Именно поэтому он начал смотреть как на врагов на тех людей, кто искренне верил в провозглашенные догматы национал-социализма. Он считал их интриганами, внутренними врагами, а потому он направил против них всю свою энергию, желая убрать их со своего пути. Но эти люди не собирались сдаваться без боя — они чувствовали, что правы они, а вот он — неправ или просто сбился с пути. Они вложили в эту партию время, силы, деньги и веру и не позволят никому просто так взять и сбросить себя на обочину. Вот так вот борьба за умы превратилась в борьбу за власть.
Борьба эта завершилась победой Гитлера и разгромом Штрассеров. Сегодня, оглядываясь на историю Германии последних нескольких лет, я думаю, что Отто Штрассер является единственным персонажем из всей когорты лидеров национал-социализма, который не просто видел, что это — дешевый мошенник, но и имел смелость сказать это в глаза и начать борьбу с ним.
Кстати, очень похоже на то, что Грегор так и не смог до конца дней разглядеть этот крайне важный момент. Его преданность Гитлеру пережила все испытания, а в бесчисленных спорах с неверующим Отто он постоянно приводил один и тот же аргумент: «Лошадь, конечно, брыкается, но все равно она идет по тому пути. Стало быть, и мы должны ставить на нее». На что Отто Штрассер с завидным постоянством отвечал: «Ты не прав; лошадь не брыкается, она просто идет не в ту сторону, а мы ничего не можем сделать».
У Грегора, несмотря на задиристый характер, была такая черта — условно назовем ее «легкостью», — по которой он в решающий момент всегда уступал под нажимом Гитлера. Это сильно повлияло на весь ход европейской истории. Потому что если бы он ушел от Гитлера вместе с братом, то национал-социалистическая партии неизбежно бы раскололась, а Германия и Европа смогли бы избежать того милитаристского кошмара, в котором они ныне пребывают. Но даже если бы партия и не раскололась, то противостоять претензиям Штрассеров на лидерство сегодня вряд ли бы кто-то смог. И даже только один брат, Отто, и тот удачно идет по этому пути, хотя, конечно, на это требуется больше времени и сил.
Весь этот спор, препирательства и борьба по сути вращались вокруг одного, но старого сюжета. В душе Отто Штрассера жили сомнения, которые, правда, рассеялись в день, когда реакционеры в Мюнхене открыли огонь по людям Гитлера — он не знал, в какой степени Гитлер предан принципам социализма, не знал, действительно ли тот хочет привести Германию к новому общественному устройству, к немецкому социализму, или же он просто марионетка в руках старых, выстроившихся в боевые порядки правящих классов Германии — крупных промышленников и землевладельцев.
Проведя пять лет рядом с Гитлером, Отто Штрассер снова утвердился в своих сомнениях, которые он было откинул после 1923 года. В 1930 году он совершил вытекающий из всего этого поступок — распрощался с Гитлером.
Его же легковерный брат, не убежденный Отто да и не желавший, как он думал, предавать коллегу, болтался где-то вокруг Гитлера. В душе у него, конечно, зрело некое дурное предчувствие, но он не решался порвать отношения, хотя, когда Гитлер пришел к власти, он и увидел, что Отто Штрассер говорил правду. Но было уже поздно — к тому моменту Грегор уже был внутренне сломлен и фактически обречен. Отто, более дальновидный и решительный (хотя и менее популярный), порвал связующие нити вовремя. Сегодня он живет, чтобы добиться поставленной цели — отомстить за Германию и отомстить за Грегора Штрассера.
История этих пяти лет — между своего рода полусознательным, но не без сомнений, подчинения уговорам Грегора Штрассера и окончательным разрывом — является, таким образом, скорее историей прямого конфликта между Гитлером и Отто Штрассером, при котором Грегор то и дело пытался примирить обе стороны, нежели историей столкновения Гитлера с братьями Штрассерами. Именно поэтому сегодня фигура Отто Штрассера с полным правом привлекает заслуженное внимание. Полагаю, что в будущем у него хватит капитала, чтобы занять самое видное место.
Ведь он оказался прав, а Грегор — нет. Неправ был и Гитлер, хотя точнее будет сказать так: Гитлер — настолько лживый человек, что мы не знаем, прав он был или нет, потому что мы не знаем (а может, и никогда не узнаем), чего он хотел на самом деле. Как бы то ни было, но борьба развернулась именно между ним и Отто Штрассером. Между ними в качестве миротворца оказался Грегор Штрассер. На заднем плане, иногда выходя к рампе, чтобы вставить пару слов или ввернуть ловкую, но пустую фразу, двигались другие фигуры — злобное пугало Геббельс, комичный, но мстительный Геринг и сверкающий очками, змеинодушный Гиммлер.
Пять грозовых лет!
Когда Отто Штрассер примкнул к брату и стал, таким образом, вассалом Гитлера, Грегор был настоящим руководителем партии в самом большом и интересном регионе рейха — Северной Германии, куда Гитлеру доступ был закрыт{26}.
Партия шла по неверному пути — позорный провал мюнхенской авантюры уже полтора года лежал темным пятном на ее репутации — и братья начали усердную работу по возрождению партии. Грегор взял себе личного помощника, которому платил зарплату. Это был никому не известный человек, льстивый карлик, который позднее, во время падения Грегора, будет, как говорится, плясать над трупом и отпускать в его адрес гнусные колкости и злобные насмешки — доктор Йозеф Геббельс. Братья начали работу с того, что выпустили национал-социалистический бюллетень. Его готовили только для партийных функционеров. В нем были обстоятельно, с аргументами изложены принципы и доктрина социалистического (или штрассеровского) крыла партии.
В то время жизнь партии была целиком подчинена «борьбе с Мюнхеном», то есть борьбе между жившим в Мюнхене Гитлером-тактиком и обитавшими в Берлине убежденными социалистами Грегором и Отто Штрассерами. Геббельс, безусловно обладавший талантом к красивым, хоть и риторическим выступлениям, стал фактически главным публичным рупором Штрассеров. Подозрения и недоверие по отношению к Гитлеру были широко распространены среди партийцев, и наконец конфликт перешел в открытую стадию, апофеозом которой явилась известная «встреча руководителей» в Ганновере в октябре 1925 года{27}. Конференция была созвана для того, чтобы договориться о мерах по укреплению позиций партии во всех регионах Северной Германии и устранить разногласия. На ней присутствовали такие видные деятели современного нацизма, как Виктор Лютце, руководитель штурмовых отрядов СА; Руст, министр образования; Керрл, министр по делам церкви; Роберт Лей, глава Трудового фронта; Гильдебрандт, штатгальтер Мекленбурга и, конечно же, братья Штрассеры и Геббельс{28}.
Гитлер, которому доступ в Северную Германию был закрыт, направил туда своего представителя, Готфрида Федера. Встреча переросла в открытую демонстрацию неудовольствия Гитлером. Принимавшиеся одна за другой резолюции явно показывали господствовавшее среди участников настроение.
Участники встречи были единодушны, за исключением доктора Лея, который то и дело говорил, что все решения и постановления, принимаемые без упоминания Гитлера, недействительны. Наконец Руст воскликнул: «Мы не потерпим Папу в нашей партии!», после чего Геббельс предложил исключить Гитлера из числа партийцев. Грегор Штрассер тактично оставил этот момент без внимания, заявив, что он — не кандидат, претендующий в пику Гитлеру на руководящий пост, а человек, заинтересованный в укреплении партийной организации в Северной Германии, руководить которой ему доверено.
На конференции было принято решение о том, что все северогерманские отделения партии необходимо объединить в единую северогерманскую организацию под руководством Грегора Штрассера. Всех функционеров этой части партии обязали внимательно изучить штрассеровский бюллетень на предмет понимания политической линии. Было также принято решение о создании в Берлине издательства (опять-таки под руководством Грегора и Отто Штрассеров), которое займется всей рекламной и издательской деятельностью, необходимой для партии на территории Северной Германии. Далее участники конференции постановили (и это крайне важно) принять политическую программу (для «настоящего немецкого социализма») в варианте братьев Штрассеров, причем все руководители северогерманских отделений, за исключением Лея, торжественно поклялись на следующем общенациональном партийном съезде выступить за эту программу, которая должна была заменить известные, но крайне устаревшие и расплывчатые «Двадцать пять пунктов», унаследованные Гитлером от маленькой партии, купленной в 1919 году в Мюнхене на деньги Рема.
