вскочил, и тоже пребывая в растерянности.

— Вы и не будете её чувствовать, — сказал я с лёгкой усмешкой, усаживаясь как нив чём ни бывало на место и цепляя вилкой колечко помидора. — Она у вас парализована.

Я принялся медленно жевать томат, в этот момент ансамбль на сцене а капелла затянул «Сулико». Признаться, сначала у меня была мысль сделать негодяя импотентом, но в последний момент подумал, что, может быть, он таковым уже и является. Так что толку от моих манипуляций не будет ровным счётом никакого. Да и эффект получится отложенным, а хотелось чего-то яркого и сразу. Вот и придумал — ввести мышцы правой руки в паралич. Единственная пробелам была в дефиците времени, но когда-то я уже проделывал подобный трюк с одним самоуверенным водителем и продажным следователем, так что и в этот раз мои «паутинки» меня не подвели. И потеря «ци» оказалась не столь заметной, хотя некоторую слабость я всё же ощущал.