Я вошел в святилище и подошел к алтарю. Затем я достал папку Киры и открыл ее. Я перелистывал страницы, пока не нашел карандашную иллюстрацию святилища Леукосии. Святилище передо мной выглядело точно так же, как на рисунке Киры. Во главе алтаря стояла каменная статуя ее аватара, Леукосии. В правой руке она держала круглый щит с выбитым на лицевой стороне символом своего героя. Левая рука была вытянута вперед и пуста, а ладонь обращена вверх, к серому небу над головой. Под статуей, высеченные на плоской каменной поверхности алтаря, были такие слова:

Под этой надписью, также вырезанной на поверхности алтаря, находились шесть одинаковых углублений в форме черепка.

Казалось очевидным, что я должен был сделать.

Я достал из инвентаря аватара все шесть собранных мной осколков и поместил их в шесть углублений на поверхности алтаря. Каждый из них начал светиться ярко-синим светом, когда я опустил его на место. Как только все шесть осколков оказались на месте, прямо передо мной возникла ослепительная вспышка света. Когда глаза восстановились, я увидел, что в вытянутой руке статуи появился седьмой, последний осколок. Он светился ярко-голубым светом, как и все остальные.

Я взял с алтаря перед собой первые шесть осколков и положил их обратно в инвентарь. Затем я поднял руку, взял седьмой осколок из руки статуи и положил его в свою. Когда я это сделал, я пережил последнее воспоминание…..

Кира сидела на стуле в лаборатории по исследованию проблем доступности в GSS, еще до того, как Холлидей закрыл ее. Я узнал ее по некоторым архивным фотографиям и видео, которые я видел.

Джеймс Холлидей стоял прямо перед ней, держа в руках то, что казалось ранним прототипом гарнитуры нейроинтерфейса OASIS. Она была гораздо больше и гораздо менее обтекаемой, чем серийные модели. Она была настолько громоздкой, что больше походила на шлем, чем на гарнитуру.

Ог стоял всего в нескольких футах от него с нервным выражением лица.

— Это устройство позволит людям контролировать движения аватара в ОАЗИС с помощью своего разума, — сказал Холлидей, осторожно опуская прототип на голову Киры. — Потребуется всего минута, чтобы откалибровать его.

Затем Холлидей протянул руку, нажал кнопку на панели управления, и я увидел короткую, ослепительную вспышку света.

Когда воспоминание закончилось, я снова оказался на Хтонии, стоял перед святилищем Леукосии, сжимая в руках Седьмой осколок. Я сразу же добавил его в инвентарь своего аватара. Я посмотрел на все семь осколков, выстроившихся рядом друг с другом. Затем я снова взглянул на слова, выгравированные на алтаре рядом со мной: «За каждый фрагмент мой наследник должен заплатить цену».

Я вспомнил каждую из «плат», которые мне пришлось заплатить — семь воспоминаний, которые я пережил.

В Миддлтауне я видел, как Кира создавала в школе свою первую работу в цифровом формате.

На Кодаме это был момент, когда Ог впервые признался ей в любви.

На Шермере это было появление Ога в доме Киры в Лондоне, чтобы спасти ее и вернуть в Огайо.

На Халсидонии это был момент, когда Кира показала Оггу логотип, который она разработала для их новой компании.

На Загробном мире я видел, как Принс пел ей серенаду в день ее рождения — подарок Ога.

На Арде я пережил момент, когда Ог показал ей копию Ривенделла, которую он построил для нее.

И вот, наконец, здесь, на Хтонии, я пережил последние семь секунд воспоминаний Киры, которые записал Холлидей в тот день, когда он скопировал содержимое ее разума без ее ведома или разрешения.

Каково было Холлидею самому переживать эти воспоминания? Видеть любовь Ога и Киры воочию, а себя — печальным, одержимым аутсайдером? Себя в роли гениального, но лишенного духа друга, которого они оба терпели из жалости. Выбрал ли он эти моменты, чтобы наказать себя? Или, возможно, для того, чтобы тот, кто пробудит Киру, полностью осознал все преступления, которые он совершил против нее, и всю глубину своей вины?

Конечно, теперь я чувствовал себя ближе к Кире, лучше понимал ее как человека и художника. И Джеймса Донована Холлидея я тоже воспринимал гораздо более ясно. Он, несомненно, был гением, но еще день назад я считал его доброжелателем, чья гениальность и изобретательность только возвышали человечество. Теперь невозможно было отрицать, что он также был глубоко испорченным человеком. Безнравственным. Беспорядочным. Эмоционально отстраненным. Техноотшельник, предавший доверие двух своих лучших друзей в этом мире.

Мои дни, когда я его обожествлял, подошли к концу.

Конечно, была большая вероятность того, что все мои дни вот-вот закончатся, но… все же.

Я взглянул на статую сирены Леукосии и склонил перед ней голову в знак признательности. В этот момент я увидел, что Браслет обнаружения на моем запястье начал светиться ярко-синим светом. Секундой позже я услышал прямо позади себя знакомый звуковой эффект телепортации — тот самый, который всегда предшествовал появлению Анорака в старом мультфильме D&D.

«Ты снова это сделал!» услышал я его слова. «Поздравляю, Парсифаль!»

Я повернулся и увидел Анорака, стоящего прямо за мной с огромной улыбкой на лице.

«И у тебя в запасе еще больше десяти минут!» — добавил он, указывая на свои часы.

«Ну, если это не Мастер Контрольной Программы[44], - сказал я. — Пришел забрать свой выкуп».

Анорак проигнорировал мое оскорбление и улыбнулся еще шире.

«Очень впечатляет, Уэйд», — сказал он. «Я рассчитал крайне низкую вероятность того, что ты действительно сможешь это провернуть».

«Мне очень помогли мои друзья», — сказал я. «И не все из них справились».

Ухмылка Анорака исчезла, и он протянул руку.

«Объедини Семь Осколков и отдай мне Душу Сирены», — сказал он. «Тогда я освобожу тебя, твоих друзей и остальных заложников, как и обещал».

Я хотел достать один из своих мечей и отрубить его чертову голову. Но я этого не сделал. Я сохранял спокойствие и придерживался плана.

Я открыл инвентарь своего аватара и достал семь осколков. Но это были не те семь осколков, на сбор которых я потратил последние двенадцать часов. Это были идентичные подделки — совершенно новые магические артефакты, созданные программистами ОАЗИС в GSS по моей просьбе и по моим спецификациям. Подделки были разработаны таким образом, чтобы иметь тот же внешний вид и обнаруживаемые магические свойства, что и настоящие осколки, которые все еще надежно хранились в инвентаре моего аватара.

Я положил семь поддельных осколков на алтарь, рядом друг с другом. Затем я скрепил их один за другим, как кусочки трехмерной головоломки. Когда все семь осколков оказались на месте, произошла еще одна вспышка света, и они слились воедино, образовав большую, идеально симметричную многогранную драгоценность, лежащую на моей ладони. Она пульсировала внутренним голубым светом, похожим на биение сердца.

Я некоторое время удивленно смотрел на прекрасную драгоценность, затем протянул ее Анораку, который уже потянулся за ней. Когда его рука коснулась драгоценности, предмет был перенесен из инвентаря моего аватара в его инвентарь. Но в тот же миг мне было позволено выбрать предмет из инвентаря Анорака и перенести его в свой. Это потому, что он только что совершил ошибку, приняв совершенно новый магический артефакт моего собственного дизайна. Я назвал его Жемчужиной Обретения. Когда другой аватар — или NPC — брал его у вас, он позволял вам взять любой предмет из его инвентаря взамен. Поэтому, когда Анорак прикасался к ней, на моем HUD появлялся список всех предметов из его инвентаря. Он был заполнен до отказа магическими предметами и мощными артефактами. Больше, чем я когда-либо видел в одном месте. Список был расположен в алфавитном порядке, поэтому я продолжал листать его, пока наконец не нашел единственный предмет, который меня интересовал, — мантию Анорака.