Незадолго до провала Гино получил новое задание Центра: «Необходимо открыть третью радиостанцию, в Бургасе». Гино тщательно обсуждал с Милкой кандидатуры. Казалось бы, объективно больше подходил для роли руководителя третьей группы Михаил. Но… но что-то останавливало Гино. И он решил направить в Бургас Василя. Тот сразу согласился. Правда, он собирался жениться. Он записался на физический факультет Софийского университета… Но какое значение имеют личные планы по сравнению с заданием партии?

Однако третья радиостанция так и не начала работать… И теперь сам Басил снова в тюрьме. Его арестовали в Софии на десятый день после свадьбы… Теперь, учитывая предыдущий приговор, его ждет тяжкая участь…

И вот суд. Военно-полевой. За столом офицеры. Перед ними разложены вещественные доказательства: найденные у Зары передатчики, радиоприемник, донесения. В зале суда — полицейские и гестаповцы и лишь несколько ближайших родственников арестованных. Среди них и Геневева.

На скамье подсудимых Милка, Зара, ее муж, торговец молоком Диран Канонян, Васил Карагиозов и Михаил. Михаил обособился, не поднимает на них глаз. Лицо черное. «Вроде бы тебя и не били… — смотрит на него Милка, — или раскаяние точит? Может, и вымолишь пощаду».

Судебное разбирательство длится недолго. После короткого перерыва председательствующий, капитан, торжественно зачитывает:

— Приговор № 340. От имени его величества Бориса III, царя болгар, сегодня, 17 июня 1943 года, Шуменский военно-полевой суд на судебном заседании в Варне под председательством…

Милка чувствует странное спокойствие — как будто то, что произносит капитан, не имеет никакого отношения к ней.

— Слушалось дело по обвинению Гино Георгиева Стойнова, Милки Петровой Владимировой, Зары Стойковой Георгиевой, Дирана Бедрос Каноняна, Стойко Георгиева Стойнова…

Она усмехается про себя: «Ага, так и не узнали мое настоящее имя!..»

— В судебном заседании присутствуют все подсудимые, за исключением подсудимого Гино Георгиева Стойнова…

«Да, ушел Гино! Он жив, он борется. И значит, мы тогда поступили правильно. Всегда лучше, когда вместо двух солдат падает в бою только один, когда командир остается на посту…»

— Суд приговорил: подсудимого Гино Георгиева Стойнова за то, что с 1941 года по февраль 1943 года в интересах Советского Союза он собирал и передавал сведения военного и политического значения, представляющие государственную тайну;

— Милку Петрову Владимирову, уроженку села Курча, Измаильской околии Бессарабии, болгарку, православную, домохозяйку, первую помощницу мужа, посвященную в его деятельность и со своей стороны вложившую все усилия для успешного ее выполнения…

Да, все усилия, вся ее жизнь отданы борьбе. И даже сейчас она ни на мгновение не жалеет об этом…

— Зару Стойкову Георгиеву…

— Михаила… К смертной казни через повешение…

Капитан продолжает:

— Дирана Бедроса Каноняна — к пятнадцати годам тюремного заключения…

— Стойко Георгиева Стойнова — к двум годам тюремного заключения…

И особенно торжественно:

— Приговор прочитан сегодня, 17 июня 1943 года, в 16 часов в городе Варна и подлежит немедленному исполнению.

Значит — все. Без обжалований, без ожиданий…

После суда им дают короткое свидание с родственниками. У Милки здесь никого нет. А Заре на эти минуты понадобится все ее самообладание. Она держится спокойно. Обняла Геневеву, говорит:

— Не тревожься. Есть кому позаботиться о тебе.

Их выводят из суда, попарно скованными наручниками.

В камере Заре дали листок бумаги для последнего письма. И тут она не выдержала, разрыдалась.

Приговор подлежит немедленному исполнению. Наступила ночь. Первая ночь ожидания. Но дата суда совпала с днем рождения сына царя, принца Семеона. Может быть, поэтому и не привели в исполнение. Может, были какие-то другие причины. А потом началось их путешествие из тюрьмы в тюрьму, из одной камеры смертников в другую.

За полтора года, прошедшие с той страшной ночи, распятой ожиданием, Милка сменила целую вереницу тюрем: Варненскую, Шуменскую, Софийскую. И вот теперь самая страшная, самая гнусная — Сливенская. В каждой тюрьме ее держали в камере смертников, и тоже в постоянном ожидании.

Это произойдет в темноте. Они уже знали: приговоры приводятся в исполнение от полуночи до двух-трех часов утра. Поэтому они после вечерней поверки до двенадцати спали, а потом просыпались и ждали. Как-то, несколько месяцев назад, заснули крепко и очнулись от страшного крика, доносившегося со двора. Это казнили какого-то слабонервного мужчину. В ту ночь они решили: придут и за ними. Милка стала молча ходить из угла в угол камеры. А Зара села на нары, ссутулившись, и сказала:

— Лучше бы сразу, чем теперь, когда Красная Армия уже близко…

Та ночь миновала. И в другие ночи они слышали, как монтируют из тяжелых бревен в тюремном дворе «бесилку» — виселицу. Слышали выкрики:

— Прощайте, товарищи! Да здравствует коммунизм!

И вот теперь, когда Советская Армия уже подошла к границам Болгарии, по тюрьме распространился невесть откуда просочившийся слух:

— Все смертные приговоры будут приведены в исполнение!

Когда — этой ночью или завтрашней? Зара только что получила письмо от дочки. Геневева пишет: «Ходим на дорогу, смотрим, как удирают немцы».

Август 1944 года. Арестовали их в конце февраля 1943. Неужели нескольких дней не хватит им до уже брезжущей свободы?..

Они прислушиваются. Окно высоко под потолком камеры. Но оно обращено во двор тюрьмы. И слышно, как шаркают тяжелые шаги и скрипят тяжелые бревна. Милка и Зара понимают, что означают эти шаги и скрип, — в тюремном дворе будут монтировать «бесилку» — виселицу.

Ночь на 8 сентября 1944 года. Воздух наэлектризован и тяжел, как перед грозой. По тюрьме слухи: Советский Союз объявил войну фашистскому правительству Болгарии. Войска 3-го Украинского фронта с часу на час перейдут в наступление. В царской армии брожение: солдаты не хотят воевать против Красной Армии.

А за стеной камеры смертников — шаркающие шаги и скрип тяжелых бревен. Во дворе монтируют «бесилку»… Нервы уже не выдерживают. Вот-вот сорвется крик отчаяния.

— Спокойствие, Зара, спокойствие! — Милка говорит слова, которые в такие минуты произносил Гино. И ей самой делается легче.

Шаги. Шаги… Тишина. Теперь они не могут отвести глаз от окованных железом дверей. Лязгнет запор? Откроется дверь?.. Войди сейчас палачи — женщины бросились бы на них, как дикие кошки, и оторвать их могли бы лишь замертво.

Но ночь проходит спокойно. А к утру за стенами тюрьмы собирается бушующая толпа:

— Товарищи, Красная Армия вступила в Болгарию! Никакого сопротивления! Уже освобождена Варна!

И тысячеголосый рев:

— Свободу патриотам!

Лязгают двери камер. Топочут ноги. Ликующие голоса, рыдания… Но их камера на запоре, как и прежде. И соседняя, и третья — все камеры смертников.

За стеной — грозный гул голосов:

— Не уйдем, пока не выпустите осужденных на казнь!

Но проходит еще несколько часов, прежде чем распахивается заклятая дверь.

Свобода! Боже мой, какое это чудесное слово «свобода»! Солнце над головой. И ветер. И люди. Нет сил сделать навстречу даже один шаг.

Их подхватывают на руки и несут — к солнцу, на ветер, в толпу кричащих людей.

Уже позднее Милка и Зара узнают: действительно, фашистское правительство, доживавшее последние часы своего существования, отдало приказ по тюрьмам о приведении в исполнение всех смертных приговоров. Но Центральный Комитет Болгарской рабочей партии с помощью своих товарищей своевременно узнал о планах реакции и принял решение: встретиться в открытую с представителями правящих кругов. Встреча произошла на одной из дач под Софией. От имени коммунистов и Отечественного фронта реакционеры были предупреждены:

— Если вы посмеете осуществить свою подлую акцию, учтите — мы расплатимся с вами высшей мерой.