Все эти приготовления пришлись кстати уже в начале мая 1900 года, когда под прикрытием пары новейших плоскодонных канонерских лодок "Гиляк" и "Бурят", построенных на Адмиралтейских верфях специально для оперирования в морях и реках дальневосточного региона, оба катамарана поднялись до Тонгку, откуда большая часть двух принимающих участие в операции рот по железной дороге отправилась в Пекин, а один из взводов убыл туда же по воде на четверке пришедших вместе с конвоем катеров. Правда, идти приходилось, имея на флагштоке не только русский пограничный флаг - на время проведения операции все суда пароходства оказались приписаны к ведомству Витте, но и знамя китайского флота - все же со времен Японо-Китайской войны у принимавших в ней участие "добровольцев" остались знакомства, позволяющие договориться о многом.

Еще во время операции по передаче повстанцам вооружения Печилийский залив, в который и впадала Пейхо, на долгие месяцы стал излюбленным местом якорной стоянки шхуны "Добыча", от борта которой вверх по реке то и дело устремлялись ничем не примечательные китайские джонки, коих в устье кишело, как блох на бродячей дворняге. Загрузить в них за раз удавалось всего ничего, но в отличие от шхуны европейского типа, они не привлекали внимания китайской полицейской флотилии, да и пройти могли где угодно. Все же за тысячи лет активного пользования рекой, она оказалась столь сильно замусорена, что порой только на небольшой плоскодонной джонке по ней и было возможно пройти.

Естественно, не имея поддержки внутри страны, нечего было и мечтать направлять движение повстанческих масс в требуемую сторону. А засвечивать столь откровенным сотрудничеством действительно своих повстанцев, виделось невозможным. Потому экипажи снующих между берегом и русской шхуной джонок составляли исключительно люди господина Вана, коего было принято решение использовать в качестве громоотвода или подсадной утки - кому какой термин больше нравился.

Все еще оставаясь чиновником средней руки в составе Аньхойской клики, чей руководитель фактически формировал всю внешнюю политику Империи Цин и являлся некоронованным "королем Северного Китая", он имел немало столь необходимых знакомств и административных ресурсов для преодоления возможных препонов. А как владелец ряда современных прибыльных промышленных и торговых предприятий, связанных с русскими знакомыми, очень сильно опасался за их сохранность. В том числе от своего начальства, давно уже поглядывавшего в сторону столь лакомых кусочков.

Уже начиная с 1899 года такие, сидящие на местах, чиновники, к числу которых относился господин Ван, не контролировали ситуацию от слова совсем. Армейские части подчинялись исключительно своим генералам. Да и то не всегда - дезертиры по дорогам и деревням разгуливали сотнями. При этом жить хотелось продолжать не хуже, чем до начала всего этого затяжного восстания. Потому за возможность остаться не только при своем, но и прирасти имуществом и, чем черт не шутит, высокими должностями, пройдоха согласился весьма быстро, поторговавшись лишь из любви к искусству. Деньги, как говорится, не пахнут, и если его самый главный начальник с удовольствием принимал их из рук японцев, Ван не видел ничего плохого в том, чтобы кормиться с рук русских. Он бы с удовольствием продался еще кому-нибудь, но предложений, к сожалению, не поступало - у прочих европейских стран хватало своих прикормленных цинских чиновников.

Для того, кто в свое время умудрился набрать экипаж для капера, пусть тот и пошел на дно, едва покинув порт, отыскать несколько сотен головорезов, не представлялось проблемой. Особенно, если содержание и какие-никакие деньги для бойцов обеспечивали русские знакомцы, не забывая самого чиновника. Бандиты из Братства мечей, самые натуральные морские пираты и те же пригретые под крылом дезертиры ни в коем случае не относились к борцам за свободу и независимость. Именно для них впоследствии был введен термин "черные ихэтуане" - то есть те, кто наживался, набивая свои карманы награбленным имуществом, прикрываясь идеями истинных патриотов - "белых ихэтуаней". Но пока именно они, первыми получившие в руки старые русские винтовки и от того в одночасье ставшие в рядах повстанцев весьма грозной силой, обеспечивали неприкосновенность русских, привезших помимо эвакуационного отряда то, без чего тысячи винтовок, что уже более года скрывались по десяткам складов и погребов, являлись лишь кусками железа. Патроны. Миллионы старых шестилинейных патронов покоились в трюмах катамаранов. Все же до конца доверять китайским временным партнерам никто не собирался - потому на пять сотен завербованных Ваном "повстанцев" приходилось не более пяти выстрелов на человека. Что делало последних, скорее, показной, а не реальной силой. С учетом же отсутствия опыта обращения с огнестрельным оружием у львиной доли этих вояк, особой угрозы представлять они не могли даже в случае предательства. Но перестраховка еще никогда не являлась лишней, потому боеприпасы планировалось передать, так сказать, конечному пользователю, лишь после погрузки всех русских подданных на борта судов и кораблей. А то, что львиная доля патронов будет под шумок доставлена совершенно другим людям, являлось делом десятым.

Несмотря на сотни прошедших между правительственными войсками и повстанцами боев и вооруженных стычек, железная дорога, ведущая в Пекин, все еще оставалась не тронутой, потому путь у морских пехотинцев занял не более полусуток, включая время, потраченное на подготовку специальных составов и погрузку. Сказать, что прибывшим в посольство войскам обрадовались, как родным - значило не сказать ничего. Вести о поражениях правительственных войск и их постепенному отходу к Пекину под натиском ихэтуаней никак не способствовали душевному равновесию дипломатов. Хорошо еще, что от вице-адмирала Алексеева заранее пришла телеграмма о подготовке к эвакуации всех русских подданных, так что основные сборы были проведены заранее - пока войска находились в пути из Дальнего. Но даже так морпехам пришлось провести в посольском квартале два дня, ожидая пока соберут свои пожитки французы, испросившие дозволения присоединиться к покидающим китайскую столицу русским.

Как ни странно, все обошлось. Естественно, с учетом многих сотен эвакуируемых, включая некоторое число принявших православие китайцев, и десятков нагруженных имуществом возов подошедших к железнодорожной станции, влезть в имеющиеся поезда не удалось. Но здесь навстречу отбывающим дипломатам пошло китайское правительство, оперативно выделившее от щедрот своих еще два состава. Так что уже 7 мая небольшой конвой, выбрав якоря, покинул рейд Тонгку, оставляя за спиной тех, кому не повезло получить информацию об эвакуации, либо оказавшихся слишком жадными, чтобы бросить свое имущество и товары. А так и не дошедшие до Пекина катера, потеряв по дороге всех находившихся на их бортах "китайских сопровождающих" и несколько тонн весьма специфического груза, замыкали процессию, тихо бурча своими двигателями на низких оборотах. И стоило отметить, что сделали они это весьма вовремя, поскольку дальнейшие события понеслись вскачь, подобно обезумевшей призовой лошади.

Даже не предполагая складывать все яйца в одну корзину имени господина Вана, разрабатывавшие операцию по втягиванию в китайскую мясорубку как можно большего количества английских и, в особенности, японских войск специалисты смогли за два года подготовить свыше двух тысяч истинных революционеров, безоговорочно преданных своей родине и командирам. Именно им было суждено стать костяком отрядов, что, сами того не осознавая, принялись бы выполнять задачи назначаемые весьма ограниченным кругом лиц имевших гражданство Российской империи. Имея на руках огромное количество вооружения, им предстояло в весьма сжатые сроки обрасти пушечным мясом, благо работа в этом направлении тоже заранее велась, после чего начать пускать кровь ненавистным колонизаторам. Все же полагаться в столь важном деле, как организация настоящей войны, на самих китайцев, виделось слишком ненадежным. Ведь среди последних, по сути, вообще не было людей знающих, к чему, в конечном итоге, они желают прийти. В настоящее время все восстание куда больше сводилось к внутренней политической возне близ трона Империи Цин, нежели к противостоянию европейским державам. Вот и приходилось полковнику Вогаку торчать на борту "Добычи" то и дело отсылая на берег один приказ за другим.