- Местов нет, господин хороший, - преградил ему дорогу верзила швейцар.

  В ответ на это, господин Сапожников ни мало не смущаясь, протянул отставному матросу серебряный рубль, который тот тут же спрятал в кармане, но проход освобождать не спешил.

  - Барин, - почти с жалостью проговорил он, - шли бы вы, право, отсель. Тут господа офицеры гуляют, а ваше благородие в штатском. Еще нарветесь на скандал, чего доброго...

  Как будто подтверждая его слова, широко распахнулись двери, и из них буквально вылетело тело какого-то господина.

  - Ну вот, извольте видеть, - прогудел привратник, - его благородие господин Ножин нас покинули!

  - Это какой же Ножин, часом, не корреспондент ли "Нового края"?

  - Они самые. И то сказать, господа офицеры его жалуют и даже сами и пригласили, а вот поди же ты. Как подвыпьют, так стрюцкий и шабаш!

  Пока швейцар рассказывал все это внимательно слушающему Прохору, журналист поднялся из пыли и, отряхнув сюртук, принялся возмущаться:

  - Этот черт знает что такое! Я не позволю так обращаться с представителями свободной прессы! Я дворянин! Я на дуэль могу...

  - Господин репортер не извольте шуметь, - прервал его излияния отставной матрос, - у нас тут приличное заведение-с!

  Газетчик внимательно посмотрел на его пудовые кулаки и заметно стих.

  - А что, братец, их императорское высочество сегодня не появлялись? - тихонько спросил швейцара камер-лакей.

  - А вам бы это за какой надобностью? - насторожился верзила.

  - Ты тля худая отвечай, коли тебя спрашивают, - строгим голосом спросил незаметно подошедший старый матрос.

  - Чего, - недоверчиво протянул швейцар в ответ, - ты чего старинушка, ополоумел?

  - Это ты Пантюшка ум последний пропил в своем кабаке, - немедленно ответил великокняжеский вестовой, добавив для образности пару крепких выражений.

  - Архипыч? - выпучил глаза тот в ответ, - живой еще старый черт!

  - Не дождешься, паскуда. А теперь говори, а то пока я тут с тобой лясы точу, у нас, чего доброго, лошадей уведут.

  - Не, не уведут, - осклабился верзила, - у нас тут не озоруют. А что до их императорских высочеств, так они оба у нас нынче. А потому опасаемся, как бы чего не вышло. Все-таки один по кавалерии, а другой по морскому ведомству, сами понимаете, всякое бывает.

  - Что? - воскликнул подслушавший их репортер, - так они оба тут! Немедля пропусти меня обратно! Боже мой, такая удача, а меня выш... как они могли!

  - Ваше благородие, - строго посмотрел на него швейцар, - людским же языком говорю, не извольте шуметь!

  - А как бы узнать, Алексей Михайлович в порядке? - спросил Прохор, дождавшись пока представитель свободной прессы затихнет.

  - А чего им сделается? Сидят в отдельном кабинете, да...

  Рассказ привратника прервал звук бьющегося стекла и резанувший по ушам истошный женский крик. Следом из выбитого окна вылетел, отчаянно при этом матерясь, какой-то субъект и покатился туда, где пару минут назад валялся Ножин.

  - Тьфу ты, пропасть! - вздохнул отставник и опрометью ринулся внутрь заведения.

  Великокняжеские слуги, переглянувшись, побежали за ним, а следом воровато озираясь, направился репортер. В зале дым стоял коромыслом, со всех сторон слышалась ругань перемежаемая визгом дам местного полусвета. Откуда-то сверху двое лакеев тащили офицера в расхристанной гусарской венгерке, а еще один кавалерийский штаб-ротмистр прикрывал их отход, размахивая бутылкой шампанского. Друзья немедленно направились наверх, но как ни старались, отыскать хозяина им не удавалось. Какой-то прапорщик по адмиралтейству[86], увидев Архипыча попытался дать тому в ухо, но камер-лакей, походя ткнул его в бок, после чего он не удержался на ногах и рухнул. Поняв что ничего не больше не найдут друзья развернулись и так же организованно покинули поле боя. Тем временем, "соленый прапор", недоуменно озираясь, сумел-таки поднять свое бренное тело и, наткнувшись на Ножина, с самой искренней улыбкой дал ему по физиономии.

  Покинув варьете, Прохор покрутил головой и немного удивленно спросил у старого матроса.

  - Сколь служу с тобой, Никодим Архипович, а все не надивлюсь, нешто ты и впрямь всех флотских знаешь?

  - Эх, Прошка-Прошка, сопля ты береговая, - спокойно отвечал ему тот, - зачем мне всех знать-то? Главное, чтобы они меня знали, так-то вот! Ты мне другое скажи, где наш сокол ясный летает, Алексей свет Михайлович?

  Алеша открыл глаза и тут же зажмурился как от боли. Тусклый свет, едва пробивавшийся через занавешенное окно казался совершенно нестерпимым, а голова болела так, как будто они вчера... а что, кстати, было вчера?

  - Как вы себя чувствуете, Алексей Михайлович? - раздался рядом знакомый голос с легким кавказским акцентом.

  - Что? - недоуменно отозвался великий князь и обернувшись отпрянул в испуге от заросшего густой бородой лица.

  - Я спрашиваю, как вы себя чувствуете? - невозмутимо повторил Микеладзе.

  - Александр Платонович?

  - Значит уже лучше, - обрадованно заключил порт-артурский жандарм.

  - А где это я?

  - В тюрьме, мой дорогой! - с нескрываемой иронией ответил ему ротмистр.

  - Как? - почти вскочил Алеша, но тут же со стоном опустился обратно.

  Тем временем грузинский князь заботливо протянул ему какой-то сосуд с питьем, которое тот с благодарностью выпил.

  В голове его сразу же прояснилось, и он смог более подробно осмотреть окружающую его обстановку. Обведя глазами стены обвешанные коврами и задержавшись на столе со стоящим на нем граммофоне, великий князь уже более уверенным тоном сказал.

  - Я как то иначе представлял себе обстановку в пенитенциарных заведениях российской империи.

  - Это хорошо, что к вам вернулась способность шутить, ваше императорское высочество. Что до обстановки, то все зависит от того, в каком именно качестве вы очутились в нашем заведении.

  - А как я вообще здесь оказался?

  - Вам подробно или в общих чертах?

  - Пожалуй, в общих.

  - Ну, если коротко, вас доставили сюда мои люди с целью избежать скандала.

  - Скандала?

  - Ну, да, вы, дорогой мой, некоторым образом собирались ударить по физиономии своего кузена.

  - Я? Борису? По лицу?

  - По крайней мере, именно так доложили мне мои осведомители. Сами понимаете, времени провести дознание у меня еще не было.

  - Господи, какой стыд... как я теперь буду смотреть в глаза...

  - Если вы о Борисе Владимировиче, то не стоит беспокоиться. Он к тому времени уже лыка не вязал и вряд ли что помнит. Что до прочих, то откровенных дураков там не было, а то что были, проспавшись, несомненно догадаются, что некоторые подробности лучше забыть.

  - А как же...

  - Сейчас придет цирюльник и поможет вам привести себя в порядок.

  - Право, не знаю, как вас и благодарить.

  - Не стоит, мой дорогой. Забота о членах императорской фамилии одна из обязанностей офицеров отдельного корпуса жандармов.

  - А вы за мной следили?

  - Ну, не то чтобы следили.... Вообще, у меня к вам было дело.

  - Слушаю вас.

  - Э... может быть, отложим его до другого раза?

  - Я в порядке, Александр Платонович. Тем более, полагаю, ваше дело как-то связано с моей ситуацией...

  - А вы проницательны. Да, я хотел поговорить с вами о Кейко.

  - Говорите.

  - Она шпионка, это совершенно точно. И ее бывший хозяин господин Генри Вонг тоже.

  - Боже мой.

  - Ну, не стоит приходить в такое отчаяние. Я вам, кажется, говорил, что вред бывает только от неизвестных шпионов, а из известных вполне можно извлечь пользу. У меня есть план, как это сделать.