— И что тогда случилось? — спросил Саша.

— В лагерь уехал рафинированный интеллигент, а вернулся матерый сиделец, — усмехнулся старый академик. — Я пришел в свою бывшую квартиру и позвонил в дверь. Мне открыл этот раскормленный хряк! Стоит, в руке серебряная вилка из приданного моей жены, с наколотой на нее котлетой! Он меня даже сразу и не узнал. Спросил с брезгливостью, кто я такой и что мне тут надо! Я ведь был одет соответствующим образом, после лагеря. Ну тут я и не сдержался, так его отделал, по лагерному. Поднялся крик, жена его прибежала, стала меня оттаскивать. Я их обоих за шкирку и выкинул из квартиры, вещи их выбросил на лестничную площадку. Приехала милиция. Когда я все им рассказал, они только вздохнули. Говорят, каждый день, а то и по два раза, выезжают на такие вызовы. Многие тогда возвращались. Были и смертельные случаи. Забрали меня и их в милицию. Я тому упырю еще в машине сказал, чтобы выметался из моей квартиры, а то забью его насмерть.

Он писать заявление не стал. Служивые пробили, где мои живут, и даже подкинули к ним. Я их забрал и мы вернулись в нашу квартиру. А доносчик исчез. Говорили в провинцию уехал. Меня восстановили на работе, в партии и квартиру вернули.

— Да уж! «Весело» вы жили, — сказал Саша.

— Но я не об этом, — вздохнул от нахлынувших воспоминаний старый академик. — В лагере меня, зная что я работал в области относящейся к медицине, определили в медицинский пункт, медбратом. Тамошний врач, тоже сиделец, хорошо знал мои работы, и отнесся ко мне со всем уважением. Жил я в бараке со всеми, но меня и там уважали. Я оказывал посильную помощь заключенным. Даже уголовники меня не трогали.

— Даже они? — удивился юноша.

— Не сразу. Там у местного смотрящего за зоной, начался приступ сердечной аритмии. Он просто умирал. Тут же позвали меня. Там врач стоит и не знает, что делать! Смотрю и думаю, не спасем этого вора: и врача и меня тут и прирежут. Испугался тогда жутко. И от страха вспомнил, как мне рассказывали физиологи, которые сердцем занимались с нами в одном институтском корпусе, что иногда аритмию можно прекратит одним простым способом.

— И какой это способ? — спросил, заинтересованный неожиданной историей, Саша.

— Я подошел к хрипящему и уже синеющему вору, положил свою ладонь на область сердца. Кстати, ты знаешь, что сердце находится почти за грудиной, а не прямо в левом боку?

— Знаю, — ответил юноша.

— В той жизни ты изучал медицину? — лукаво усмехнулся академик.

— Да! И что было дальше?

— А второй рукой, сжатой в кулак, сильно ударил по ладони! Меня сразу схватили и оттащили от него.

— И что? Помогло?

— Помогло! Пока они решали как меня будут убивать, смотрящий пришел в себя! Ему все рассказали. Он дал мне плитку шоколада, и приказал никому меня не трогать. А если кто сунется, так сразу говорить ему. Будут проблемы. Но после этого меня все стали уважать. Только потом я узнал, что такой метод работает очень редко. Сам Господь меня тогда уберег.

— Здорово! Сколько Вам пришлось пережить.

— А потом кум попросил меня подготовить его детей к экзаменам в институт.

— Кто?

— Кум — начальник зоны. И остальные начальники в зоне тоже. Короче, жизнь наладилась. То, о чем я хочу рассказать, произошло летом, тысяча девятьсот пятидесятого года. Однажды, в нашу больничку, принесли очень странного заключенного.

— Чем же он был таким странным? — с любопытством спросил Саша, весь увлеченный рассказом.

— Он был очень, очень старым! — ответил дедушка Кати. — Я даже удивился, как такого старого человека в лагерь посадили. Спросил я об этом офицера из лагерной администрации, который сопровождал носилки с этим заключенным:

— Неужели у нас сажают таких старых людей?

— Никакой он не старый, — раздраженно ответил капитан, — ему, по документам, всего шестьдесят лет! Я помню тот этап, четыре года назад, с которым он пришел! Выглядел он вполне нормально, и полностью соответствовал своему возрасту. Обычный осужденный по 58 статье, работал как все, у блатных был в статусе «мужика», претензий у администрации к нему не было.

— И что же произошло?

— Месяц назад, он начал быстро стареть, прямо на глазах. На работу выходить не мог, даже не знаю, что это такое? Может само-вредительством каким-то занялся? Но на него это совсем не похоже! Короче! Мое дело его вам сдать, а вы уже разбирайтесь что это: симуляция или болезнь какая-то? Самое главное, не заразно ли это? А то заключенные, живущие рядом с ним, глядя на него не хотят категорически в барак заходить. А мне бунта только не хватало!

— Хорошо, ответил я ему, — продолжил старый академик, — несите его в палату.

— И что?

— Потом я его выхаживал целую неделю, — продолжил дедушка Кати, — но это было бесполезно. Он умирал. Доктор вообще сказал, чтобы мы этого, как он выразился «доходягу» оставили в покое и не тратили на него ни лекарства, ни силы, ни время. И он это слышал. Но я продолжал помогать ему. И вот, наступил вечер той ночи, которую он уже не пережил бы. И заключенный и я это понимали.

Когда доктор ушел к себе в комнату, он жил при больничке, я подошел к кровати умирающего старика. Тот сделал мне знак, чтобы я сел рядом с ним.

— Я сегодня ночью умру, — утвердительно просипел он.

— Может еще обойдется, — пытался я его ободрить.

— Не обойдется. В царстве теней меня уже давно ждет мой народ. Народ который я не уберег, — он горестно вздохнул.

Я только промолчал, что я мог ему сказать?

— Ты хорошо ухаживал за мной, сделал все, что мог. Несмотря на то, что доктор запретил тебе это делать, — продолжал умирающий.

— Я просто стараюсь остаться человеком, даже тут.

— Зачем?

— Я рано или поздно вернусь домой. Я не хочу, чтобы туда вернулся обозленный зверь. Жизнь будет продолжаться и я хочу в той жизни быть человеком.

— Ты прав, а вот мне некуда возвращаться. Все, кого я любил и знал, мертвы. И мне пора. Я тебе должен за твою доброту. У нас не принято уходить не расплатившись.

— Не стоит. Мне ничего не нужно, — пытался успокоить его я.

— А это не для тебя! Это для наших богов. Когда я предстану перед ними я не хочу, чтобы к моим грехам еще добавился грех неблагодарности. У меня нет ничего ценного из вещей.

— Мне ничего не нужно.

— Не перебивай меня и слушай. Я тебе открою тайну моего народа!

— Может не нужно?

— Больше ничего ценного у меня нет. И народа тоже больше нет. Иначе бы я тебе ничего не сказал. Мой рассказ никому из наших уже не навредит. Я не хочу, чтобы тайна, которую хранили столько веков умерла вместе со мной. Слушай меня и не перебивай, я могу не успеть.

— Хорошо, я внимательно слушаю! — чтобы его успокоить ответил я.

— У нашего народа было две тайны, которые мы тщательно хранили и которые нас, в конце концов, всех и погубили. Первая тайна — это месторождение золота. У нас была своя тайная шахта, которая вела к огромному куску золота, находящемуся глубоко в земле.

— Целый кусок золота? — спросил я.

— Гора золота, зарытая в землю!

— Сергей Порфирьевич! Какая гора золота? — спросил с удивлением Саша. — И потом, разве месторождение золота располагается не в горах? Насколько я знаю, даже речные россыпи золотого песка, это вымытые из горных золотоносных жил песок и самородки, которые вода выносит на равнины.

— Все верно, Саша, именно так. Но я думаю, что это было не золото из земного месторождения, — ответил дедушка Кати, — слушай дальше. И он продолжил свой рассказ.

— Наши старики рассказали мне, — продолжил умирающий заключенный, — что этот кусок золота упал в очень древние времена с неба и вошел глубоко в землю. В том месте, где золотых месторождений никогда не было. Поэтому никто и не мог его найти. Не было никаких косвенных намеков: ни по месту, ни по другим признакам. Например, сопутствующие минералы: пирит или турмалин.