В этих условиях было принято решение несколько повременить с выброской группы «Балатон», дождаться прочного перелома хода событий в нашу пользу. А враг продолжал наращивать удар. Каждый день боев стоил ему огромных жертв, но он гнал в наступление все новые и новые силы. Однако стойкое сопротивление советских войск срывало планы гитлеровцев, и к исходу 15 марта наступательная операция немецко-фашистских войск на направлении главного удара прекратилась из-за больших потерь. Сильная танковая группировка врага, не выполнившая своих задач, оказалась вытянутой в линию между озерами Веленце и Балатон и охваченной с двух сторон крупными силами советских войск. И вот 16 марта без какой бы то ни было передышки, естественной после таких ожесточенных оборонительных боев, советские войска 2-го и 3-го Украинских фронтов перешли в решительное наступление. Под мощным напором наших частей гитлеровцы начали откатываться назад. К 23–25 марта немецко-фашистские войска в районе между Дунаем и озером Балатон потерпели серьезное поражение, потеряв убитыми и пленными свыше 30 тысяч человек и очень большое количество танков и орудий. А за три дня — с 28 по 30 марта — свыше 45 тысяч венгерских солдат и офицеров добровольно сдались в плен советским войскам.

В огромной по масштабу, по задействованным силам и средствам наступательной операции Красной Армии в Венгрии, с полным напряжением действовала и транспортная авиация. Поэтому выделить самолет для заброски группы «Балатон» во вражеский тыл не представлялось возможным. Только 30 марта поступило распоряжение доставить Габора и Рудольфа на один из прифронтовых аэродромов. Однако погода в этот день была, как назло, совершенно нелетной. По небу стлались тяжелые серые облака, низко нависающие над землей, а под ними клубился туман; казалось, его рваные молочно-белые косяки спешили добраться до облаков и слиться с ними… О выброске разведчиков нечего было и думать.

Чтобы не пропадало зря время, вынужденную паузу заполнили повторением «легенд» (хотя в общем-то знали их уже назубок) — задавали друг другу каверзные вопросы, старались сбить с толку, запутать один другого. («Лучше мы сейчас сами, совместно выпутаемся из этого лабиринта, нежели нам придется искать спасительный ответ, когда будут придирчиво спрашивать гитлеровцы».)

Нужно сказать, что для Габора Деметера была разработана «легенда», основанная на его биографии. За ним сохранялись его имя и фамилия, истинные год и место рождения, главные вехи его военной карьеры. Сама «легенда» начиналась, собственно, с декабря 1944 года. В соответствии с нею Габор, служивший до того в венгерской танковой дивизии «Хуньяди», был назначен в 6-й отдел генштаба. 23 декабря 1944 года он получил приказ отправиться в Будапешт для распространения среди венгерских частей пропагандистского материала. 24 декабря вечером Габор прибыл в Будапешт, а на следующий день город был почти полностью окружен русскими.

17 января при переходе из штаба 12-й дивизии во 2-й штурмовой батальон он получил огнестрельные ранения обеих ног и был отправлен в полевой лазарет, где пролежал 11 дней, после чего был выписан — лазарет ломился от раненых — и получил отпуск по болезни; долечивался у частного врача. 30 января вместе с группой других офицеров решил выбраться из осажденного города — шли по единственно свободной дороге через Фаркашрет. Весь день 31 января просидели в лесу у Тёрёкбалинта.

С 1 по 4 февраля они пробирались по ночам в направлении на Будатетень, Будаёрш, Шоошкут. 5 февраля остальные офицеры пошли дальше, а он, Габор, остался со своим денщиком на одиноком хуторе, неподалеку от Бичке — разболелись натруженные раненые ноги. 16 февраля юго-западнее Бичке перешли линию фронта и вышли на шоссе, ведущее на Мор. Вскоре Габор остановил венгерский военный грузовик, который довез их до Мора. Там он разыскал знакомую семью немецкого крестьянина колониста Клейна; в его доме и остановились на отдых. Так как Габор чувствовал себя очень плохо и сильно ослаб, он направил в комендатуру денщика с запиской; к нему были посланы врач и младший офицер. Им он рассказал все обстоятельства перехода через фронт. Комендант разрешил ему временно остаться на частном постое.

28 марта вместе с денщиком они сели на попутную автомашину, надеясь присоединиться к какой-либо венгерской воинской части. В Чепреге они попали под бомбежку. Машина оказалась сильно поврежденной, шофер остался при ней, а они снова двинулись пешком, на запад, желая добраться поскорее до ближайшего села…

На этом «легенда» обрывалась. Дописывать ее должны были сама жизнь и, разумеется, Габор, сообразуясь с обстановкой в районе приземления. А выбросить их предполагалось где-нибудь над Ленти, с тем чтобы они смогли потом обосноваться в районе города Надьканижа. (Стремительное наступление советских войск, правда, могло существенным образом поломать конец «легенды». Но в этом смысле Габору предоставлялось право, более того, вменялось в обязанность действовать быстро и решительно, исходя из обстановки и задания — находиться и действовать в тылу основной массы войск противника.)

Что касается «легенды» для Иштвана Жарнаи, то она в значительной своей части, относящейся к последнему фронтовому периоду, повторяла «легенду» Габора Деметера, у которого Иштван состоял в денщиках. Звали его по «легенде» Ференцем Гэцом.

Габор с особой придирчивостью и в самые неожиданные моменты справлялся у своего напарника о том, как его зовут, однако всякий раз получал уверенный ответ: Ференц Гэц…

На следующий день погода улучшилась. Солнце разорвало серую пелену облаков и разметало туман. Летное поле, покрытое ковром молодой травы, ярко зазеленело под солнечными лучами. Деревья протянули к ним свои ветви с набухшими и готовыми вот-вот лопнуть почками. На венгерской земле бушевала весна.

Деметер и Жарнаи с нетерпением ждали вечера — только бы не испортилась вновь погода! Но вечерний небосвод не предвещал никаких каверз. С аэродрома один за другим взлетали самолеты и быстро таяли в еще не потухшем, розовато-оранжевом небе.

Вот на взлетную полосу вырулила машина, которая должна будет доставить Габора и Рудольфа в заданный район. Разведчики в сопровождении Марии и Павлуши пошли к самолету.

— Ваши люди готовы? — тихо спросил инструктор парашютного дела, подойдя к женщине майору. Получив утвердительный ответ, он громко сказал, обращаясь к Габору и Иштвану:

— Можно садиться!

Габор сделал шаг к Марии, взял ее руки в свои и, крепко пожимая их, взволнованно проговорил:

— Спасибо за доверие. Постараемся оправдать его. За нас не беспокойтесь. Документы у нас отличные, «легенда» самая что ни на есть правдоподобная. Все будет в порядке. Ждите телеграмм.

После того как и Жарнаи простился с Марией, разведчики тепло попрощались с шофером Павлушей, который, очевидно проникшись торжественностью момента, как-то присмирел. Затем оба пошли к трапу. Неуклюже взбираясь по нему, они то и дело оглядывались и махали рукой. Но вот дверца захлопнута, трап убран, и самолет, пробежав по полю, легко оторвался от земли. Сделав круг над аэродромом и прощально помахав крыльями, он лег на курс и вскоре скрылся из глаз.

Итак, ровно в 21 час 31 марта транспортный самолет с разведчиками на борту поднялся в воздух и полетел к линии фронта.

— Смотри, Пишта, как точно взлетели! — наклонившись всем телом к Жарнаи, почти прокричал ему на ухо Габор. — У русских действительно все четко организовано, недаром их армии громит гитлеровцев.

— Да, под ударами Красной Армии фашистам несдобровать, — отозвался Жарнаи. — Скоро русские придут в Берлин и Гитлеру будет капут. Глядишь, и поработать-то как следует не успеем.

— Успеем!

Прошло несколько минут. В иллюминаторах самолета синело вечернее небо. Чем выше, тем светлее и прозрачнее было оно, окрашенное последним багрянцем закатившегося дневного светила. А внизу, под крыльями самолета, синева сгущалась до черноты, и земля растворялась в ней, пропадая, как в бездне. Но вдруг в этой черной пучине заискрились, замелькали оранжевыми вспышками какие-то огоньки, и тут же самолет начало встряхивать. Габор и Пишта поняли, что они пролетают над линией фронта и попали под зенитный обстрел. Как бы в подтверждение их догадок из черноты внезапно, точно лезвие безумно длинной шашки, сверкнул луч прожектора и, вонзившись в самолет, залил его слепяще-ярким светом. Самолет закачало еще сильнее.