Оставлять недобитого противника было для нормального бойца смертным грехом, однако женщина шагнула вперед, к Мурье так, будто горец уже скончался. Боец князя успел замахнуться еще раз, попробовал сделать шаг и зашатался, путаясь в собственных ногах. Кровь щедро пролилась под кирасой, выбралась наружу, раскрашивая в багровый цвет чулки. Вместе с кровью тело покидала и жизнь. Горец опять махнул вслепую, а на третий раз подломились ноги с рассеченным сухожилиями. Воин с коротким стоном упал навзничь, раскинул руки, будто актер в театре, желающий выбрать самую эффектную позу. Больше он не встал, ноги заскребли по дереву в предсмертных судорогах, выбивая из досок визжащие нотки.

— Разумно отступить, — предупредила ведьма Мурье, вращая клинком.

Ловаг понял, что ему только что дали шанс. Еще понял, что ценой выживания станет бегство длиной в оставшуюся жизнь, потому что старый Вартенслебен не простит и не забудет, а когда владетель умрет, долг мести примет любой наследник. Но все-таки жизнь… пусть в нищете и бегах.

Жизнь!

Все это пронеслось в голове честолюбивого ловага буквально за пару мгновений, пока меч в руке ведьмы завершал круг.

— Всегда верен, тварь, — выдохнул Мурье, приседая и втягивая голову в плечи. Он плотнее схватил рукоять обеими руками и указал острием на противницу.

— Это достойно, — одобрила женщина и пошла прямо на ловага.

Хотя их разделяло не менее полутора, а то и двух саженей, хватило одного шага, чтобы покрыть расстояние. Мурье не понял, как это случилось, то ли длинные ноги в изящных сапожках под колено удлинились, перенеся хозяйку, то ли она вошла в пустой воздух перед собой и вышла перед готовым к схватке ловагом. А может быть просто двигалась настолько быстро, что глаз не уловил движения. Так или иначе, ведьма появилась прямо перед ним и атаковала, Мурье парировал, на чистом навыке и привычке, без участия разума. Ударил сам, целясь в шею, ведьма присела, пропуская широкий клинок над шляпой и ответила стремительным уколом прямо в сердце. Ловаг успел подставить левую руку и отвел вражеский меч, чувствуя как скрипит лезвие по кости. Ведьма, не теряя ритма, выпрямилась, одновременно пнув соперника в голень. Вспышка боли заставила Мурье на мгновение замешкаться, а темная фигура сделала шаг назад, чтобы хватило пространства, и на возвратном движении рубанула телохранителя длинным клинком справа налево через торс. Этот удар считался «слабым», не очень опасным, но железная рука мистической бретерши превратила его в убийственный.

Ведьма шагнула вперед и в сторону, заходя сбоку. Ловаг еще успел с горечью подумать, что напрасно отложил с утра кольчугу. Решил, что лучше дать костям передохнуть от железа перед ночными заботами — ну какая напасть может внезапно приключиться в доме, полном вооруженном людей? Ошибка, которая будет стоить жизни. Мурье поднял руку с мечом выше, пытаясь защитить голову и шею от добивающего удара, но получил в спину и повалился на пол, щедро добавив собственной крови к уже пролитой.

В этот момент Флесса сбросила оцепенение, осознала, что все происходит по-настоящему. Она еще успела наклониться и протянуть руку к сабле на углу стола, но убийца все тем же колдовским шагом оказалась рядом с рабочим столом. Одно движение, и бритвенно острый клинок тронул кожу на шее герцогини.

— Ты готова слушать? — очень миролюбиво, почти светски спросила ведьма.

Голос ее был ровен, речь очень правильна. Флесса замерла в неловкой позе, отлично понимая, что сопротивляться нет возможности, герцогиня не обольщалась насчет способности противостоять бойцу такого уровня. Звать на помощь тоже бесполезно, похоже, за дверью шум схватки остался неслышим. Да и в любом случае ведьма успеет десять раз прикончить жертву прежде чем кто-то подоспеет. На князя надеяться не стоило, горский наемник уже поднялся на ноги, однако замер, не спеша извлекать оружие из ножен.

— Сядь, — приказала ведьма.

Флесса подчинилась. Ведьма острием сбросила саблю со стола, вытерла свой меч о полосу материи, которая по бретерскому обычаю была пришита на живую нитку у сгиба левого локтя, чтобы не пачкать собственно рукав.

— Ты знаешь, кто я? — спросила герцогиня. чувствуя, как безудержный гнев заполняет ее. Бесполезное и вредное чувство, но чем больше Флесса осознавала, что кто-то осмелился напасть на нее, ранить ее слугу, вторгнуться в ее дом, тем жарче разгорался в сердце свирепый огонь Вартенслебенов.

— Сегодня было много разговоров, они оказались бесплодны, скорее даже повредили, — ведьма проигнорировала вопрос. — Поэтому сейчас да возобладает краткость.

Она вытянула руку, граненое острие задрожало перед глазами Флессы.

— Где Хель, Люнна, Вэндера?

— Ты знаешь, кто я? — повторила герцогиня, уставившись исподлобья на черную женщину.

— Сейчас я выколю тебе глаза и разрежу щеки, — деловито пообещала женщина в повязке. — Говори.

Флесса оскалилась в нехорошей улыбке и прикинула, удастся ли достаточно быстро вытащить стилет из рукава.

— И поверь, никакая целительная магия не поможет, — уточнила убийца. — До конца жизни будешь ходить с поводырем и глотать жидкую кашу. А еще я отрежу пальцы, которыми ты пытаешься вытащить эту зубочистку.

Повисло молчание, лишь едва слышно хрипел Мурье, крепко цепляясь за жизнь.

— Где она?

Флесса тяжело сглотнула, граненая игла замерла у самого зрачка.

— Я прогнала ее, — мучительно кривясь, вымолвила дворянка. Каждое слово стоило ей огромных усилий и еще одного сломанного прутика гордости.

— Когда?

— Позавчера.

— Почему?

— Она не проявила должной почтительности.

— Каким образом? Куда она направилась? Сколько денег ты ей дала? Какие подарки сделала?

— Не твое дело. Ты получила ответ. Люнны здесь нет, и больше она не появится. Ищи в другом месте.

— Хороший ответ, но ты не могла прогнать ее позавчера, потому что вы провели вместе эту ночь, — почти огорченно сообщила ведьма. — Попробуй еще раз, теперь правдиво. У тебя прекрасные глаза цвета моря, когда они вытекут на щеки, будет некрасиво и больно.

Флесса закрыла глаза, глубоко вдохнула. Что происходило в душе аристократки, то ведал Пантократор и больше никто. Люди могут совершать разные поступки по различным соображения, руководствуясь уязвленной гордостью, дворянской спесью, неверием в собственную смерть. Или… другими чувствами.

Герцогиня открыла глаза и ответила грязнейшим ругательством, достойным самого гнусного притона в порту Малэрсида.

— Ну что ж, — сказала ведьма, острие меча дрогнуло, готовясь ужалить. — Начнем с правого.

— Прошу прощения! — голос князя чуть дрожал, но это было простительно человеку, который только что разминулся со смертью и теперь по собственной воле подал ей руку опять.

Меч замер, голова с повязкой чуть развернулась в сторону нового шума.

— Прошу уделить мне минуту, ровно одну минуту, — вежливо попросил горец. — Это не помешает затем ослепить сию достойную женщину, бог вам судья в этом намерении. Зато, быть может, избавит от большой ошибки.

— Говори. Полминуты, — дозволила ведьма.

— Благодарю, — князь склонился в поклоне, цепь звучно щелкнула по золотой пряжке расшитого пояса.

— Очевидно, что для вас на кон поставлено многое, очень многое. Но стоит ли оно последствий? Почтенная… гостья, вы собираетесь изувечить дворянку и наследницу старинного, почтенного рода, что само по себе вызовет гнев сословия и дотошное следствие. Кроме того, следует знать, что сейчас Флесса аусф Вартенслебен не просто герцогиня, но и проводник воли очень могущественных людей.

— Я знаю.

— Тем лучше, — не терял присутствия духа князь. — Если она сейчас будет искалечена, пожелания сильных мира сего не исполнятся. Эти господа могущественны, богаты, и получится, что именно вы, любезная воительница, пустите по ветру их чаяния, да еще и выставите на огромные деньги.

Он быстро перевел дух. Старый воин говорить красиво не любил, однако владел этим искусством, потому что косноязычные плохо торгуются. А наемник должен уметь задорого продавать свой меч и полководческое искусство.