– Есть!

Перри выскочил из-за укрытия и, продолжая смеяться, помчался прочь. Стоило мне увидеть лицо мальчика, как мир мой, и без того утративший равновесие, закачался сильнее. Я узнал Перри.

Это был тот самый малыш, которого я видел вчера вечером в «хонде» похитителя.

Тикнер припарковал машину рядом с домом Сайдмана. Место еще не было ограждено, но он насчитал шесть полицейских машин и два телевизионных автобуса. «Стоит ли подходить? – подумал он. – Камеры ведь включены, а Писцилло ясно дал понять, чего хочет». Тем не менее, Тикнер решил, что ему, пожалуй, ничего не грозит: даже попади он в кадр, всегда можно сказать – и при этом правду, – мол, явился предупредить полицию, что в расследовании больше не участвую.

Тикнер отыскал Ригана на заднем дворе, рядом с трупом.

– Кто это?

– Документов при нем не оказалось. Сняли отпечатки пальцев, сейчас проверяют. Посмотрим, может, что и выяснится.

Оба, как по команде, опустили взгляд.

– Вроде совпадает с описанием, которое в прошлом году дал нам Сайдман, – сказал Тикнер.

– Похоже на то.

– И что из этого следует?

Риган пожал плечами.

– А что удалось узнать?

– Сперва соседи услышали выстрелы. Затем последовал скрип тормозов. На газон выехал «БМВ». Снова начали стрелять. Откуда-то выскочил Сайдман. Одному из соседей показалось, что с ним была женщина.

– Наверное, Рейчел Миллз. – Тикнер в раздумчивости посмотрел на утреннее небо. – Итак, что все это значит?

– Возможно, убитый работал на Рейчел и она убрала свидетеля.

– По-вашему, она застрелила его прямо на глазах у Сайдмана?

– А тут еще этот «БМВ», – не отвечая на вопрос, продолжал Риган. – Это наводит на кое-какие мысли. Видите ли, я вспомнил, что машина принадлежит коллеге Сайдмана, Зии Леру.

– Это, должно быть, та самая особа, что помогла ему выбраться из госпиталя?

– Машину мы, во всяком случае, установили.

– Да, но они наверняка поменяли ее.

– Скорее всего. – Риган вдруг замолк. – Что я вижу?

– А что?

– Куда подевались ваши очки?

– Дурной знак? – улыбнулся Тикнер.

– Да нет, учитывая то, как продвигается расследование, не исключаю, что добрый.

– На самом деле я искал вас, чтобы сказать: я этим делом больше не занимаюсь. И не только я лично. Бюро. Если удастся доказать, что девочка жива…

– А мы оба знаем, что это не так.

– …или что ее переправили в другой штат, не исключено, что я снова окажусь в упряжке. Но пока для нас это дело не первостепенное.

– Снова за террористов принимаетесь, Ллойд?

Тикнер кивнул и устремил взгляд в небо. Неуютно было ему как-то без очков.

– Ну а что понадобилось вашему боссу?

– Он сказал мне то же самое, что я только что сказал вам.

– И это все?

– Ну, еще он объяснил, – Тикнер пожал плечами, – что гибель агента Джерри Кэмпа стала результатом несчастного случая.

– Неужели такой большой начальник вызвал вас в шесть утра только для того, чтобы сообщить это?

– Выходит, так.

Риган присвистнул.

– Да, еще он добавил, что лично занимался тем делом. Они с Кэмпом были друзьями.

– Следует ли из этого, – поинтересовался Риган, – что у Рейчел Миллз есть влиятельные друзья?

– Ни в коей мере. Если вам удастся прищучить ее за убийство жены Сайдмана или похищение ребенка – вперед.

– Но только смерть Джерри Кэмпа не имеет к этому никакого отношения?

– В десятку.

Ригана кто-то окликнул. На соседском участке был обнаружен пистолет. Даже беглый осмотр показал, что пользовались им совсем недавно.

– Подходит, – сказал Риган.

– Да. Какие-нибудь мысли?

– Какие могут быть мысли, Боб? – повернулся к нему Риган. – Это ваше дело. И всегда было вашим. Удачи.

– Спасибо.

Тикнер отошел.

– Эй, Ллойд! – окликнул его Риган.

Тикнер остановился. Пистолет был аккуратно уложен в пластиковый пакет. Риган посмотрел на него, затем перевел взгляд на труп.

– А ведь мы так и не знаем, что здесь происходило, а?

– Это уж точно, даже следов никаких нет, – сказал Тикнер и направился к машине.

– Это правда, он действительно мертв? – Катарина сложила руки на коленях.

– Точно, – заверила ее Рейчел.

Верн стоял, тяжело дыша и скрестив руки на груди. Он пребывал в этой позе с того самого момента, когда я сказал ему, что Перри – тот самый ребенок, которого я видел в «хонде».

– Этого человека зовут Павел. Он мой брат.

Мы молча ожидали продолжения.

– Это был дурной человек. Жестокий. Правда, Косово многих сделало такими. Но похитить младенца? – Катарина покачала головой.

– Так как же все это произошло? – спросила Рейчел.

Но Катарина смотрела на мужа.

– Верн…

Он отвел глаза.

– Я лгала тебе, Верн. Много лгала.

Он откинул волосы назад, устало прикрыл глаза и быстро облизнул губы. Но смотрел все еще в сторону.

– Родилась я вовсе не на ферме, – начала Катарина. – Отец умер, когда мне было три года. Мать перебивалась случайными заработками, денег всегда не хватало. Мы были очень бедны, настолько бедны, что объедки в мусорных ящиках подбирали. Павел просил милостыню на улице и подворовывал. В четырнадцать лет я пошла работать в секс-клубах. Тебе трудно представить, каково нам было. Могу только сказать: коль скоро уж тебя затянет в такую жизнь в Косово, выбраться практически невозможно. Знал бы ты, сколько раз я хотела покончить с собой.

Она так и потянулась к Верну, но тот по-прежнему избегал ее взгляда.

– Посмотри на меня, – взмолилась она.

– Речь не о нас идет, – отрезал он. – Просто расскажи этим людям все, что им требуется знать.

Катарина со вздохом вновь сложила руки на коленях:

– Как поживешь так какое-то время, о чем-то другом вообще перестаешь думать. Вроде животного становишься. Охотишься, чтобы выжить. Наверное, инстинкт срабатывает, потому что даже сейчас спроси меня, почему я так жила, не отвечу. Но однажды Павел сказал, что знает, как выбраться из этой ямы.

Катарина замолчала. Рейчел подвинулась к ней. Я был только «за». Пусть играет первую скрипку, благо имеется опыт допросов. И вообще, даже рискуя нарушить политкорректность и обидеть феминисток, скажу: Катарине было легче откровенничать с женщиной, чем с мужчиной.

– И как же? – спросила Рейчел.

– Павел сказал: если мне удастся забеременеть, он достанет деньги на билет в Америку.

Мне почудилось (или нет, надеюсь), что я ослышался. Верн резко повернулся к жене. Катарина оказалась к этому готова – она посмотрела ему прямо в глаза.

– Не понимаю, – сказал Верн.

– Как проститутка я кое-чего стою. Но ребенок, добавил Павел, стоит дороже. Если я забеременею, найдется кому переправить меня в Америку. Меня и его. И нам будут платить.

В комнате повисла тишина. Со двора доносились детские возгласы, но будто издали, будто эхо. Первым заговорил я.

– Вам платят, – я слышал собственный голос, и в нем звучали страх и недоверие, – вам платят за ребенка?

– Да.

– О Господи! – выдохнул Верн.

– Ты не понимаешь.

– Да чего уж тут не понять. И так оно все и получилось?

– Да.

Верн резко отвернулся, точно его ударили. Уцепившись за занавеску, он посмотрел на детей.

– У нас, – продолжала Катарина, – новорожденного в таких случаях помещают в приют. Жуткое место. А многие американцы хотели бы взять ребенка на воспитание. Но это непросто. Процедура занимает много времени. Иногда год, иногда больше года. А ребенок тем временем живет в полном убожестве. Родители же платят чиновникам. Вся система настолько прогнила…

– Ясно, – перебил ее Верн, – ты сделала это для блага человечества.

– Нет, я сделала это для собственного блага. Только ради себя, понимаешь?

Верн болезненно сморщился. Рейчел положила ладонь на колено Катарине:

– И потом вы прилетели в Америку?