— Ну, право, я затрудняюсь, — сказал Штуб. Он почувствовал себя увереннее, даже лицо выглядело теперь менее мрачным. — Впрочем, если говорить откровенно, меня что — то толкнуло. Да. Словно кто — то посмотрел мне в затылок. Я работал с приборами, и вдруг какой — то подсознательный импульс заставил меня посмотреть вверх…

— Подсознательный импульс, — с удовлетворением произнес Пинчук и сделал пометку в блокноте. — Отлично. А вы говорите — к докладной нечего добавить.

— В докладной записке, которую я составил и передал по инстанции, все это есть, — возразил Штуб. — Конечно, я мог выразиться недостаточно точно.

— Понимаю, — мягко сказал Пинчук. — Продолжайте, пожалуйста, Михаил Кристофорович.

— Хорошо, я продолжаю. Там, наверху, сначала ничего не было. Если говорить откровенно, я не увидел там ничего, кроме этого великолепного звездного неба. Да. И вдруг, совсем невысоко, прямо надо мной возникла светящаяся точка.

— Вы уверены, что невысоко? Откуда вы это знаете?

— Я ничего не знаю, но она очень быстро раздувалась. Не с Юпитер же ей было быть. Я понял, что она близко. Потом, все это великолепно зафиксировали приборы.

— Приборы? — переспросил Пинчук, почему — то разочарованно. — Эти, что ли, радары?

— Нет, радиолокаторы лишь отметили появление объекта, но дистанции не зафиксировали. И размеров. А вот оптические дальномеры — их на маяке три сработали великолепно.

— И что же они показали?

— Около десяти километров. Это выяснилось сутками позже, когда я смотрел их данные. Да, ни больше ни меньше. Как и написано в докладной записке, которую я составил и передал по инстанции.

— И это еще где — нибудь зарегистрировано? — с непонятной надеждой в голосе поинтересовался Пинчук.

— Конечно. Все показания записываются на магнитную ленту. И с приборов, и с голоса, когда я что — нибудь говорю.

— Хорошо, хорошо. Записи мы посмотрим потом. А что произошло дальше.

— Дальше, вы понимаете, светящаяся точка росла. Я заметил, что это уже не точка, а светящаяся пульсирующая сфера с малюсеньким темным ядрышком. Вроде шаровой молнии.

— А вы до этого ее видели?

— Кого?

— Так называемую шаровую молнию.

— Но мы же с вами договорились — не надо меня ловить! — неожиданно возмутился Штуб. Пинчук поспешно сделал успокоительный жест. — Да, если говорить откровенно, то нет. Но довольно много читал… Интересовался. Я очень люблю различные загадки природы.

— Много читали. — Пинчук сделал пометку в блокноте. — Ясно. И она что же, росла только за счет приближения?

— Нет. Правда, невооруженным глазом это не определишь. Но когда я сутками позже смотрел данные дальномеров — а они сработали великолепно, выяснилось, что размеры сферы действительно увеличивались. А расстояние оставалось приблизительно постоянным. Да. Достигнув предельного диаметра около двенадцати метров — сфера начала деформироваться. Если говорить откровенно, она вытянулась, превратилась в длинный цилиндр. Он все время извивался. Будто громадная пожарная кишка или, как там ее, анаконда.

— Или такая большая пиявка, — вставила тихонько Наташа.

Она до этого сидела молча, подперев подбородок маленькими кулачками, и внимательно слушала, как ее отец изворачивается под допросом психолога. Отец оборонялся достойно, она уже почти совсем успокоилась и даже изредка, отвлекаясь, украдкой поглядывала на Гудкова. Что ж, «командир конвойного катера» звучит действительно несколько лучше, чем «мой пилот»…

— А разве вы присутствовали при этом явлении? — с подозрением спросил Пинчук.

— Нет, но я регулярно видела это потом. Папа говорит, что в первый раз было так же.

— Да, она права, — подтвердил Штуб. — Объект сужался к концам и выглядел полупрозрачным светящимся червяком. Или пиявкой, только очень длинной. Как потом оказалось, ее длина была с полкилометра.

— Ого! — не удержался Гудков. — А диаметр?

— Как и раньше, не превышал двенадцати метров. Это, вы уже понимаете, выяснилось сутками позже, когда я смотрел данные дальномеров.

— И она, вы творите, извивалась?

— Да, почти все время. Извивалась и пульсировала, ни на мгновение не оставаясь в покое. У меня появилось впечатление, что это нечто живое…

— Стоп, — сказал Пинчук, делая очередную пометку. — Это, по — моему, важно. Что значит — живое? Общепризнано, что всякая жизнь в открытом космосе невозможна. Почему вы решили, что наблюдавшийся объект имел… так сказать, биологическую природу?

— Я, конечно, отвечу, — произнес Штуб. — Но мы же с вами договорились. Если вы действительно хотите во всем разобраться…

— Конечно, конечно, — нетерпеливо махнул рукой Пинчук. — Мне просто интересно, Михаил Кристофорович. Почему это… эта пиявка показалась вам живой?

— Ну, если говорить откровенно… — произнес Штуб. — Право, я затрудняюсь. Но она вела себя как живая. Что хотела, то и делала.

— Вы видели когда — нибудь северное сияние? — внезапно спросил Пинчук.

— Если говорить откровенно, то нет. Я, вы уже понимаете, никогда не бывал за полярным кругом.

— А морской прибой?

— Конечно, видел, — заявил Штуб. — Но мы же с вами…

— Разумеется. Но волны вам никогда не казались живыми? Не беспокойтесь, Михаил Кристофорович, это обычный вопрос.

— Да, если говорить откровенно, то нет.

— А эта штука казалась?

— Я уже говорил, что казалась. Да. Это специально подчеркнуто в докладной записке, которую я составил и передал по инстанции.

— Ну ладно, — Пинчук сделал очередную пометку. — Отлично, поехали дальше. Вы сказали, что у сферы было темное непрозрачное ядрышко. Когда сфера вытянулась, что с ним произошло?

— Оно тоже вытянулось, да. Но… Когда эта штука извивалась, непрозрачная центральная струна тоже извивалась, змеилась. Но при этом еще и пульсировала — в некоторых местах становилась очень тонкой, иногда вообще распадалась на ряд отрезков разной длины… Превращалась в извилистую пунктирную линию.

— И сколько это продолжалось?

— Это змеение? Мне, если говорить откровенно, сначала показалось, что очень долго. Но когда я сутками позже смотрел данные дальномеров, выяснилось, что всего минут пять. А потом все это, вы понимаете, повторилось в обратном порядке. Вся эта кишка начала очень быстро укорачиваться и превратилась в первоначальную сферу. А в полусотне метров от нее появилась вторая точно такая же.

— Что значит точно такая?

— Мы же с вами договорились, — укоризненно мотнул головой смотритель. — Она, вы уже понимаете, внешне выглядела точно такой же. И все фазы ее развития в точности повторяли эволюцию первой сферы. Да. Она тоже была вначале светящейся точкой, а потом разрослась в полупрозрачный шар с темным ядром.

— И это происходило на прежнем расстоянии от вас?

— Да. Так показали данные оптических дальномеров. Потом вдруг появилась третья такая же сфера.

— И все они лежали в одной плоскости? — спросил Пинчук, видимо, что — то вспомнив.

— Да, — пожал плечами Штуб. — Мы же с вами договорились. Естественно, любые три точки всегда лежат в одной плоскости. Ведь через любые три точки всегда можно провести плоскость.

— Помните задачку про трех мух, Николай Владимирович? — спросил Гудков. Ему опять стало весело. — Замечательная задачка. Три мухи сидят на столе и с интервалом в секунду взлетают, все с разными заданными скоростями. Спрашивается — через какое время все они снова будут находиться в одной плоскости?..

Он непроизвольно рассмеялся.

— Голубчик, да забудьте вы свою казуистику! — недовольно произнес Пинчук. — Нам нельзя отвлекаться, мы заняты важным делом. Просто, мне кажется, Михаил Кристофорович, в своей докладной вы специально подчеркивали это обстоятельство.

— Не совсем так, — возразил Штуб. — И пример с мухами представляется мне вполне уместным. Другое дело, в докладной записке, которую я составил и передал по инстанции, указано, что все вновь появлявшиеся сферы тоже лежали в той же плоскости. И даже почти точно на той же прямой. И четвертая, и пятая, и шестая. И, вы уже понимаете, все остальные тоже. Потом, конечно, они принимали и более сложные конфигурации, кружились в своеобразных пространственных хороводах. Это зафиксировано великолепно сработавшей аппаратурой. А потом все они исчезли.