– Эта женщина называет себя Лидией Дэвис. Но ее настоящее имя – Лариса Дейн.

Я наморщил лоб:

– Где-то я его слышал.

– В детстве она играла…

– Трикси, – вспомнил я. – В телесериале «Семья смеется».

– Вот-вот. Или, во всяком случае, так она говорит. Что касается этого малого, мы знаем только, что зовут его Хеши, и наша дамочка утверждает, что он силой заставлял ее делать всякие дурные вещи. Ваш друг Верн считает, что она лжет. Впрочем, это не имеет значения. Она утверждает, что о вашей дочери ей ничего не известно.

– Как это?

– По ее словам, Бакар разыскал Хеши и предложил разыграть комедию, то есть потребовать выкуп за пропавшего ребенка. Хеши это понравилось. Куча денег и никакого риска: ребенка ведь красть не надо.

– И к стрельбе в моем доме они не имеют никакого отношения?

– Вот именно.

Я посмотрел на Ленни. Его тоже явно кое-что смущало.

– Но ведь у них мой револьвер. Именно из него они убили брата Катарины.

– Знаю. Она утверждает, будто Хеши его получил от Бакара. Чтобы подставить вас. Хеши застрелил Павла и подсунул револьвер вам, чтобы подозрение пало на вас с Рейчел.

– А откуда у них волосы Тары? И ее одежда?

– По словам мисс Дейн, это тоже дело рук Бакара.

– Таким образом, за похищением моей дочери стоит Бакар? – Я недоверчиво покачал головой.

– Она говорит, что ничего не знает.

– А как насчет моей сестры? Стейси-то каким образом оказалась замешана в этом деле?

– И снова, если верить мисс Дейн, все упирается в Бакара. На Стейси им указал он. Это тоже подстава. Хеши дал Стейси чек и велел разменять его в банке. А потом убил ее.

Я посмотрел на Тикнера, затем вновь на Ригана:

– Что-то не сходится.

– Мы продолжаем расследование.

– У меня вопрос, – вмешался Ленни. – Что заставило их повторить тот же фокус полтора года спустя?

– С точностью мисс Дейн ответить не может, но подозревает, что это просто жадность. Говорит, позвонил Бакар и спросил Хеши, не хочет ли тот заработать еще миллион. Тот сказал: «Почему бы нет?» Разбираясь в бумагах Бакара, мы пришли к выводу, что у него были серьезные денежные затруднения. Так что, скорее всего, мисс Дейн права. Он просто захотел откусить еще раз от того же яблока.

Я потер глаза. У меня защемило в груди.

– А записи Бакара, связанные с приемными детьми, вы обнаружили?

– Пока нет. – Риган переглянулся с Тикнером.

– Как это?

– Слушайте, мы еще в самом начале. Найдем, непременно найдем. Мы изучим все его операции полуторагодичной давности. Если Бакар передал Тару в чьи-то руки, мы обязательно это выясним.

Я вновь покачал головой.

– Ну что еще, Марк?

– Все это выглядит как-то странно. Этот малый организовал себе неплохой источник дохода. Так зачем же убивать меня и Монику? При чем здесь вообще похищения и убийства?

– Пока ничего не могу сказать, – ответил Риган. – Во всей этой истории действительно много неясного. Но на данный момент наиболее вероятным кажется такой вариант: ваша сестра, действуя на пару с сообщником, стреляет в вас и Монику, похищает младенца и передает его Бакару.

Закрыв глаза, я попытался представить себе эту сцену. Неужели Стейси действительно способна на такое? Вломиться ко мне в дом и убить меня? Не верится. И тут мне кое-что пришло в голову.

Отчего я не слышал звона разбитого стекла?

Более того, почему я до выстрела вообще ничего не слышал? Ни разлетающегося на осколки окна, ни звонка, ни стука щеколды, ни скрипа открывающейся двери – вообще ничего. Почему? По Ригану, ответ состоит в том, что у меня произошло выпадение памяти. Но теперь я понял, что это не так.

– Овсяное печенье, – сказал я.

– Прошу прощения?

Я открыл глаза.

– Вы считаете, что я просто что-то забыл, верно? Стейси с сообщником либо разбили окно, либо – ну, я не знаю – позвонили в дверь. И то и другое я непременно должен был услышать. Но не услышал. Помню, я ел печенье, а потом – пустота.

– Ну и…

– Видите ли, до какого-то момента я все прекрасно помню. Я держал печенье в руке. А когда вы нашли меня, оно валялось на полу. Верно?

– Верно, – подтвердил Тикнер.

– Тогда амнезия отпадает. Я стоял у раковины и ел. Это я помню. Это было прямо перед тем, как вы нашли меня. Промежутков во времени нет. И если во всем виновата моя сестра, зачем бы ей раздевать Монику?.. – Я внезапно умолк.

– Ну, дальше, – не выдержал Ленни.

Ты любил ее?

Я смотрел куда-то перед собой.

Ты ведь знаешь, кто стрелял в тебя, Марк, не так ли?

Дина Левински. Я вдруг подумал о ее странных визитах в район дома, где она выросла. Я подумал о двух револьверах, один из которых принадлежит мне. Я подумал о лазерном диске, спрятанном в подвале, точно в том месте, на которое мне указала Дина. Я подумал о фотографиях, сделанных перед входом в больницу. Я вспомнил, что Моника, по словам Эдгара, брала сеансы психотерапии.

И в моем сознании замерцала догадка, настолько ужасная, что, право, мне сразу же захотелось от нее отмахнуться.

Я сослался на плохое самочувствие и вышел. Из ванной я позвонил Эдгару.

– Да? – Тесть сам подошел к телефону, что несколько меня удивило.

– Вы вроде говорили, что Моника ходила к психиатру?

– Это ты, Марк? – Эдгар откашлялся. – Тут мне только что звонили из полиции. Эти олухи уверяют, будто это ты стоишь за похищением…

– Не будем сейчас об этом. Времени нет. Я все еще никак не отыщу Тару.

– Так что тебе надо? – осведомился Эдгар.

– Имя того психиатра вам известно?

– Нет.

Я ненадолго задумался.

– А Карсон там?

– Да.

– Пусть возьмет трубку.

Наступила пауза. Я нетерпеливо постукивал ногой по полу.

– Марк? – зарокотал в трубке знакомый баритон Карсона.

– Вы ведь знали про фотографии, верно?

Он промолчал.

– Я проверил счета. Частному детективу платили не мы. Деньги переводили вы.

– К покушению и похищению ребенка это не имеет никакого отношения, – заявил Карсон.

– А на мой взгляд, имеет. От Моники вы ведь знаете имя психиатра? Моника вам сказала. Как его зовут?

Молчание.

– Слушайте, я ведь не кого-нибудь – собственную дочь пытаюсь отыскать.

– Моника виделась с ним всего дважды, – сказал Карсон. – Не понимаю, чем бы он мог помочь тебе.

– Он и не может. А вот имя его – дело иное.

– Что?

– Назовите мне его имя, больше от вас ничего не требуется. Может, это Стэнли Радио?

В трубке было слышно шумное дыхание Карсона.

– Я с ним уже разговаривал. Он ничего не знает и…

Но я уже повесил трубку. Так или иначе, Карсон больше ничего не скажет.

А вот Дина Левински может сказать.

Я спросил у Ригана и Тикнера, арестован ли я. Они сказали – нет. Я спросил Верна, могу ли еще раз воспользоваться его «камаро».

– Что за проблемы, – ответил Верн и, подмигнув, добавил: – Моя помощь требуется?

Я отрицательно покачал головой.

– Все, для вас с Катариной это дело кончено.

– Но если что понадобится…

– Спасибо, Верн, вряд ли. Отправляйтесь домой.

К моему немалому удивлению, он крепко обнял меня. Катарина поцеловала в щеку. Я отстранился, посмотрел им вслед, увидел, как они отъезжают на своем пикапе, и направился в город. В тоннеле Линкольна я попал в пробку, из которой выбрался лишь через час. Сделал несколько телефонных звонков и выяснил, что Дина Левински с приятельницей живет в Гринвич-Виллидж.

Через двадцать минут я звонил ей в дверь.

Вернувшись с обеда, Элинор Рассел обнаружила у себя на столе обыкновенный конверт. Он был адресован ее боссу, Ленни Маркусу. На конверте значилось: «Лично, в собственные руки».

Элинор работала у Ленни восемь лет. Она была глубоко привязана к нему. Обделенная счастьем иметь собственную семью (их с мужем Солом, умершим три года назад, Бог потомством не благословил), она стала чем-то вроде бабушки всем Маркусам. Фотографию жены Ленни и четверых их детей Элинор держала у себя на столе.