Но так ли это?

Женщина напоминала Руби кого-то. О нет! Только не Долли Партон! Такого совпадения ей не вынести. Значит, Торк и Джек предпочитают женщин одного типа. Но Джек не мог серьезно говорить о том, что поищет женщину с телом Долли Партон! Он просто дразнил Руби!

Слуги расставили стулья у подножия лестницы, для самых знатных господ. Олаф выдернул Руби и Джиду из толпы и усадил на край возвышения. Многие рассаживались на широких низких скамьях, встроенных в стены. Остальные тихо переговаривались. Развлечения начались с того, что молодая женщина спела прелестную балладу под аккомпанемент брата, игравшего на лютне. Потом скальд, или поэт-сказатель, рассказал несколько саг о храбрости викингов в бою, поведал о смелых людях, которых воля жестоких правителей и перенаселенность вынудили искать новые земли, — совершенно новое истолкование мотивов, побуждавших викингов идти в набеги! А ведь историки считали их всего-навсего кровожадными дикарями!

В одной из саг говорилось об отце Торка, короле Норвегии Гаральде, и о том, как он получил прозвище «Прекрасноволосый». Скальд начал с описания славных деяний Гаральда, из которых самым памятным было объединение Норвегии.

— Но еще одно завоевание достойно того, чтобы его воспеть, — это повесть о том, как Гаральд полюбил прекрасную Джиду, дочь короля Хордаленда.

Руби хотела было спросить у Джиды, уж не в честь ли королевской дочери она получила имя, но жена Олафа была полностью поглощена рассказом, и Руби украдкой взглянула в сторону Торка. Тот сидел, развалившись в кресле, вытянув перед собой ноги, и цинично усмехался. Вероятно, история была не совсем правдивой.

Скальд объявил, что Джида отказалась выйти замуж за молодого Гаральда, пока тот не объединит Норвегию, как сделал Горн в Дании. И король поклялся не стричь волосы и не брить бороду, пока не достигнет цели. Десять лет ушло у него на то, чтобы стать верховным правителем. После того как он привел в порядок волосы и бороду, сменил прозвание «Гаральд Косматый» на другое — «Гаральд прекрасноволосый». И тогда Джида добровольно пришла в его постель, присоединившись, судя по всему, к целому гарему жен и наложниц.

— Драконье дерьмо! — громко, грубо выругался Торк. Среди царившей тишины бесцеремонный воз глас прозвучал ударом грома.

— Тебе не понравилась сага? — осведомился Зигтриг, повернувшись к Торку.

— Вот именно. Конечно, Норвегию объединили, верно, но тем, кто знает, как хитер отец, и в голову не придет поверить, чтобы каприз какой-то девчонки мог подвигнуть его на такое дело!

— Ты прав, Торк, — немного подумав, согласился Зигтриг, — но история все равно хороша. — И, повернувшись к смущенному скальду, спросил: — Ты знаешь еще что-нибудь?

— Да, но не отвечаю за правдивость саг, — проныл скальд. — Я готов поведать только то, что мне передали.

Он вопросительно взглянул на Торка, боясь, что тот снова вмешается, но викинг безразлично молчал, глядя в чашу, и скальд продолжал рассказ. На этот раз сага была посвящена предку Руби, Грольфу, которого изгнали из Норвегии, несмотря на дружбу его отца, графа Ронвальда Мора, с Гаральдом. Скальд проследил генеалогию Грольфа на протяжении одиннадцати поколений, от короля Форнойта в Финляндии, и заключил рассказ словами:

— И король франков Шарль Простак отдал ему провинцию Нормандию.

Руби увлеченно слушала историю, жалея, однако, что скальд выбрал именно эту тему. Наверняка Зигтриг вспомнит о ней!

— А где девушка, утверждающая, что приходится родней Грольфу? — внезапно вопросил король, обыскивая взглядом толпу. — Ее еще не обезглавили?

Господи Боже, да король просто помешан на казнях!

Руби попыталась спрятаться за Олафа, но тот опустил ее на пол и велел выступить вперед.

Прекрасно! Все начинается по новой!

Руби шагнула к королю, высоко подняв подбородок, пытаясь не показать, как дрожат ноги.

— Ты выглядишь куда лучше, чем во время нашей первой встречи, — ехидно заметил король, казалось, совсем забыв, что в прошлый раз на ней почти ничего не было. Но Руби не собиралась напоминать ему.

— Почему мы не видели тебя при дворе?

Он, очевидно, запамятовал также, что поручил ее попечению Торка.

— Я живу с семьей Олафа.

Зигтриг кивнул косматой головой, вспомнив все, и проницательно взглянул на Торка:

— Вижу, ты быстро избавился от назойливой девчонки!

И, не дожидаясь ответа, снова обратился к Руби:

— На какое имя ты отзываешься?

— Руби. Руби Джордан.

— Тебя зовут так же, как драгоценный камень?

— По правде говоря, моя мать была помешана на музыке кантри. Она назвала меня и Люсиль, мою сестру, в честь любимых песен, и действительно, впоследствии эти вещи стали настоящей классикой музыки кантри.

Здоровый глаз короля зажегся явным интересом. Правда, он, вероятно, почти ничего не понял из сказанного, если не считать слова «музыка».

— Ты споешь для нас, — высокомерно бросил он.

— Но я не настолько хорошо умею петь!

Торк подавился вином, и приятель начал колотить его по спине, чтобы остановить взрыв смеха, который последовал сразу за словами Руби. Та с отвращением взглянула на викинга.

— Неважно, — рявкнул Зигтриг. — Пой.

Руби покраснела от стыда. Дома она могла аккомпанировать себе на гитаре сына, и сейчас поспешно взяла лютню, надеясь, что сможет взять несколько аккордов. Она попробовала поиграть и нашла, что хотя это далеко не то же самое, но все-таки лучше, чем ничего.

— Попытаюсь, — решила она, — но не ожидайте слишком многого.

Король ничего не ответил, но по его виду стало ясно, что ожидает он как раз многого. Что он сделает, если ему не понравится пение? Отрубит ей голову?

— Прежде чем начать, я хочу объяснить несколько слов, которые могут быть вам непонятны. В моей стране разразилась когда-то большая война, названная Азиатской. Эта песня о храбром воине, который был так тяжело ранен, что ноги его перестали двигаться, а вместе с неспособностью ходить он еще потерял и… — Руби поискала нужное слово. — Свое мужское достоинство.

Увидев, как несколько человек понимающе кивнули, она продолжала:

— Его раны так страшны, что он готовился к скорой смерти, но все-таки глубоко обижен молодой женой, которая хочет от жизни больше, чем брак с искалеченным мужем.

В комнате стояла мертвая тишина. Викинги зачарованно слушали.

Руби несколько секунд перебирала струны лютни и начала петь, сначала нерешительно и тихо, о том, как бедняга умоляет жену не уезжать с другим. Когда она хрипловато повторила припев, одобрительные улыбки засветились на лицах свирепых воинов, а на глазах остальных блеснули слезы. Руби, сама того не понимая, выбрала песню, нашедшую отклик в сердцах закаленных людей, прекрасно понимавших, как велика может быть цена победы. Подобное может случиться в любой момент с каждым из них, как уже случилось с некоторыми товарищами.

Когда Руби закончила, в зале воцарилось долгое молчание.

Господи, не означает ли оно, что настало время рубить головы?!

Руби поглядела на Торка, который отставил кубок и пристально наблюдал за ней, явно завороженный ее пением. В напряженном взгляде было столько неожиданного тепла, что тонкая нить магнетического притяжения, соединявшая их, стала гораздо прочнее.

Но тут весь зал взорвался одобрительными криками, которые грубо вернули к действительности Руби и Торка. Король Зигтриг встал и так воодушевленно хлопнул Руби по плечу, что та едва не уронила лютню.

— Превосходно! Превосходно! — объявил он. — Завтра ты научишь этой саге моего скальда!

Сказитель явно не обрадовался такому приказу.

— Ну а теперь спой про свою сестру. Как ее зовут?

— Люсиль.

Викингам понравилась и эта песня о жене-изменнице, которую муж нашел в пивной и упрекает за то, что бросила его и четверых голодных детей. Они даже запомнили припев и теперь подпевали низкими голосами, упрекая легкомысленную Люсиль за то, что выбрала самое неподходящее время, чтобы уйти от мужа.