— И разумеется, твой парень не будет возражать, если я снова позову тебя покататься на мотоцикле, или приглашу на пикник, или предложу залезть в ванну?

Ответ был очевиден, и Габи посерьезнела.

— Думаю, он не особенно обрадуется…

— Значит, веселью конец.

— Мы по-прежнему можем быть друзьями.

Тревис взглянул на нее, а потом вдруг схватился за грудь, точно подстреленный.

— Да уж, ты знаешь, как ранить мужчину.

— О чем ты?

Он покачал головой:

— Для мужчин и женщин нашего возраста такой вещи, как дружба, не существует. Дружить просто не получается, если только речь не о человеке, которого ты знаешь с детства. И уж точно это не срабатывает с посторонними.

Габи открыла рот, чтобы ответить, но возразить, в общем, было нечего.

— И потом, — продолжал Тревис, — я не уверен, что хочу дружеских отношений.

— Почему?

— Потому что скорее всего пожелаю большего.

Габи снова промолчала.

Тревис смотрел на нее, не в силах разгадать выражение ее лица. Наконец он пожал плечами:

— Я сомневаюсь, что и ты захочешь со мной «дружить». Это плохо отразится на твоих отношениях с Кевином, поскольку, несомненно, в конце концов ты влюбишься в меня и сделаешь то, о чем потом пожалеешь. А тогда ты начнешь меня винить и, возможно, уедешь из Бофора, потому что будешь чувствовать себя неловко.

— Все так мрачно?

— Обаяние — мое проклятие.

— Похоже, ты уже все просчитал.

— Да.

— Кроме того факта, что я вовсе не обязана в тебя влюбляться.

— А ты не представляешь такого варианта?

— У меня есть парень.

— И ты собираешься за него замуж?

— Как только он предложит. Именно поэтому я сюда переехала.

— А почему он не предложил до сих пор?

— Не твое дело. Почему ты такой любопытный?

— Потому что на его месте, — ответил Тревис, не сводя с нее глаз, — если бы ты переехала, чтобы быть рядом со мной, я бы немедленно сделал тебе предложение.

Что-то в его голосе свидетельствовало о том, что он говорит серьезно, Габи отвернулась. Потом негромко сказала:

— Давай ничего не будем портить, хорошо?

— Портить что?

— Этот день. Сегодня. Вчера. И так далее. Давай не будем этого портить.

— Не понимаю, о чем ты.

Габи глубоко вздохнула.

— Эти два дня многое для меня значат. Я наконец почувствовала, что нашла друга. Даже двух. До сих пор я не понимала, как сильно мне недостает друзей. Но ты и твоя сестра напомнили мне, чего я лишилась, когда переехала сюда. То есть я знала, что делаю, и я не жалею о своем решении. Хочешь — верь, хочешь — нет, но я действительно люблю Кевина. — Габи помолчала, собираясь с мыслями. — Иногда это трудно. Такие дни, как сегодня, скорее всего больше никогда не повторятся, и отчасти я уже смирилась. Из-за Кевина. Но с другой стороны, мне не хочется верить, что такое бывает только раз, пусть даже мы оба это знаем. Когда ты говоришь что-нибудь, а я знаю, что это не всерьез, пережитое как будто обесценивается…

Тревис внимательно слушал. В голосе Габи звучала энергия, которой она не выказывала раньше. И хотя Тревис знал, что нужно просто кивнуть и извиниться, он не удержался от ответа.

— Почему ты уверена, что я не всерьез? — возразил он. — Я готов ответить за каждое слово. Но понимаю, что тебе неприятно это слышать. Поэтому скажем так: я надеюсь, твой парень понимает, как ему повезло. Если нет, то он дурак. Прости, если смутил тебя. Больше не буду. — Тревис улыбнулся. — Но один раз я должен был высказаться.

Габи отвела взгляд. Ей было приятно, что Тревис возразил. Тот отвернулся к воде, позволяя Габи помолчать. В отличие от Кевина он как будто всегда знал, что сказать.

— Наверное, пора возвращаться, — предложил Тревис. — Думаю, нужно посмотреть, как там Молли.

— Да, — согласилась Габи. — Ты прав.

Они упаковали остатки еды и вернулись к мотоциклу. Глядя, как люди толпами шагают в кафе на ленч, Габи позавидовала простоте их выбора.

Тревис пристегнул корзинку и покрывало, надел шлем, Габи последовала его примеру, и уже через несколько мгновений они тронулись в путь. Она крепко держалась за него, тщетно пытаясь убедить себя, что Тревис говорил точно такие же слова десяткам женщин в прошлом.

Они вкатили в проулок, и мотоцикл остановился. Габи слезла и сняла шлем; стоя перед Тревисом, она ощутила неловкость, которую не испытывала со времен школы, и это казалось просто нелепым. Показалось, что он снова собирается ее поцеловать.

— Спасибо за прогулку, — улыбнулась Габи, стараясь соблюдать дистанцию. — И за урок вождения.

— Не стоит благодарности. Ты прирожденный байкер. Возможно, тебе действительно стоило бы купить мотоцикл.

— Может быть.

Габи слышала, как в тишине потрескивает мотор. Она протянула Тревису шлем. Он положил его на сиденье.

— Увидимся.

— Разумеется, мы ведь соседи и все такое.

— Хочешь, чтобы я проведал Молли?

— Не стоит. Уверена, все в порядке.

Тревис кивнул.

— Слушай, мне действительно стыдно насчет того, что я сказал. Не следует совать нос в чужие дела. Прости, если я смутил тебя.

— Никаких проблем. Все в порядке.

— Ну да, конечно.

Габи пожала плечами.

— Если ты лгал, то почему бы и мне не сделать то же самое?

Невзирая на напряжение, Тревис рассмеялся.

— Позвони, если твой парень не приедет.

— Хорошо.

— На этой высокой ноте я, наверное, откланяюсь. — Тревис принялся, пятясь, разворачивать мотоцикл, чтобы выехать из проулка. Он уже собирался запустить мотор, а потом снова взглянул на Габи. — Не поужинаешь со мной завтра вечером?

Та скрестила руки на груди.

— Поверить не могу, что ты мне это предлагаешь.

— Мужчина должен ловить момент. Таков мой девиз.

— Я уже поняла.

— Так да или нет?

Габи отступила назад и вдруг поймала себя на том, что рада его настойчивости.

— Может быть, лучше я угощу тебя ужином? У меня дома. В семь.

— Прекрасно, — просиял Тревис.

Секунду спустя она уже стояла на лужайке одна и размышляла, не сошла ли, случайно, с ума…

Солнце пекло немилосердно, а вода из шланга была ледяной, и Тревис с большим трудом удерживал Моби на месте. Короткий поводок не особенно помогал: пес ненавидел мыться. Тревиса это удивляло, потому что его любимец обожал приносить мячик, брошенный в море. Моби прорывался сквозь волны, шлепал по воде и без малейшего колебания нырял, чтобы поудобнее ухватить ускользающую игрушку. Но стоило ему заметить, что Тревис достает поводок, как Моби при первой же возможности удирал и часами рыскал по округе, возвращаясь лишь затемно.

Тревис привык к таким выходкам — именно поэтому он прятал поводок до последней секунды, а потом пристегивал его к ошейнику, прежде чем Моби успевал опомниться. Тот смотрел на него укоризненно — «почему-ты-так-жесток-со-мной», но Тревис лишь качал головой и вел грязнулю на задний двор.

— И не ворчи. Никто не заставлял тебя кататься в тухлой рыбе, ведь так?

Моби обожал валяться на рыбьих потрохах — чем зловоннее, тем лучше. Когда Тревис загонял мотоцикл в гараж, Моби, крайне довольный собой, весело зарысил к хозяину, свесив язык. Тревис улыбнулся, но лишь на мгновение. Потом его носа достигла жуткая вонь, и он заметил остатки рыбьих кишок, прилипшие к бокам боксера. Осторожно потрепав пса по загривку, зашел в дом, чтобы переодеться в шорты и сунуть в задний карман поводок.

На заднем дворе Моби, привязанный к перилам крыльца, принялся метаться из стороны в сторону, тщетно пытаясь избежать мытья.

— Это всего лишь вода, дурачок, — упрекнул его Тревис. Он прилежно поливал Моби из шланга в течение пяти минут, не решаясь прибегнуть к шампуню прежде, чем будут смыты все… останки. Ну и гадость эти рыбьи кишки.

Моби скулил и продолжал приплясывать, натягивая поводок. Наконец Тревис отложил шланг и вылил на спину пса треть флакона. Он несколько минут тер его, потом понюхал и сморщился. Процесс пришлось повторить дважды, и в итоге Моби пришел в полнейшее отчаяние. Он в упор смотрел на хозяина, и скорбное выражение на его морде гласило: «Разве ты не понимаешь, что я вывалялся в рыбьих кишках из любви к тебе?»