- Мила, ты почему плохо кушаешь, тебе, что совсем невкусно?

  - Ну что ты Капочка, очень вкусно...

  - Еще бы невкусно! Ты себе не представляешь, сколько теперь стоят продукты в городе. Посмотри на эту курицу, за нее просили полтора рубля и никак не хотели уступить даже гривенника. Я их спрашиваю, если ваша курочка несет золотые яйца, то зачем вы ее зарезали, а если нет, то почему вы хотите столько денег? Господи, чтобы сказала наша покойная мама, если бы узнала, что я покупаю кур по такой цене! Да она бы заперла меня в доме и никогда не пускала бы больше на Привоз! Мила немедленно кушай или у меня сердце разорвется глядя на тебя.

  - Прости родная, просто я немножко устала.

  - Немножко устала? Да на тебе смотреть больно, ты совсем себя не бережешь в своем госпитале! Только посмотри на кого ты стала похожа, раньше, когда ты шла по улице, на тебя не оборачивались только телеграфные столбы, а теперь никто и не посмотрит. Фима что ты молчишь? На твоей свояченице лица нет, а тебе и горя мало!

  - Много раненых? - сочувственно спросил Ефим Иванович, отставив ложку.

  - Много, - вздохнув, ответила сестра милосердия, - в основном моряки, раненые в Дальнем. Да еще с миноносцев случается, доставляют.

  - Да, миноносцы каждую ночь ходят в дело, - покачал головой глава семьи.

  - Мила, а, правда, что великие князья заходили к вам? - вступил в разговор наевшийся наконец Сережа.

  Услышав вопрос племянника, Людмила Сергеевна нахмурилась. Действительно, быстро ставшие известными на весь Квантун своими кутежами августейшие братцы Кирилл и Борис удостоили своим посещением раненых героев находившихся на излечении. Хуже всего было, что Мила услышала только "великий князь" и, недослушав, выбежала навстречу. Какая бездна разочарования ожидала ее в палате. Вместо неизменно вежливого и деликатного Алексея Михайловича, давно ставшего любимцем всего Порт-Артура, тяжелораненых с нескрываемой скукой осматривали его кузены Кирилл и Борис Владимировичи. Окруженные свитой прихлебателей и госпитального начальства, великие князья награждали раненых георгиевскими крестами.

  - Поздравляю вас, братцы, георгиевскими кавалерами и желаю скорейшего выздоровления, - говорил невыразительным голосом Кирилл, желая очевидно лишь, чтобы все быстрее закончилось.

  - Покорно благодарим ваше императорское высочество, - без малейшего энтузиазма бубнили в ответ награжденные.

  - Как же им не выздоравливать с таким то уходом, - развязно воскликнул Борис, заметивший вошедшую Милу, - я право, не отказался бы получить ранение, если бы за мной стала ухаживать такая красавица!

  Толпящиеся вокруг приближенные дружно захихикали над шуткой своего господина, но услышав ответ тут же замолчали.

  - Нет ничего проще, ваше императорское высочество, - отчеканила девушка звонким голосом, - кругом война и в нашем госпитале выхаживают раненых героев! А вот от алкоголизма лечат в совсем других местах.

  Лицо Кирилла вытянулось, как будто ему пришлось принять касторки, а Борис напротив жизнерадостно захохотал.

  - Ты посмотри братец, мадемуазель не только красива, но и остра на язык!

  - Слишком остра, - кислым голосом промямлил тот и, резко развернувшись, вышел вон.

  - Людмила Сергеевна, голубушка, - почти прошипел на нее начальник госпиталя Суботин, - что вы себе позволяете? Право, не ожидал от вас...

  - Ну что вы, друг мой, - раздался за его спиной голос Бориса Владимировича, - хорошеньким женщинам позволительны и не такие вольности!

  Услышав великого князя, тот едва не подпрыгнул, и выражение лица мгновенно сменилось с сердитого на угодливое.

  - Да-с, ваше императорское высочество, мадемуазель Валеева у нас барышня строгих правил и никому спуску не дает-с!

  - А мне нравятся строгие женщины, - расплылся в похабной улыбке Борис, - особенно такие хорошенькие! Людмила Сергеевна, чаровница, не откажите в любезности, позвольте предложить вам...

  - Сестрица, - раздался рядом слабый голос только что награжденного раненого, - мочи нет терпеть, за ради Христа, позовите санитара, пусть утку принесет!

  - Потерпи голубчик, я сейчас сама принесу, - тут же воспользовалась спасительным предлогом девушка.

  Великий князь Борис, очевидно не зная предназначение "утки" остался стоять, ожидая ее возвращения. Сообразивший в чем дело Суботин подвинулся к высокопоставленному обалдую и горячо зашептал что-то тому на ухо. Переменившись в лице, тот поспешил выйти, вон скривив недовольную физиономию. Когда Мила вернулась с уткой в палату, на ее счастье, никого из начальства уже не было, а раненый неожиданно сам встал и обычным голосом сказал, донельзя удивленной девушке.

  - Да что вы барышня, нешто я сам не дойду! Просто ходют тут всякие, воздух портют...

  - Спасибо вам, - вырвалось у Милы, сообразившей, что матрос просто пришел ей на помощь.

  - Да не за что, - улыбнулся тот и, взявшись за костыль, поковылял в сторону уборной.

  Вся эта картина мгновенно промелькнула перед глазами Людмилы Сергеевны, после вопроса племянника и заставила ее прекрасное лицо нахмуриться.

  - А вы молодой человек, лучше бы рассказали, где целый день шлялись! - строгим голосом спросила у непутевого отпрыска мадам Егорова.

  - Ну что ты маменька, - попытался сделать честное лицо тот, - я просто выходил ненадолго...

  - Так ненадолго что я целый день не могла тебя найти? Фима, ты должен серьезно поговорить с Сережей, он совсем отбился от рук!

  - Сережа, что все это значит? - встревоженно спросил отец.

  - Папа, - поднял на него глаза гимназист, - я не хочу сидеть дома, когда кругом война. Ты служишь, Мила служит, я тоже хочу!

  - Сереженька, но ты еще очень мал.

  - Папа, помнишь, я говорил тебе о мальчике в матросской форме, почему ему можно, а мне нельзя?

  - Боже мой, какой ты еще ребенок!

  - Я уже не ребенок! Я лучше сбегу из дома и поступлю юнгой во флот. Его же взяли, так почему мне нельзя?

  - Сережа, - мягко проговорил отец, положив руку на плечо сыну, - я справлялся об этом мальчике. Он из прислуги великого князя Алексея Михайловича. Кофишенк. Да он носит морскую форму, поскольку находится в услужении у морского офицера, но вся его служба состоит в том, что он готовит и подает господам офицерам кофе.

  - Не может быть! - отшатнулся тот от отца.

  - Увы, мой мальчик. А ты, верно, думал, что он стреляет по японцам из пушки? Ну, прости, я не хотел тебя разочаровать.

  - Я просто желал быть полезным, - потерянно проговорил поникший гимназист.

  - Я знаю, - потрепал его по волосам Ефим Иванович, - но почему бы тебе для начала не помогать маменьке? Ей сейчас тяжело одной, и твоя помощь была бы очень кстати.

  - Но ведь идет война!

  - Послушай Сережа, - обратилась к мальчику тетка, - а хочешь помогать у нас в госпитале?

  - Мила, что ты такое говоришь! - строго воскликнула Капитолина Сергеевна, - разве ребенку прилично видеть такие ужасы...

  - Ну, какие ужасы, не думаешь же ты, что я зову его ассистировать при операциях?

  - А что нужно делать?

  - Видишь ли, Сережа, - мягко улыбнулась она, - большинство наших солдат и матросов совершенно неграмотны, а у них дома есть родные. Они часто просят написать им весточку, а у нас не всегда есть на это время. У тебя хороший разборчивый почерк и ты мог бы быть этим полезен настоящим защитникам отечества.

  - Хорошо, я приду, - воскликнул тот с загоревшимися глазами.

  - Никак не более чем на два часа в день! - решительно заявила мадам Егорова, - и только после того как поможешь мне по дому.

  - Хорошо, маменька.

  - А теперь ступай спать!

  - Спокойной ночи.

  Когда Сережа, награжденный поцелуями всей семьи, вышел, Ефим Иванович подошел к своей половине и негромко сказал:

  - А знаешь Капа, похоже, мы с тобой воспитали хорошего сына.

                                                                                                                                            ***