Вдобавок, и наружные двери часто не запираются. Я бы даже сказал, что когда хозяева дома, двери, скорее всего, не заперты. Летом, наверное, даже в Сеуле в многоквартирных домах в большинстве квартир двери не только не запирают на замок, но и вообще остаются открытыми на ночь — так прохладнее. Впрочем, не раз мне приходилось слышать жалобы пожилых корейцев на то, что и в Сеуле воровство в последнее время стало встречаться чаще. Однако аргументы, которые приводят здесь пожилые тетушки, когда говорят об «упадке нравов», могут у русского вызвать только улыбку. Обычно такая тетушка со вздохом говорит: «В наше-то время и дверей в Сеуле не запирали, а теперь, когда из дому уходишь, дверь обязательно надо на ключ закрывать. Не те времена, не те…» Напомним, что эти жалобы на недавно появившуюся необходимость запирать двери на ключ, уходя из дома, раздаются в городе, который и по населению, и по площади превосходит Москву.

Внутренние двери в современных городских домах обычно деревянные или, по крайней мере, отделанные деревом. Любопытно, что в корейских квартирах мне здесь почти не попадались простые и гладкие деревянные двери. Как правило, в Корее двери украшают резьбой, да еще и ставят на них причудливые металлические ручки.

Однако и поныне даже в городах большинство людей живет не в квартирах, а в собственных домах. Войти на отгороженный высоким забором участок вокруг такого дома можно обычно через весьма основательные ворота. Деревянные ворота давно исчезли, и в большинстве случаев ворота корейских домов сейчас изготовляются из ажурной металлической решетки, однако выглядят они все равно достаточно основательно.

Одна из особенностей современного Сеула — это то, что в корейской столице осталось до обидного мало архитектурных напоминаний о прошлом, памятников старины. Есть в городе, правда, несколько королевских дворцов, но ими весь список местных памятников архитектуры, в общем, и ограничивается. Нынешний облик корейской столицы сформировался, по сути, только в 1980-е гг. Вдобавок, он продолжает претерпевать быстрые изменения, и нет сомнений в том, что лет этак через тридцать, в 2029 г., можно будет написать: «Нынешний облик корейской столицы сформировался только в 2010-е гг.»

Причин, по которым в корейских городах осталось мало следов прошлого, несколько. Во-первых, традиционные корейские жилые дома представляли из себя достаточно хилые сооружения и не отличались особой долговечностью. Во-вторых, быстрый рост цен на недвижимость в центральных районах Сеула и других крупных городов привел к тому, что землю там оказались в состоянии покупать только очень богатые фирмы. Такие компании, приобретя кусок земли, строили на нем возможно более роскошное сооружение и безжалостно сносили все, что там только находилось ранее. В-третьих, идея сохранения памятников сравнительно недавнего прошлого, которая везде пробивает себе дорогу с немалым трудом (достаточно вспомнить безобразное отношение к историко-техническим памятникам в России), в Корее пока еще не получила серьезного распространения. Массовому сознанию уже вполне понятно, что, скажем, королевский дворец XIV века или городские ворота пятисотлетней давности — это памятники архитектуры, достойные заботы и охраны. Однако когда речь заходит о сооружениях начала нашего века или, тем более, двадцатых-тридцатых годов, то они воспринимаются просто как старые облезлые дома, которые следует как можно скорее снести.

Вдобавок, отношение к памятникам культуры недавнего прошлого окрашивается в Корее и националистическими эмоциями: ведь подавляющее большинство зданий, построенных до 1945 г., было возведено японскими архитекторами, на японские деньги, для японских учреждений, и поэтому они воспринимаются корейским сознанием как символы ненавистной колониальной эпохи.

Вся эта ситуация лучше всего отразилась в судьбе Национального музея мрачноватого серого здания, которое находилось в самом центре Сеула, перед дворцом Кенбоккун. Оно было построено в 1916–1921 гг. для японского Генерал-губернаторства и воспринималось многими как символ колониальной власти. Архитектурно здание являлось несколько уменьшенной копией здания японского правительства в Токио, что подчеркивало неразрывную связь между японской центральной императорской властью и ее наместником в Корее. Даже в плане здание повторяло очертания иероглифа «иль» — «солнце», с которого начинается название Японии.

Здание это, бесспорно, имеет огромную историческую ценность. Однако, в 1998 г. его снесли. Мотивировалось это тем, что для большинства корейцев оно оставалось символом японского колониализма, всякие упоминания о котором здесь стремятся уничтожить. При этом, однако, никто не упомянул, что на протяжении трех десятилетий здание Генерал-губернаторства было самым крупным архитектурным сооружением в Сеуле, что с ним связаны многие важнейшие события истории страны, в том числе и провозглашение Кореи независимой республикой (церемония провозглашения Республики Корея произошла 15 августа 1948 г. перед этим зданием).

В результате всего этого от колониального Сеула полувековой (не говоря уж о вековой) давности почти ничего не сохранилось. Исключением являются несколько королевских дворцов в центре города, да могилы членов правящего дома в его пригородах. От колониальной эпохи тоже осталось всего лишь несколько зданий — Железнодорожный вокзал (1925 г.), Муниципалитет (1926 г.), несколько зданий бывших японских банков и универмаг «Синсегйе», да еще некоторые полуразвалившиеся жилые дома, которые в большинстве своем доживают последние годы.

К этому надо добавить, что большинство владельцев корейских домов без особых колебаний сносит свои постройки, как только у них появляются деньги на то, чтобы возвести нечто более презентабельное. Корейские дома, в том числе и современные, построенные из кирпича и бетона, достаточно недолговечны, даже крупные жилые комплексы служат, обычно, лишь несколько десятилетий, так что снос той или иной постройки часто бывает вызван реальной необходимостью, а не изменением вкусов хозяина. Вдобавок, корейские магазины и учреждения бытового обслуживания, которые располагаются на первых этажах большинства городских домов тоже существуют обычно лишь по несколько лет. Каждое разорение или переезд сопровождается существенной перепланировкой помещения, и во многом меняет внешний вид всего здания. В результате любой жилой микрорайон в Сеуле за 15–20 лет меняет свой облик почти до неузнаваемости.

Университетские годы — совершенно особое время в жизни корейца или кореянки. Хотя сейчас Корея и занимает пятое место в мире по доле выпускников средней школы, которые получают высшее образование, это не означает, что попасть в университет здесь легко. Наоборот, средний конкурс в вузах составляет два человека на место, а в ведущих университетах он куда выше. Диплом хорошего университета в Корее — непременное условие удачной карьеры в любой области, так что школьники прилагают для поступления в университет невероятные усилия. Корейская система поступления устроена так, что и блат, и папины денежки тут практически бессильны, и для успеха абитуриенту приходиться работать буквально дни и ночи.

Однако успех открывает немалые возможности, и понятно, насколько гордятся своей удачей те, кому удалось попасть-таки в университет, особенно — в престижный. В то же самое время по неписаной традиции в университетах студенты как бы расслабляются после тяжелого и многолетнего абитуриентского марафона. По сути, для большинства корейцев университетские годы — это короткий глоток свободы. Позади остается школа с ее огромными домашними заданиями и отчаянной, выматывающей зубрежкой. Впереди, как все хорошо знают, университетских выпускников ждет работа в компаниях, где тоже особо не расслабишься (10 часов работы в день, 1 выходной в неделю, 5 дней отпуска в году). Поэтому и стараются студенты провести эти четыре года повеселее, тем более, что отметки на их будущее особого влияния не оказывают. Не важно, как ты учился, важно — в каком университете. Профессора, в общем, относятся к подобной позиции с пониманием, и не очень докучают студентам своими требованиями. Как недавно заметила профессор из престижного женского университета Ихва: «Я не могу требовать от студенток, чтобы они много занимались. Они все помнят, как родители говорили им в школе: „Сейчас, конечно, тяжело, но вот в университете отдохнете!“. Таковы уж наши традиции»