– Вы кто? – обалдело спросила богиня, лихорадочно прихорашиваясь перед незнакомцем. – Как сюда попали?

– Да вы не переживайте понапрасну, я уже вас покидаю, – благовоспитанно сообщил невозмутимый дроу. – Можете совсем не обращать внимания. Считайте, меня уже нет. – И, сделав шаг, растворился в воздухе с дерзкими словами, обращенными к богу-мужчине: – Вот поэтому я и никогда не женюсь, мне столько счастья не вынести…

– Вот нахал! – возмутилась богиня.

– Умный какой… кто б мне это раньше сказал! – отозвался бог и получил недобрый взгляд супруги. – Достали уже эти Ходящие-между-мирами, – исправляясь, проворчал бог смерти и битв. – Нигде от них не спрячешься. – Задумчиво поскреб выпирающий подбородок. – И кого этот мальчик мне напоминает?..

– Понятия не имею, – рассеянно ответила Йаола, всецело захваченная подкинутой мыслью. – Но идея насчет избранной мне понравилась. Главное, чтобы нас с тобой никто не причислил ни к одной из сторон…

Эрика

Стояла у окна, смотрела на далекие горные вершины, убеленные снегом, и, медленно шевеля челюстью, разминала речевой аппарат. Для чего? А чтобы внятно попросить принести одну штуковину, которую обычные люди зовут подушкой под спину и седалище, а чокнутая челядь величает «нежнейшим лепестком фламаниямии, служащей для отдохновения и услады нижней части приближенного к богам туловища тьмаподобного повелителя». Честно говоря, сразу после выговаривания всего этого я точно приближусь к богам, ибо скончаюсь немедленно от заворота языка. Или мозгов.

Хотя если опираться на суждения моих прислужниц, то с умственной деятельностью у меня не просто беда, а большое горе. Милые, щебечущие по углам «пташки» с длинными ядовитыми клыками думают, что я не слышу, как они с хихиканьем величают меня «растением». Должно быть, они правы: несколько долгих лет я провела будто в тумане, без удержу гоняясь за мрачными тенями прошлого, постоянно ускользающими в коричневой дымке омертвевшей памяти. Да вот только в последнее время я поймала себя на мечтах об устройстве маленького дворцового переворота и тотальной зачистке наглой челяди как таковой.

Похоже, у «цветочка» прорезались нехилые шипы…

Мои сладкие размышления на тему революции были прерваны пришедшей Маоэли – моей личной горничной и надсмотрщицей в одном лице. Мерзкая вредная стерва, безответно влюбленная в моего мужа. Последнее радует особо…

Маоэли окинула меня цепким, внимательным взглядом и засуетилась по каким-то не совсем понятным моей рациональной натуре делам. К примеру, я никак не возьму в толк: на кой ляд утром ставить цветы в вазу, а вечером обрывать лепестки и выстилать из них дорожку к супружескому ложу? Вроде того – «пусть ваш путь будет усыпан розами»? Так там еще шипы прилагаются… В общем, перевод продукта, грязь от раздавленных лепестков и в качестве бонуса – утренняя головная боль…

Мне был неприятен злобный взгляд исподлобья у притворно заботливой служанки, и я вновь отвернулась к окну. Горы… Сколько лет я смотрю на них… Теперь это мое основное занятие после потери памяти, произошедшей пять лет назад.

Мрачный замок Повелителя демонов расположен на вершине высокой скалы. Из его окон открывается чудесный вид, который я разглядываю каждый день, пытаясь хоть что-то вспомнить и обрести себя. Потому что сейчас это не я. По крайней мере, надеюсь – часть меня осталась где-то там, за горами… иначе рехнусь окончательно и бесповоротно. Просто-напросто сойду с ума.

Суровый мужчина с усталыми потухшими глазами ласково зовет меня Эрикой и кличет женой, любимой супругой. Беззаветно любит и почитает. Дарует свою помощь и поддержку. И если против имени я не возражаю, а без поддержки Габриэля просто умру, то против остального восстает все мое существо…

Существо… существование… сущность. Иногда мне кажется, что нас двое: «я» внутри и «я» снаружи. Та, что снаружи, ничего не чувствует, безгласна, безучастна и холодна. Та, что внутри, постоянно мечется в замкнутой клетке из плоти и крови, рвется в сетях вен и жил, неустанно ищет выход наружу…

Кто я? Как мне соединить две половины?

Моя жизнь возникла из ниоткуда и утекает в никуда… Мне кажется: соединив все осколки воспоминаний и сложив недостающие части мозаики, я обрету себя. Вот только там глубочайшие провалы. Ваза моей сути разбита. Как ее склеить?

Что я помню? Практически ничего…

Вспышка… и первая встреча с мужем. Тонкое, необычное лицо Габриэля со странными глазами. Жадное, я бы сказала – голодное выражение раскосых глаз при взгляде в мою сторону. Он его пытается скрыть, этот лютый, рвущийся из глубины голод. Но мне, женщине, заметно и понятно хорошо знакомое чувство отчаянной надежды. Не могу понять лишь свой иррациональный, необъяснимый страх в ответ…

Снова вспышка… Какая-то праздничная церемония. Зачем я тут? Скользкие, неудобные одежды. Стягивающий, словно маска, толстый слой грима. Сложенные лодочкой ладони у моего лица. Просящий взгляд – и опять ожидание. Безмолвный ужас охватывает меня, ужас и отвращение… все смывается хлынувшей из его глаз болью.

Провал… и первая ночь после нашего возвращения из храма. Ласковые, нежные руки любящего мужчины, пылающего страстью, – и ни малейшего отклика в моем сердце. Только холод и телесная боль. Не понимаю – почему, ведь замужем я за Габриэлем, по его словам, давно. Больно было не одному телу, мучилась моя душа, словно ее насиловали.

А есть ли у меня душа? Есть… наверное… если она так страдает и терзается.

Мне действительно муторно. Пуще всего меня гнетет мысль, что я не могу заставить себя любить Габриэля и сохранять ему верность. Хотя он – единственный, для кого я живое существо. Все прочие полагают меня безмозглой куклой для церемоний и неким священным сосудом для рождения и вынашивания детей. Всего лишь.

Демонстрируя показное почтение и расточая глубокие поклоны и фальшивые улыбки, более похожие на злобный оскал, в сторону нелюбимой императрицы, подданные моего мужа втихомолку выливают ушаты презрения – и правильно, ведь я не демон. Каждый придворный, будь то аристократ, простой чиновник или воин, считает своим долгом исподтишка ущипнуть и всячески указать мое низшее место в иерархии правящего Дома. Делают это походя, с удивительным изяществом и неизъяснимой тонкостью, даже можно сказать – изысканностью. И лишь Габриэль, с его исключительным благородством, приходя домой, одним своим присутствием разгоняет мерзкое воронье и дает возможность дышать…

Но здесь я вру самой себе… В последнее время моя способность испытывать чувства восстанавливалась, и безучастность все чаще сменялась душевным теплом и даже тягой к Габриэлю. Возможно, в будущем я смогу научиться его любить. Надеюсь…

– Ваше императорское величество! – завела надоевшую шарманку Маоэли. – Как вы могли позволить себе столь вопиющее неуважение к дворцовому кодексу и не посчитать правильное количество шпилек у вас в прическе. Их должно быть ровно тридцать три штуки!..

Ага! Воистину правильно говорят в народе – «тридцать три несчастья»! Ровно тридцать три… И моя голова будет стукаться об стол с завидной периодичностью, потому что к тяжести золотых шпилек с драгоценными камнями нужно приплюсовать еще по букетику цветов на каждой, плюс золотую сеточку на волосах, цепочки и повседневную диадему… Кажется, когда-то я уже возмущалась по этому поводу?

– …Иначе вы накликаете на нас беду и лишите себя плодовитости и супружеского счастья…

Если я правильно припоминаю историю императорской правящей семьи, которую в меня вдалбливали тяжкие пять лет, то мужики тут верностью особо никогда не страдали. Видимо, количество шпилек никак не влияло на их способность сходить налево, а может быть – даже тайно способствовало! Ведь если на такую штуковину сесть… то после того, как отскребешь себя от потолка и закончишь словесные выкрутасы, точно уйдешь куда подальше от растяпы с тридцатью тремя острыми заколками… для счастья…