— Береги себя и ребенка! — серьезно потребовал я. — И верность мне береги, не делай глупо…

— Не обижай меня подозрениями! — почти выкрикнула Маша.

— Прости, — повинился я.

Правда, чего это я? Еще бы пояс верности заказал бы у кузнецов!

Шум во дворе отвлек меня от прощания с женой. Уже через минуту, после того, как кто-то стал выкрикивать у крыльца терема неразборчивые требования, в нашу с Марией спальню постучали. Я окинул взглядом жену, она сразу же накинула на себя халат, пошитый ранее по моему требованию и под контролем. Он был, скорее, похож на банный, но для ношения дома и, чтобы прикрыть прелести супруги, самое то.

— Войди! — повелел я.

В комнату вошел, чинно поклонился мне и Марии, слуга. Я взял двоих мужиков и трех баб себе во служение, а еще были две девушки, соплеменники жены, которые занимались обслуживанием Маши, а так же были для нее главными шпионками, стремясь разузнать все обо всех в округе, а так собеседницами и партнершами в танцах и песнях.

— Прибыл сотник Боброк, воевода, — сообщил вошедший.

Неожиданно, как-то не вовремя, однако, это радует. Задачей у Боброка, как и у Стояна, было выявить очередной торговый обоз купца Горыни и… С этим недоразумением нужно было уже давно решать. Надеюсь, что вопрос закрыт.

— Это те люди, что ты оставлял у Киева в лесах? — спросила Мария.

— Да, — скупо отвечал я, выходя из комнаты.

Я посвящал жену в некоторые свои дела. Не во все, делал это порционно, определяя эмоции женщины и ее отношения к тому или иному поступку. Ссора с Горынейстала триггером, по которому я хотел понять, насколько жена МОЙ человек, не только в качестве женщины, но и соратника. Тем более, что нужно было рассказать про Рахиль, к которой неожиданно прониклась Маша. А когда стало известно, что у Ирины-Рахиль бурный роман с Лисом, что они даже в чистом поле, при скоплении воинов умудрились «оплодотворить» посевы ржи, так моя жена и вовсе стала дочь Арона считать подругой. До того, мнила в Рахиль соперницу.

Ну а Горыня в понимании дочери Степи, пусть внешне и покорной, но внутренне, вольной и свободолюбивой, превратился в первостатейного гада. Так что женушка советовала мне не миндальничать с купцом, а поступить по принципу «нет человека — нет проблем», в чем я был с ней солидарным. Возможно, такая жестокость по отношению к киевскому купчине была вызвана еще и намеком мне, чтобы не становился таким, как Горыня.

— Рад видеть тебя, витязь-брат! — сказал я, обнимая Боброка. — Как охота?

— Не без сложностей, но все срослось… Воевода ты даровал мне чин витязя? Отчего зовешь так? — говорилБоброк.

— Так и есть. Занимай земли Геркула, но делай там по уму, как во Владово, — добавил я поводов для радости Боброку.

То, что я собираюсь его повышать, было понятно и самому витязю, ну и у меня не было рациональной причины, чтобы это не делать. Вопрос стоял только в том: до кого, может и до тысяцкого. Но, нет, оставим все же пока эти чины вакантными. Посмотрим, кто еще либо покажет себя, либо в Братство придет статусным. Я думаю, что Ростислав Иванович, сын бывшего воеводы, скоро пожалует, может через год. Мы с ним в хороших отношениях, знаю, что хочет сын уйти от отцовской опеки и был недоволен тем, как, по сути, по предательски, повел себя Иван Берладник по отношению к нашей организации.

— Ты возьмешь меня с собой в Византию? — спросил Боброк, когда мы уже скакали в направлении, где сделали остановку воины моих «разбойников с большой дороги».

— Нет, готовь пехоту и конных тут, во Владово и в Воеводино, более тысячи человек прибыло, смотри за хозяйством вместе с Лисом! — отвечал я.

Было видно, что настроение Боброка поползло вниз. Не понимаю почему: у него молодая жена, сам он только что с похода, должен на время, напротив, проситься на отдых. Ну а у меня решался вопрос с инструкторами. Их нужно не менее ста.

Молодые люди, от родимичей, вятичей, черемисов, сульдальцев, рязанцев… со многих мест идут в Братство. Какова причина столь повального желания умереть на поле боя? Так, добыча распределялась и на выживших, и на мертвых. Когда брали кого на обучение, то записывалиоткуда сам воин, где найти, если что случится, родственников. Это была непростая задача, передать, например, три гривны в родимичскую деревушку Симки, но слово нужно держать и тогда правильные дела окупятся сторицей.

Было и такое, когда я отправлял некоторых воинов на побывку домой. Это не принято тут, отпуска не предусмотрены, но я не ради отдыха рекрута посылал его навестить родных, а для рекламы. Ушел парень голым, вернулся в кольчуге и с половецкой сабелькой, да с телегой, в которой и немного ткани, а может и коса, прозванная «владовкой». Богатство несусветное. А еще вот он — здоровый, сытый, сильный мужчина. Некоторые, кто обернулся за полтора месяца туда и обратно, привезли с собой жен. Может и весь род сорвался бы, но наплыва людей именно сейчас и конкретно в суздальских землях, не нужно. Но и такой вариант я держал в уме. Будут земли осваиваться, станем и людей туда подыскивать. Крепостничества нет на Руси, кое-где еще и родоплеменные отношения сохранились, нужно пользоваться моментом.

Так и получается сейчас, что родственники порой гонят своих детей записываться в пешцы, да прилежно перенимать воинскую науку, чтобы и сам отпрыск «в люди выбился», ну и роду чем помог. Иных романтика зовет на подвиги, о которых по Руси рассказы один краше другого звучат, третьих вера в Господа зовет на подвиги ратные. И вот что характерно, уже как год не слышно ни об одной серьезной банде, чтобы промышляла на путях в Северо-Восточной Руси. Если главным источником мотивации ухода в разбой была нужда, то многие выбирают службу в Братстве. Оно и сытно, на кормежке воина экономить нельзя, престижно, а еще и богоугодно. Три в одном! И душа чиста, и пузо забито!

Набор, если еще человек двести придет, будет ужеконкурсный. Но это не означает, что остальным нужно вернуться домой. Пусть остаются, науку ремесленную познают, землю пашут, пчел разводят. Молодые, да сильные, целеустремленные люди всегда пригодятся. А так же это ресурс, который я планировал постепенно, но переводить в иные поселения, основывать которые уже начал, и такую работу планирую усилить.

Не все безоблачно. В сравнении с тем потоком помощи, что был еще по весне, сейчас приходят крохи. Может удельные князья решили, что Братство и так богатое, что много трофеев взяло, но это направление заглохло. Лишь незначительный обоз пришел от полоцкого князя, наверное, заблудился, не понял, что русские князья пока приостановили помощь. И на том спасибо, но я рассчитывал на иное. Пока еще мне нужна помощь, мне армию кормить. Это же я знаю, что зерна хватит, но остальные не догадываются об этом.

Проскакав больше десяти верст, заехав в лесную чащу, я обнаружил огромное количество людей и телег. Не сотня моих воинов составляла большинство гомонящего народа, а обыватели, причем народ был пестрым: от богато одетых и с просматривающимся пузом мужико, до доходяг, явно недоедающих.

— На кой-ляд вы привезли их всех сюда? — разъяренно спрашивал я. — Я же сказал, чтобы убить их там, на дороге.

— Так прознали бы, что промышляли, когда мертвяков нашли. По следу пошли бы. А вот тут все обозники и часть охраны торгового обоза. Они как бы исчезли. Вышли и не дошли, — оправдывался Стоян.

— Разумно, но почему после не убили? Не утопили, к примеру? — спрашивал я.

Оба командира понурили головы. От Боброка я такого мог ожидать, а вот Стоян своим гуманизмом удивил. Оглядевшись по сторонам, и мне стала понятна нерешительность парней. Это в бою нормально, когда без жалости режешь врага. А когда в обозе даже бабы есть, девки, наконец, то это слишком даже для прожженного, повидавшего смерть и кровь воина.

— Горыня? — задал я вопрос.

— Живой, вон там, — Боброк указал рукой на одну из кибиток, сильно похожую на те, которыми пользуются половцы.

— Почему? — последовал очередной вопрос от меня.