Между тем погода действительно портилась. Налетевший ветер поднял волны, все больше и больше захлестывающие корабли противников. Однажды у главного кораблестроителя Британского королевского флота сэра Барнаби спросили: почему среднекалиберную артиллерию на британских кораблях ставят так низко от уровня моря? Ведь при малейшем волнении она не сможет действовать, превратившись из главной силы корабля в его обузу. Почтенный сэр, поразмыслив, отвечал: «я не знаю, почему так делается. Традиция такая!» Теперь за приверженность англичан к традициям пришлось расплачиваться их японским ученикам. Построенные по британским лекалам японские броненосные крейсера имели великолепную низкорасположенную батарейную палубу, заливаемую сейчас поднятым волнением. О стрельбе нечего было и думать, и измученные предыдущим боем комендоры бросились задраивать орудийные порты. Огонь кое-как продолжали вести башенные орудия, но огромные волны доставали и до них, заливая прицелы и проникая внутрь сквозь амбразуры и прорези, так что артиллеристам приходилось работать, иной раз, по колено в воде.

А вот русские корабли, построенные как высокобортные океанские рейдеры, казалось, не испытывали ни малейших затруднений от разбушевавшейся погоды. И хотя значительная часть открыто стоявшей артиллерии на Владивостокских крейсерах была выведена из строя, сейчас их огонь был сильнее, чем у японцев. Впервые сначала войны, такая характеристика кораблей Российского Императорского флота, как мореходность, оказалась востребованной в бою, и русские спешили воспользоваться своим нежданно-негаданно свалившимся преимуществом.

Японский флагман «Идзумо» с большим трудом взбирался на волну, все более зарываясь в нее форштевнем. Носовая башня, с выведенной из строя гидравликой, давно прекратила огонь. Наконец к вцепившемуся в поручень адмиралу Камимуре, сумрачно взиравшему на окружающую его картину, подошел командир крейсера капитан первого ранга Идзичи.

— Ваше превосходительство, — встревоженно обратился он к командующему, — нам необходимо как можно скорее выйти из боя и развернуться к волне кормой.

— Что это значит?

— Русский снаряд попавший в нашу носовую оконечность в самом начале боя, оказался вовсе не таким безобидным, как казалось. Теперь эта пробоина стала подводной и в нее с напором поступает вода.

— Так задрайте этот отсек, — не понял его адмирал.

— Этот проклятый снаряд продырявил все переборки, — почти зарычал Идзичи. — Если мы и дальше будем подставлять пробоину волне, подкрепления не выдержат!

Лицо Камимуры на мгновение окаменело, затем он со вздохом приказал.

— Выйти из боя! Сегодня Аматерасу не на нашей стороне.

Едва он договорил, из затянувших небо облаков ударила молния и, как будто разделяя непримиримых противников, на них обрушился ледяной дождь.

Впоследствии в большинстве мировых газет напечатали, что только внезапно испортившаяся погода, спасла русских от неминуемого поражения и лишила японский императорский флот заслуженной победы.

На кое-как прибранной после тяжелого боя палубе «Осляби» был выстроен экипаж. Некоторые моряки были ранены, но все равно вышли проводить в последний путь погибших товарищей. Перед строем лежал ровный ряд зашитых в парусину тел. «Начальник отряда Адмирал Вирениус, его флаг-офицер лейтенант барон Косинский, командир броненосца капитан первого ранга Михеев, старший штурман лейтенант Дьяченко, старший артиллерист лейтенант Генке, вахтенный начальник лейтенант фон Нидермиллер, затем матросы: в основном комендоры и из трюмно-пожарного дивизиона,» — перечислял в уме стоящий во главе строя Алеша. С некоторыми из погибших он был знаком, других не знал вовсе. С покойным Михеевым даже дружен. Отпевание служил корабельный священник иеромонах Виктор (Никольский). Наконец, обряд закончился, и под троекратный залп тела погибших с привязанным к ногам грузом начали спускать за борт.

Роковой снаряд лишил броненосец практически всего начальствующего состава. Командир, как и все находившиеся в боевой рубке погибли, а старший офицер Похвиснев Борис Давидович находился между жизнью и смертью. Командование кораблем как старший в чине принял великий князь Романов, а обязанности старшего офицера исполнял старший минер лейтенант Саблин. Шторм, разделивший противоборствующие стороны, стих так же внезапно, как и налетел и на русской эскадре приняли подсчитывать потери. «Ослябя», если не считать командования, пострадал сравнительно мало. Вражеским огнем были выведены из строя три шестидюймовки, две из которых уже починили, использовав детали от погонного орудия. Несколько разбитых противоминных орудий великий князь за большую потерю не считал, жалея, разве что, о погибших комендорах. Идущий следом броненосец «Император Николай I» тоже отделался сравнительно легко, потеряв одну девяти и одну шестидюймовую пушки, да сбитую крупнокалиберным снарядом стеньгу. «Аврора» прикрывавшая транспорты вообще не пострадала, а миноносцы прикрытые «богиней» смогли добиться немалого успеха — потопить избитые крейсерами Вирена «Наниву» и «Такачихо». Во всяком случае именно так доложили Сухотин и исполнявший должность начальника миноносного отряда командир «Блестящего» капитан второго ранга Шамов. «Баян» хотя и получил несколько попаданий, потерь практически не понес. С «Аскольдом» было несколько хуже, одна пробоина в борту выше ватерлинии, хотя и не угрожала жизни корабля, но стоявшим над ней шестидюймовым орудием пользоваться было нельзя, из-за опасности повредить ослабленный попаданием корпус. Еще одна пробоина была в одной из труб крейсера, прозванного за характерный силуэт артурским острословами «папиросочицей»[79]. Впрочем, механик его ручался, что в случае надобности даст двадцать узлов. Более тяжкие повреждения получил любимец великого князя «Боярин», но хорошо построенный датскими корабелами крейсер с честью выдержал и бой, и последующий шторм. На нем было выведено из строя три из шести стодвадцатимиллиметровок, и ход уменьшился до восемнадцати узлов. «Богатырь» практически не пострадал, как и «Рюрик». А вот «России» и «Громобою» пришлось не сладко, но, по крайней мере, скорость их не уменьшилась. Что касается «Дмитрия Донского», то с самого начала шторма его никто не видел. Посланные на поиски миноносцы вернулись ни с чем, и русский отряд двинулся к Порт-Артуру.

Как только волнение стало спадать, Алеша распорядился спустить адмиральский флаг и просигналить на «Россию»: «адмирал Вирениус передает командование Иессену». Какое-то время флагман Владивостокских крейсеров молчал, затем с него запросили о повреждениях. Поскольку большинство шлюпок на крейсерах и броненосцах было разбито во время боя, Иессен приказал подойти к борту «России» одному из миноносцев и через четверть часа был на «Ослябе». Трап на броненосце был разбит в бою, но адмирал как будто вспомнил гардемаринскую юнность не чинясь поднялся по штормтрапу.

— Что случилось? — спросил он у великого князя, приняв доклад.

— Прямое попадание, — помрачнев, ответил Алеша.

— Ранен?

— Насмерть! Он и все кто были в рубке.

— Кто командует броненосцем?

— Я! Какие будут приказания?

Неожиданно оказавшись командующим отрядом, Иессен оказался в сложной ситуации. Корабли под его командованием получили повреждения в бою и, хотя эскадренная скорость не уменьшилась, прорыв выглядел совершенно нетривиальной задачей. Того разумеется было известно куда пошел Камимура, а теперь и то что русские отряды объединились. Разгром отряда Уриу, мало менял в общем раскладе. Японцы продолжали оставаться сильнее, а на броненосных крейсерах, кроме «Асамы» и «Идзумо» не было видно особых повреждений. Если они объединятся, а сомневаться в этом не было причин, Того легко сможет перехватить русский отряд, но результат будет совсем другой. Идти в Артур тихоходным отрядом было верным самоубийством.

— Я смотрю «Ослябя» не слишком сильно пострадал? — Спросил он оглядевшись.