Вот так первый раз deutsche Sehnsucht и столкнулось с тотальным разочарованием. Социалисты взяли под козырек, проголосовали за военные кредиты и приветствовали все действия кайзера. И вот это Sehnsucht, этот глубоко укоренившийся порыв, остался без направляющей силы, в полной растерянности, словно стадо без пастуха. Желая хоть как-то предотвратить революцию, монархия Гогенцоллернов и развязала войну 1914–1918 годов».

Поражение в этой войне вновь пробудило революционное сознание, Sehnsucht. «Вокруг царил хаос, — говорит Штрассер, — и подобные желания также носили абсолютно хаотичный и бурный характер, подобно тому, как юноша или девушка чего-то очень сильно хотят, но сами не знают чего. Вокруг царили отчаяние, неверие и полная безнадежность; восстания и путчи; вера рухнула; привычные людские ценности были сокрушены; молодежь беззастенчиво эксплуатировали; финансовые скандалы не прекращались; повсюду словно грибы после дождя множились гигантские промышленные концерны, тресты и синдикаты; инфляция разрушала средний класс и небольших производителей; в искусстве царила анархия; министров убивали».

Однако на фоне всего это хаоса снова появлялось страстное стремление, Sehnsucht. Человеческие массы по-прежнему еще четко не осознавали той цели, которую они пытались нащупать вслепую, но основная масса людей была настроена революционно. Они хотели избавиться от тлетворной реальности, окружавшей их, и получить взамен что-то новое.

И вот пришел Гитлер, который придал этому революционному желанию-стремлению одно-единственное направление. И сразу же дали о себе знать все застарелые проблемы. Могло ли быть это настойчивое желание, это социальное Sehnsucht удовлетворено на этот раз? Или оно опять даст себя ослепить и благополучно ввергнуть в пучину войны? И все эти сдерживаемые надежды и энергия будут снова развернуты не в нужную сторону, но использованы на благо войны, дабы сохранить все то, что это самое Sehnsucht хотело уничтожить?

Гитлер дал ответ на эти вызовы. Именно здесь, как я уже показал, и крылся вечный и непреодолимый разрыв между ними Отто Штрассером. Гитлер никогда не сознавался в том, что он повторяет поступки кайзера, но, взяв в свои руки власть и пообещав удовлетворить это социальное Sehnsucht, он вложил в руки немцев камень войны.

Те, кто изучал этот вопрос и попытался с пристрастием вглядеться в будущее, должны постоянно помнить, что на первых выборах Гитлера, после поджога рейхстага, ставших одновременно последними выборами, которые могли продемонстрировать уровень политических настроений немецкого населения, то бишь на выборах 5 марта 1933 года, восемьдесят процентов всего электората проголосовало за социалистические партии. Из 647 депутатских мест 502 заняли представители партий, которые пообещали избирателям, преисполненным общественным Sehnsucht, социализм: 288 национал-социалистов, 120 социалистов и 100 коммунистов. Национал-социалисты получили 17 миллионов голосов, социалисты 7 миллионов, коммунисты 5 миллионов голосов. Все остальные партии распределили остаток в размере 8 миллионов голосов.

Эти цифры показывают, что Отто Штрассер был прав — к 1933 году старое социальное Sehnsucht, которое в 1913 году кайзеру удалось канализировать в сторону войны, было еще сильнее и еще более настоятельнее, чем когда-либо. Это очень важный момент, потому что Штрассер полагает, что Германия находится в состоянии революции подобно Англии в шестнадцатом и Франции в восемнадцатом столетиях, которое должно прийти к своему завершению, и что кайзер, Гитлер и эти два отклонения в сторону лишь эпизоды в ходе истории, который, невзирая ни на что, идет своим путем. Современная задача Европы, говорит он, состоит в том, что, если Европа хочет жить, она должна сделать, чтобы: 1) Sehnsucht не увели в ненужном направлении третий раз и не ввергли в войну — Геринг, кто-то другой, разницы нет; и 2) отвлечь ее и от впадения в коммунизм — и вот здесь-то как раз он может оказаться полезен.

Гитлер сделал ровно то же, что двадцать лет назад сделал кайзер — он перенаправил поток от социального направления, которое было так нужно, в сторону войны. При нем вся огромная энергия немецкого народа была направлена именно на достижение этой цели, причем сделано было с жесткостью и упорством, во много раз большими, чем у кайзера. Один из его ближайших сотоварищей, генерал Константин Хирль, руководитель Имперской трудовой службы{65}, в своей книге «Основания немецкой военной политики» облек все это в соответствующую словесную оболочку, после чего совлек эту оболочку, дабы мы все уяснили, выразившись так:

«Ужасающе тяжелое бремя, лежащее на нашем народе — быть народом без жизненного пространства — будет оказывать постоянно растущее негативное воздействие на самые низшие и экономически слабые слои рабочих и крестьян. Иногда среди этих людей будет вспыхивать и пламя негодования. Если мы не хотим, чтобы революционная воля к освобождению у низших слоев привела к взрыву, мы должны трансформировать ее в движущую силу нашего национального освобождения».

Вот вам и полное подтверждение слов Отто Штрассера, а заодно и объяснение причин этой войны. Умонастроения немецкого народа должны быть отвлечены от социального Sehnsucht, которое может обеспечить мир и общее благосостояние человечества, и увязаны на войну. Таким образом, это Sehnsucht, революционное стремление к лучшему социальному устройству в Германии, второй раз было уведено в сторону, в результате чего вся его энергия была выплеснута на испанцев, поляков, чехов, британцев и французов.

Но, утверждает Отто Штрассер, Sehnsucht еще существует, причем, несмотря на этот второй обман, оно стало даже сильнее. Вскоре, среди усталости и разочарования, вызванных войной, оно заявит о себе еще раз, причем гораздо громче, чем раньше. Нужно ли в этой ситуации помочь милитаристам или монархистам прийти к власти, чтобы они смогли и впредь вести эту игру? Или, махнув на это рукой, допустить полное крушение Германии, так что в результате Sehnsucht найдет отдушину в виде коммунизма?

В этом он видит две главные опасности, причем, считает Штрассер, первая куда как масштабнее и хуже — потому что вторую немцы могут предотвратить сами, если им позволят.

Приближается конец второй стадии немецкой революции, конец периодов крушения надежд и глобальных заблуждений. «Гитлер, — говорит Штрассер, — уже выстроил эпоху разрушения, и в этом смысле он даже, я бы сказал, сыграл существенную роль. Он ввел в оборот мешанину из полупродуманных идей, которые он так никогда и не воплотил в жизнь. Германское государство должно было быть создано заново, причем на базе старого племенного деления немцев, то есть Gaue. Он так и не сделал этого. Государственное устройство осталось прежним, причем Пруссия, как и прежде, стоит во главе. Парламент рейха и парламенты разных государств сегодня представляют то же самое, чем они были, когда он пришел к власти — абсолютными пустышками, но они есть, со всеми своими министрами, кабинетами, депутатами. Рейхстаг, собирающийся раз в год или даже реже для того, чтобы сержант Геринг, который говорит своим 800 членам СС и прочим соглашателям, когда вставать, когда садиться и когда идти домой, устроил ему очередную тренировку. Сегодня это учреждение больше, чем когда-либо было, и все его сотрудники получают немалую зарплату. Геринг даже создал особую структуру под названием Прусский государственный совет (он появился шесть или семь лет назад), члены которого получают ежемесячно за свою службу приятственную сумму в размере 1000 марок — и при этом они не собирались на заседание НИ РАЗУ! Похожее произошло и с церковью. Протестантскую и католическую церкви нужно было убрать на второй план в пользу национальной церкви, Немецкой христианской церкви, которой управлял рейх-епископ. Однако с самого начала в церкви возникли нестроения, в результате чего протестовавший пастор Нимеллер был заключен за решетку. Но сегодня позиции этих двух великих церквей сохраняются практически в прежнем виде. Государство платит большие деньги одной, собирает налоги для второй, делая, при внешнем антагонизме, для них огромную услугу — ибо массы людей, которые в 20-е годы прекратили посещать храмы, сегодня опять хлынули в церковь. То же самое происходит и в каждой части современной германской жизни. Сегодня эта страна напоминает полуразрушенный дом, фундамент которого еще довольно крепок — старое административное деление, старый рейхстаг и правительства, капиталистическое устройство».