— Поймала!

Две маленькие ручки схватили ее за пояс, и Елена лишь чудом не заколола Малышку. Непонимающе сжала рукоять ножа, крутнула головой. Женщина чувствовала себя как после солнечного удара. Тело почти не слушалось, и на каждом движении Елена что-нибудь задевала. Болели костяшки пальцев.

— Ты прямо на меня прыгнула! — с легкой обидой сказала из темноты Малышка. — Это не считается. Ты поддалась!

— Д-да-а… — выдохнула Елена, пытаясь сообразить, что здесь только что произошло. Явно что-то непонятное, только вот что именно? На голодный обморок не похоже. Солнца нет, поэтому тепловой удар тоже исключаем. Сказалась какая-нибудь хворь? Сходным образом лекарка чувствовала себя после редких приступов ложного провидчества, но сейчас если она что-то и прозрела, то в памяти не задержалось ровным счетом ничего, ни единого образа. Похоже, это и в самом деле был какой-то срыв. От нервов, не иначе.

— Помоги мне выбраться, — с этими словами она украдкой спрятала нож. Петля цеплялась за пальцы и никак не хотела освобождать их. Клинок словно требовал чьей-нибудь крови.

— Пойдем, время завтракать, — Малышка взяла ее за руку, направила к выходу через мебельный лабиринт, мимо шаткой, разваливающейся двери, что вела к лестнице и черному ходу.

Шум за стенами усилился. Кто-то что-то скандировал, наверное, снова требовали воск. Восковой дефицит неудачно лег на тревожные слухи о бесснежной зиме, которая снова погубит засеянное зерно. И тревоги горожан умножились. Слишком многое было завязано на этот материал — обработка кожи, металлургия, ювелирное дело, мебель, краски, мази аптекарские и технические. Даже церы — повсеместно распространенные доски для записей — а также бальзамирование аристократических покойников требовали воск. И конечно свечи. Поэтому неожиданный кризис восковых поставок ударил по Мильвессу резко, сильно.

Столица и так жила в лихорадочном ожидании Турнира, была перегрета изобилием съехавшихся головорезов. А теперь… Ходили слухи, что Император стянул в Город всех обязанных ему службой ишпанов и рыцарей, кого только смог, на случай беспорядков. Похоже, никто уже не сомневался, что, так или иначе, прольется кровь. Вопрос лишь — когда и сколько.

Елена быстро перехватила на завтрак ломоть хлеба с тонким слоем желтого масла и парой вяленых рыбешек. Сунула в новую медицинскую торбу горшочек со вчерашней кашей и покрошенными в мелкую стружку полосками сушеного мяса. Добавила пару светло-фиолетовых, с красными прожилками луковиц и решила, что можно идти. Как говаривал Дед: «голодная смерть отступила на несколько шагов».

Баала вручила постоялице стеклянную флягу с козьим молоком, которое основательно скисло и было щедро заправлено порошком из бодрящего ореха. Елена старалась не злоупотреблять смесью, потому что временами она действовала на желудочно-кишечный тракт с непредсказуемой сокрушительностью. Но бодрила, этого не отнять. А день обещал стать непростым.

— Удачи, — напутствовала маленькая куртизанка.

В отличие от большинства горожан Баала процветала. Ее «бизнес» был завязан на развлечениях и «релаксе». Карлице платили не только и не столько за экзотические услуги, сколько за душевность, умение быть качественным собеседником. За возможность расслабиться и услышать от кого-нибудь, что все будет хорошо, несмотря на тяжкую пору и обилие испытаний. Соответственно, чем больше неврозов, тем сильнее потребность в эскапизме. Поэтому когда обычный горожанин все больше свирепел, считая обрезанные, истертые монеты в пустеющем кошеле под лучиной вместо доброй свечи, гильдия циркового искусства (куда относилась Баала) аккуратно поднимала цены, не зная отбоя от клиентов.

Елена тоже смотрела в будущее со сдержанным оптимизмом. Тюрьме сокращения точно не грозили, а лекарка давно показала свою пользу. В дальнем уголке души затаился противный голосок, нашептывающий, что, в крайнем случае, Флесса не даст голодать.

Флесса…

Елена напомнила себе, что вечером надо зайти в лавку, купить, наконец, сапоги. И напомнить герцогине про обещанный меч, на оружие она как «болван» точно заработала.

— Вечером, как обычно, — отозвалась лекарка, махнув рукой Баале и Малышке. Девчонка сидела на высокой скамье, болтая ногами, грызла как сладкий сухарик подсохшую корочку сдобного пирога.

За порогом Елену опять шатнуло. Ноги споткнулись, зацепились друг о друга на ровном месте. нахлынуло ощущение скрытого давления, граничащего с удушьем. Будто женщину замотало в невидимый рулон и начало стягивать. Елена оперлась плечом о косяк, крепко ухватилась за ручку в виде бронзового кулака. Ощущение было очень странным, оно не приносило какой-то физический дискомфорт, скорее это походило на компьютерную игру, где проблемы со здоровьем и восприятием игрока передаются через видеоэффекты.

Пока Елена брела к воротам сквозь крошечный и запущенный садик, ее отпустило, совсем. Оставалось лишь пожать плечами, а также от всей души помолиться, чтобы такие скачки тонуса не стали предвестником запущенной болезни. Хотя не так уж это и страшно, снова шепнул голосок, ведь Флесса, в случае чего, оплатит любое лечение. И даже магическое.

За высокими стенами нарастал шум. Десятки здоровенных глоток скандировали «долой винную монополию!» и «даешь серебряные монеты!!!». Однако Елена не слышала звуков типичного бунта, то есть звона металла, треска вышибаемых ставень и трещоток стражи. Значит, пока буянили без экстремизма. Хотя ближе к вечеру наверняка не обойдется без изнасилований и поножовщин. Но к вечеру она уже вернется.

«А Флесса могла бы приставить охрану»

— В жопу, — энергично сказала Елена, отвечая сразу и поганому голоску, и Мильвессу в целом. А затем отперла воротину.

Флесса старалась не щуриться на полуденное солнце и не мигать, взирая на двух мужчин, что сидели перед ней в расслабленных позах. Очень расслабленных, до такой степени, что настороженность и готовность к действию отражались в каждом жесте, в каждом взгляде.

Вице-герцогине было не по себе и до крайности неудобно. Ее раздражало солнце, холодное, утратившее последние капли осеннего тепла, но в то же время готовое слепить, жалить прямо в глаз. И это в тот момент, когда нельзя ни отвернуться, ни поморщиться, можно лишь являть миру мраморно-бесстрастный облик Вартенслебена. А еще женщине отравляло настроение платье, очень скромное, в сдержанных тонах, с воротником под горло и узким станом. Разумеется, даже без намека на декольте, более того, с широкой лентой, повязанной так, чтобы концы опускались на грудь, скрадывая очертания фигуры. Ни единого украшения помимо золотой цепи наследницы.

«Дочь моя, эти люди в любом случае исполнят твои приказы» — литиры зашифрованного письма старого герцога сами собой всплывали в памяти, звучали в ушах, словно жестокий старик стоял за спиной, шепча мудрые слова.

«Такова воля их посланников, которую никто не рискнет оспорить. Однако весьма благоразумно устроить ваше общение верным образом. Не повелевать, но давать указания, оставляя им возможность высказать свое мнение. Принимать к сведению разумное, тактично отклонять излишнее. Покажи непреклонную волю, однако сделай это без уязвления их мужской гордости. Поверь, сама по себе необходимость подчиниться женщине, пусть нашего с тобой положения, уже есть серьезное испытание для их естества. И ради Отца нашего во всех Его атрибутах, надень хоть в этот раз платье! Просто, скромно, без вызова и броских побрякушек. Эти люди много лет живут, едят и пьют с копья. Строгий вид облеченной властью женщины им будет понятен, поскольку их не раз нанимали вдовы, матери семейств. А твой образ рутьера они воспримут как насмешку»

— Господа, — она сложила пальцы домиком, стараясь, чтобы это не выглядело, как попытка отгородиться, воздвигнуть преграду на пути изучающих взглядов. — Приступим?

Флесса позволила этому слову повиснуть в воздухе, заиграть многими оттенками, смыслами. Вопрос? Утверждение? Рекомендация? Все сразу или ничего из перечисленного?