Посланный Люджаном гонец подбежал к штабному шатру и поклонился до земли.

- Госпожа полководец клана Хадама! - заговорил он после знака властительницы. - Военачальники клана Ионани дали согласие. Битва начнется, когда круг солнца поднимется над горизонтом на высоту шести диаметров.

Мара окинула небосвод оценивающим взглядом:

- Значит, до сигнала к атаке остается меньше получаса.

Коротким кивком она подтвердила договоренность. И все же ожидание затягивалось дольше, чем хотелось бы... Айяки не получил даже такой отсрочки.

Томительно тянулись минуты. Воины продолжали до хрипоты выкрикивать оскорбления. Солнце медленно ползло вверх, наполняя воздух дневным жаром. Нервы у всех были напряжены так, что пролетевшая муха могла бы взорвать сгустившуюся мглу вынужденного ожидания.

Хокану горел нетерпением: он был готов выхватить меч и напоить клинок кровью. Наконец солнце достигло условленной высоты. Офицеры в штабном шатре не обменялись ни жестом, ни словом. Кейок лишь коротко вздохнул, когда Мара подняла руку. Люджан, находившийся в строю своих войск, занес обнаженный меч, и фанфары протрубили сигнал к бою. Без промедления обнажил меч и Хокану. Бой мог сложиться так, что он и не встретится один на один с врагом, поскольку его место - рядом с властительницей. Даже если клан Хадама будет разгромлен, воины Ионани не смогут пробиться сквозь гвардию Мары, окружающую штабной шатер; однако и он, и Сарик были наготове.

Звуки фанфар, казалось, длятся бесконечно. Замер в неподвижности военачальник Акомы; его высоко поднятый меч сверкал на солнце. В той же позе застыл стоявший напротив Люджана командующий войсками Ионани. Когда мечи обоих офицеров опустятся, лавина орущих солдат бросится в атаку через узкую полосу поля, и эхо от окрестных холмов будет вторить лязгу мечей и боевым кличам.

Хокану на одном дыхании пробормотал молитву за Люджана. Гибель доблестного военачальника Акомы была почти неминуема: ни одному воину из первых пяти рядов не приходилось рассчитывать, что он уцелеет, ибо слишком сильным бывал в подобных случаях натиск сражающихся с обеих сторон. Две огромные армии сойдутся, перемалывая все на своем пути, как зубы гигантских челюстей, и лишь воинам арьергарда доведется узнать, на чью сторону склонится победа.

Время отсрочки кончилось. Воины вознесли богам последние безмолвные молитвы о победе, славе и жизни. Затем меч Люджана дрогнул и молниеносно опустился. Воины подались вперед; на древках, поднятых знаменосцами с земли, взметнулись стяги, и тут с ясного неба грянул гром.

Тугая волна воздуха ударила Мару и Хокану прямо в лицо. Подушки разлетелись в стороны. Хокану покачнулся и упал на колени; рукой, свободной от оружия, он обнял Мару, укрывая ее. Шатер затрещал и заходил ходуном под напором ветра. Шелковые одежды Инкомо надулись как паруса, и его отбросило назад. Сарик подхватил натолкнувшегося на него Кейока, но тот едва снова не потерял равновесия, получив удар костылем по ногам. Оба советника, пытаясь устоять, вцепились друг в друга. Внутри шатра все стояло вверх дном: столы перевернулись, карты с планами сражения взлетели в воздух и вместе с занавесками, отделявшими личный уголок Мары, а теперь сорванными ветром, упали на спальную циновку властительницы.

По полю разгуливали пыльные смерчи, оставляя за собой невообразимый хаос. С треском ломались вырванные из рук знаменосцев флаги. Над передними рядами обеих армий поднялся крик, поскольку воины, не устояв под напором ветра, повалились на траву. Их мечи вонзились не в живую плоть, а в землю. Разбросанные смерчем, воины арьергарда беспорядочно тыкались друг в друга, и в конце концов на поле не осталось никого, кто был бы способен пойти в наступление и завязать бой.

В проходе между войсками возникло несколько фигур в черном. Складки их одежд не колыхались, ниспадая пугающе неподвижно. Затем, словно по команде, странные вихри улеглись. Воины разлепили запорошенные пылью глаза, и ярость сменилась благоговейным ужасом: увидев Всемогущих, они поняли, что маги намерены вмешаться в ход предстоящей битвы. И хотя оружие по-прежнему оставалось у них в руках и жажда крови все так же толкала их вперед, никто не встал, никто и движения не сделал в сторону магов, которые стояли точно посредине между противниками. Поверженные воины лежали ничком, вжав лица в траву. Ничей приказ не смог бы сдвинуть с места ни одного из них, поскольку никто не посмел бы коснуться Великого: виновному грозила жесточайшая кара, почти как за святотатство.

Мара враждебно смотрела на дела рук Всемогущих, оказавшихся помехой для ее мести. Скрипнув ремнями доспехов, она поднялась на ноги; руки были сжаты в кулаки, кровь прилила к щекам.

- Нет, - сказала она тихо.

Прядь распустившихся волос выбилась у нее из-под шлема, плюмаж трепетал, словно тростник на ветру. Мгновением позже рядом с откинутым пологом шатра возник еще один Великий. Казалось, его одеяние скроено из ночной тьмы, и, хотя он был юношески строен, ничего юного не светилось в его взоре. Глаза блистали огнем, особенно ярким по контрасту со смуглой кожей и темными волосами.

- Властительница Мара, выслушай нашу волю. - Его голос оказался на удивление глубок. - Ассамблея запрещает эту войну!

Мара побледнела. Ее трясло от ярости - срывался ее замысел! Она и представить себе не могла, что Ассамблея вздумает отнять у нее возможность мщения. Перед вердиктом магов она была столь же беспомощна, каким оказался и ее бывший враг, Тасайо Минванаби, поскольку запрещение отомстить по всей форме за смерть Айяки означало для Акомы потерю чести. Отступление без боя запятнает ее куда больше, нежели любой позор, выпавший на долю Анасати. Ее сын останется неотомщенным, властителю Джиро присудят победу. Он, доказавший готовность в бою отстаивать свою честь, заслужит почет и уважение за храбрость. А властительница Акомы, оказавшись в положении обвинителя, который не сумел подкрепить свои притязания силой оружия, утратит огромную долю того почитания, которым была окружена до сих пор.

- Ты обрекаешь меня на бесчестье. Всемогущий, - выговорила наконец Мара.

С надменной невозмутимостью маг пропустил ее слова мимо ушей.

- Мне нет дела ни до твоей чести, ни до ее отсутствия, Благодетельная. Ассамблея поступает так, как считает нужным, и всегда - ради блага Империи. Кровавая резня между кланами Хадама и Ионани ослабит Империю и сделает ее уязвимой для нападения извне. Итак, тебе объявлено: ничьим войскам - ни Акомы, ни Анасати, ни их сородичей, ни союзников - не дозволяется вступать в бой для разрешения этого или любого иного конфликта. Тебе запрещается воевать против властителя Джиро.

Усилием воли Мара сохранила молчание. Однажды ей уже довелось видеть, как варвар-черноризец Миламбер заставил разверзнуться небеса над Имперской ареной. Силы, которые в тот день были выпущены на волю, несли смерть, сотрясая землю и исторгая огненный дождь из облаков. А Мара не настолько обезумела от горя, чтобы лишиться рассудка и памяти: верховная власть в Империи принадлежала магам.

Молодой посланец Ассамблеи, имя которого не было известно властительнице, в высокомерном молчании наблюдал, как она с усилием сглотнула. Щеки у нее горели, и Хокану, стоя у плеча жены, мог ощутить, что ее сотрясает дрожь от загнанной внутрь ярости. Однако она была цурани и знала: решения Великих требуют беспрекословного повиновения.

- Твоя воля, Великий, - сухо кивнула Мара. Она склонилась до земли, но даже эта согбенная поза не могла скрыть ее негодования.

- Приказ - отходить, - обернулась она к советникам.

Решение магов не оставляло ей выбора.

Пусть она правящая властительница самой могущественной семьи в стране и возведена в ранг Слуги Империи - даже ей не остается ничего другого, как склониться перед неизбежным.

Хокану передал приближенным приказ Мары. Сарик заставил себя стряхнуть оцепенение и поспешил расшевелить гонцов-сигнальщиков, до этого мгновения так и лежавших распростертыми на земле. Кейок подготовил бело-зеленые сигнальные флажки, и гонцы, словно радуясь возможности унести ноги подальше от мрачной фигуры в черном, помчались от шатра к холму.