В пастушеской палатке было сухо и жарко, но она защищала от прямых солнечных лучей и хотя бы слегка приглушала зычные выкрики офицеров и стоны раненых.

- Воды, - потребовала Мара. Она поднесла к подбородку запачканную руку и расстегнула ремешок шлема.

- Светлейшая госпожа, позволь, я помогу тебе. - Камлио отогнула край занавески, которая разделяла пополам пространство палатки. Она была гораздо лучше, нежели горничная, вымуштрована, чтобы оказывать разнообразные услуги мужчинам, и прекрасно разбиралась в застежках доспехов. Властительница приняла предложенную помощь, и, когда слои лакированных пластин оплечья были сняты, Мара облегченно вздохнула.

- Да благословят тебя боги, - пробормотала она и кивнула в знак благодарности горничной, подавшей ей чашку холодной воды. Никогда больше она не будет воспринимать такие услуги как нечто само собой разумеющееся.

Камлио расстегнула еще одну пряжку и заметила, что Мара слегка вздрогнула.

- Что, госпожа? Стерла кожу?

Мара печально кивнула:

- Просто живого места не осталось. Я и понятия не имела, как быстро возникают пузыри и мозоли.

Пока Камлио освобождала госпожу от доспехов, в голове у Мары назойливо билась одна мысль: эта война началась чересчур быстро. Армии собрались, и времени не осталось даже для того, чтобы устроить встречу Кейока с магами из улья турильских чо-джайнов, не говоря уж о том, чтобы придумать и обсудить хоть один мало-мальски приемлемый план действий. Убийство Ичиндара произошло тогда, когда все необходимые слагаемые победы были у нее в руках, но сообразить, как наилучшим образом использовать эти средства, ей так и не представилось возможности.

Камлио только успела расстегнуть застежку нагрудной пластины, как за стенами палатки послышались шаги. Когда с головы Мары был снят тяжелый, богато украшенный шлем с шишечками, перьями и щитками для щек, Мара устало закрыла глаза. Она откинула назад влажные пряди, прилипшие ко лбу и шее.

- Откинь входной полог, - приказала она горничной. - Если это Люджан уже вернулся, то я опасаюсь, что новости скверные.

Горничная откинула нидровую шкуру, которой был закрыт вход в палатку; тем временем Камлио поспешила за закусками и чашками для воды. Воины находились на поле с рассвета, и какой бы офицер ни прибыл с донесением, он наверняка проголодался и хочет пить.

В обрамлении струек дыма возник силуэт. Мара моргнула, преодолевая резь в глазах, и разглядела прежде всего плюмаж своего военачальника, когда он отсалютовал, ударив себя кулаком в грудь. Должно быть, мрачные опасения были написаны у нее на лице, потому что вошедший сразу ободряюще улыбнулся; на покрытом копотью лице эта улыбка казалась еще более ослепительной.

- Госпожа, остатки отрядов Дзанваи и Саджайо бегут. Мы победили. Наша военная добыча: жалкая полоска болота, заросшего деревьями нгагги, пепел от нескольких шатров и шесть беспородных боевых собак, готовых перегрызть горло каждому, кто способен двигаться; одной из жертв оказался их собственный псарь. Если позволительно радоваться такой победе - радуйся. Рота, которая пыталась организовать отступление, была быстро обращена в беспорядочное бегство - главным образом потому, что у дежурного офицера мозгов оказалось не больше, чем у собак из дома Саджайо.

Мара взглянула на небо, казавшееся серым от дыма, и с горечью спросила:

- До каких же пор мы будем оставаться здесь в оборонительных порядках, чтобы удерживать силы Анасати на юго-западных подступах к Сулан-Ку?

Ей не давала покоя мысль о том, что у Джиро имеются в распоряжении и другие отряды, спрятанные в северных лесах. В любой день могло прийти известие, что Священный Город осажден. Войско Шиндзаваи, возглавляемое Хокану, двигалось форсированным маршем, но оно находилось пока в окрестностях Силмани, на расстоянии нескольких дней пути от Кентосани. В этих условиях у Мары не было другого выхода: приходилось полагаться на изобретательность игрушечника и на ловкость механиков, подосланных ею к Джиро. Она могла только лежать без сна каждую ночь и молиться, чтобы не сорвался ее тщательно выверенный план тайной переделки осадных орудий: когда по приказу Джиро его могучие машины начнут взламывать стены - их разрушительная мощь обратится в противоположную сторону и посеет хаос в стане Анасати.

В этой войне не могли помочь Маре и чародеи из города чо-джайнов. Их магию следовало держать в секрете до самого отчаянного момента - когда наконец начнет действовать Ассамблея, а при таком скоплении соперничающих партий вокруг Священного Города ни у кого не могло быть сомнений, что переход от разрозненных стычек к генеральному сражению - это только дело времени. Пока же главные враждующие стороны могли только стравливать между собой более мелких противников, подстраивая засады и "случайные" столкновения. Отогнать эти могучие армии было не под силу дюжине отрядов из захолустных гарнизонов, которые рыскали вокруг в поисках наиболее выигрышной позиции, с которой легче всего будет перехватывать косточки, не до конца обглоданные хищниками покрупнее.

Мара жестом предложила военачальнику войти в ее личную половину палатки.

- Сколько еще ждать? Очень скоро Джиро должен сделать какой-то шаг: он либо попытается расстроить наши ряды, либо прикажет своим западным союзникам начать осаду Священного Города. Долго ли еще мы будем топтаться на месте, не имея возможности поддержать Хокану? Если что-то идет не так...

Ее голос дрогнул. Она чувствовала, что вконец истерзана муками вынужденного ожидания: стоя во главе войска, прекрасно вооруженного и готового к бою, она не могла двинуться с места! Но если она отдаст приказ своей главной армии выступить в поход к Кентосани, то для отрядов Анасати откроется путь к реке или к торговым трактам; более того, они получат возможность ударить по этой армии с тыла. Пока силы Акомы удерживают свои нынешние позиции, господа из дома Анасати не могут атаковать или прорываться к Сулан-Ку, не накликав на себя кару Ассамблеи.

Но для нее это бездействие было пыткой, поскольку она понимала, что убийство Ичиндара - это лишь первый шаг в сложном многоэтапном заговоре. Джиро не стал бы без всякой пользы для себя тратить годы на сооружение осадных машин, выплачивать крупные взятки и обзаводиться союзниками в поместьях, примыкающих к владениям Инродаки. Главная опасность, нависшая над Джастином, грозила ему с запада; в этом Мара была уверена. Если враги прорвутся через оборонительные рубежи Имперского квартала, ее дети погибнут. Имперские Белые - хорошие воины, но теперь, когда Ичиндар мертв, кому будет адресована их преданность? Первая жена Ичиндара не способна справиться с собственной дочерью. Военачальник Императора будет защищать Имперский квартал, но в отсутствие персоны, чье право отдавать ему приказы неоспоримо, еще неизвестно, как поведут себя его солдаты и офицеры. Они будут сражаться, но будут ли держать оборону столь же беззаветно и самоотверженно, как бойцы ее собственного войска? Надо считаться с тем, что любой воин способен дрогнуть, если приказ о штурме Имперского квартала отдаст вельможа, который, может быть, станет следующим Императором. Теперь острее, чем когда бы то ни было раньше, Мара ощущала ущербность цуранского образа правления.

- Боги, - воскликнула она в полнейшем расстройстве чувств, - эта кампания была бы кровопролитной, но честной, если бы мы могли строить планы без оглядки на Ассамблею!

Люджану не надо было объяснять, что за тоска гложет сердце властительницы: он по опыту прекрасно знал, как бездействие и неопределенность изматывают души солдат, приготовившихся к бою. Его госпожа пребывала в постоянном напряжении, и это могло плохо кончиться. Стеганая рубаха, надетая у нее под доспехами, - гамбизон - наверняка сбилась в складки и стала влажной от пота. Не желая слушать ничьих советов, эта упрямица наблюдала за ходом схватки, стоя под палящим солнцем.

Постаравшись, чтобы его голос звучал не слишком резко, Люджан сказал:

- Тебе, госпожа, нужно использовать любую возможность присесть и отдохнуть. - Словно показывая ей пример, он подчеркнуто спокойно снял с головы шлем и уселся, скрестив ноги, на ближайшую подушку. - Дело может начаться в любую минуту, и невелика будет польза для твоих людей, если ты будешь шататься от усталости или потеряешь сознание, перегревшись на солнце. - Он поскреб подбородок, не в силах полностью заглушить голос тревоги. - Хотя каждому очевидно: то, что маги не заявляют о себе, весьма подозрительно.