Она понимала, что момент дружеского объятья затянулся, и она опять ведет себя странно, так беззастенчиво прижимаясь к малознакомому мужчине. Такое поведение было настолько не в ее стиле, что эти порывы одновременно озадачивали и радовали ее. Впервые в жизни ее физически влекло к другому человеку. Это было новое, фантастическое чувство. Ей хотелось к нему прижиматься всем телом, почувствовать прикосновение его рук, ощутить его дыхание на своей щеке, ощутить вкус его губ.
Андрей растерялся. Он так много знал о Соне, о ее жизненных страданиях и перипетиях, что теперь, когда ему представилась возможность держать ее в своих объятьях, он боялся показаться вероломным. Он не хотел быть одним из тех, кто пользовался ею, кто навязывал ей свои правила игры.
Соня разомкнула объятья и посмотрела Андрею в глаза. В ее взгляде читалась нежность и благодарность. Она оценила его выдержку. Она впервые почувствовала себя рядом с мужчиной в безопасности. Она впервые ощутила, что у нее есть право выбора, что он оставляет решение за ней. Он не давит на нее своим желанием, своим ответным порывом. Он дает ей то, что ни один мужчина раньше не смог ей дать — контроль над ситуацией.
Андрей крепко сжал ее руку в своей. Он и не ожидал от себя, что способен на такие нежности.
— Ты не замерзла?
— Чуть-чуть, — Соне на самом деле не было холодно. Ее бодрил этот смелый осенний ветер. Он охлаждал ее налитые кровью, пунцовые щеки. Она радовалась темноте ночных аллей, которая скрывала возбужденный блеск ее глаз. Но она хотела покапризничать. Она никогда не могла себе этого раньше позволить. От нее всегда требовалась собранность. Она должна была быть сильной. Она должна была выживать. Теперь рядом с этим мужчиной она вдруг захотела почувствовать себя женщиной.
— Пойдем. Где-то здесь были поломаны прутья в изгороди.
Соня поспешила за Андреем, который уверенно вел ее к высокому ограждению парка. Она смотрела на его крепкие плечи, на его спортивную осанку и не понимала, как она могла не обратить на него внимания раньше. Жила с ним по соседству и ни разу не была у него в гостях. Она вспомнила удивительный случай с разбитой стеной, его трогательный расстроенный вид, его запорошенные пылью волосы и лицо, его извиняющуюся улыбку.
«Почему же все происходит так не вовремя? — мелькнуло в голове у Сони. — Почему я встретила его именно тогда, когда мне надо улетать как можно скорей?»
Андрей подошел к ограде и с силой дернул один прут, потом другой, потом третий. Так он перепробовал все прутья по одной — ни один не поддался его напору.
— Странно, — Андрей смотрел по сторонам и растерянно пожимал плечами. — Когда надо, они ничего не чинят, а когда не надо… взяли и заменили изгородь на новую.
Соня улыбнулась забавному рассуждению своего спутника.
— Прости, а ты когда здесь последний раз пролезал?
Андрей задумался на несколько секунд и вдруг рассмеялся над ответом, который еще не успел произнести.
— Мне было лет семнадцать, — сказал он, глядя на Соню сквозь пальцы своих рук.
Оба расхохотались.
— Ты хочешь сказать, что мы заперты в этом парке? — вымолвила Соня сквозь смех. Она не злилась на Андрея. Ей настолько было с ним хорошо, и так не хотелось возвращаться домой, что даже ночь в парке ее не пугала.
— Да. Но это не повод для расстройства, — Андрей взглянул на изгородь, оценивая ее высоту. Потом зацепился руками за верхнюю перекладину, подтянулся на ней, уперся ногами в прутья и ловко перепрыгнул высокий забор, вмиг оказавшись на улице. Соня смотрела на него, как завороженная. Теперь их разделяла высокая решетка. Андрей протянул две руки сквозь изгородь и сложил их вместе.
— Смотри. Ты наступаешь на мои руки, как на ступеньки лестницы, вскарабкиваешься вверх и прыгаешь, поджав под себя ноги. А я тебя здесь ловлю, — Андрей встал в стойку акробата-тяжеловеса.
Это было похоже на одно из упражнений тим-билдинга, о которых она слышала от своих приятелей, работающих в крупных иностранных компаниях. Такие занятия обычно придумывались для сплочения коллектива. Эти упражнения-тесты выявляли, насколько один сотрудник готов доверять другому. Соня теперь поняла их суть. С ее патологическим недоверием к мужчинам, она должна была поверить, во-первых, тому, что его план сработает, а во-вторых, тому, что он ее поймает, как и обещал. Соня посмотрела Андрею в глаза, и все ее сомнения испарились в момент.
Опираясь на подставленные руки, Соня взобралась на забор и упала в объятия Андрея.
— С мягкой посадкой, — улыбнулся он ей.
Соня приблизила к нему свое лицо, не сводя глаз с его губ. Андрей отстранился и галантно поставил Соню на землю.
— Моя машина где-то совсем недалеко. Куда поедем?
— К тебе.
Андрей был обескуражен таким заявлением. В его, соседней с Сониной, квартире стояла кровать, в которой он грезил, утыкаясь носом в подушку, о возможности держать Соню в своих объятиях. И теперь, когда она сама просила отвезти ее туда, он вспомнил об остальной части интерьера своего временного жилища: прослушивающие устройства, камера видеонаблюдения, прикрепленная к потолку, записывающее оборудование и, конечно же, перегородка в квартиру Сони. У Андрея учащенно забилось сердце. Он разрывался между желанием, возможностью и естественным стремлением не обидеть Соню. Не в силах придумать выхода из этой ситуации, Андрей взял руку Сони в свою, и они направились к машине.
Максим Александрович был в хорошем расположении духа. Результаты работы свидетельствовали о том, что одним выстрелом он умудрился убить не двух, а сразу трех зайцев — избавиться от олигархов, лидирующих в черном списке, найти ученого, находившегося в бегах более двадцати лет, и укротить строптивую журналистку. Последнее радовало его больше всего.
Краско пришел домой и первым делом отправился в ванную мыть руки и ноги. Это было его давней привычкой. Душ принимать он не любил, но ноги мыл ежедневно.
Закатав штаны, он сел на край ванны и открыл воду. Он смотрел на свои белые стопы, ярко выделяющиеся на фоне ржавого дна ванны, и думал о том, что вот теперь он достиг той степени профессионализма, при которой с почестями уходят на пенсию. В свое время он сделал сложный выбор между любимой работой и любимой женщиной, остановившись на первом. И теперь все свидетельствовало о том, что он поступил правильно, не уйдя из органов в надежде вернуть сбежавшую падчерицу. В итоге он выиграл по-крупному — он сохранил высокую должность, которая дала ему возможность заполучить девушку его мечты. В том, что Соня теперь от него не уйдет, руководитель отдела ФСБ не сомневался.
Краско пытался понять, что он будет делать после того, как закроет дело Воробьева. Неожиданно для себя, он почувствовал грусть от предстоящего завершения процесса, которому посвятил половину своей жизни.
Максим Александрович позволил себе немного расслабиться. Он отправился в гостиную, заваленную мятой одеждой и бельем, книгами по психологии и криминалистике, а также многочисленными папками с бумагами. Краско залез под стол и достал оттуда большую, видавшую виды картонную коробку из-под советского телевизора. В ней он хранил самое ценное. Коробка была до верху заполнена пухлыми папками. В одной из них были сложены фотографии Сони. На одних она была запечатлена в возрасте десяти лет, на других — подростком. Краско искал те фото, где они были вместе. Он любил смотреть на них и предаваться воспоминаниям. Он долго и пристально вглядывался в черно-белое фото, на котором он обнимал тринадцатилетнюю Соню. Он вспомнил цвет ее платья, тепло ее плеча, на котором лежала его ладонь, запах сахарной ваты, которую она держала в руке.
Краско с нежностью отложил эту фотокарточку и открыл другую папку. Здесь хранились фотографии молодых людей, в разное время проявлявших интерес к белокурой красавице.
Когда Соня сбежала из дома, Максим Александрович, конечно же, быстро ее нашел. Для него уже в то время не доставляло особого труда определить местонахождение того или иного человека в многомиллионной столице. Но пойти с ней на контакт он не осмелился. В Соне было что-то, что пугало матерого работника спецслужб. Но не чертовский огонек в ее глазах, не напущенная молчаливость. Его пугала ее решимость и непредсказуемость. Ничего не предвещало ее побега. Это случилось как гром среди ясного неба. Краско поплатился за свое невинное увлечение — от него ушла жена. Казалось бы, все карты в руки. Он теперь одинокий, близилось Сонино совершеннолетие, им бы зажить вместе! Но Максим Александрович боялся громкой огласки дела. Он боялся потерять работу.