Тишину нарушало лишь слабое потрескивание светильников. Пальцы Камлио сжимали и разжимали ветхую ткань платья. Она по-прежнему стояла без улыбки, вытянувшись, как струна. Мара заставила себя выдержать ее холодный, враждебный взгляд.

- Что тебе больше по душе, Камлио?

Доброта лишь вызвала у девушки еще большую подозрительность, и она с вызовом ответила:

- О великая госпожа, Слуга Империи, мне по душе одиночество. Не надо богатых нарядов - мне милее нищенские лохмотья. Не хочу, чтобы мужчины пожирали меня глазами. Мне нужна простая циновка и отдельная комната.

- Ты это получишь, - пообещала Мара и вызвала свою горничную, Мису, чтобы та отвела девушку в спальню для гостей и помогла ей устроиться.

Дождавшись, пока Аракаси умоется с дороги, Мара жестом предложила ему сесть.

Он тихо произнес:

- Благодарю тебя, госпожа.

Мара посмотрела на него с нескрываемой жалостью:

- Неужели она так много для тебя значит?

Мастер тайного знания оперся подбородком на руки. Это означало, что он затрудняется дать четкий ответ.

- С нею я изменился. Глядя на нее, я вижу свою мать. Слушая ее голос, я вспоминаю свою сестру. Обе они были колючего нрава. - Помолчав, он добавил: - Она считает, что я виновен в смерти ее сестры. К сожалению, в этом есть доля истины.

Дождавшись ухода слуги, который подал ужин, Мара заметила:

- Ты никогда не упоминал своих родных.

Аракаси сухо ответил:

- Здесь мало что заслуживает упоминания. Моя мать была женщиной из Круга Зыбкой Жизни. Она заразилась дурной болезнью, которая и свела ее в могилу. Сестра пошла по ее стопам. Погибла в восемнадцать лет - ее прибил разбушевавшийся клиент.

- Прости, - шепнула Мара, упрекнув себя за недогадливость. - А как вышло, что ты поступил на службу к Тускаи?

Аракаси махнул рукой:

- В бордель к матери захаживал некий воин. Мне было тогда три года; до сих пор помню его зычный голос и меч с рукоятью, усыпанной драгоценными камнями. Иногда он приносил мне сладости и ерошил волосы. Случалось, отправлял меня куда-нибудь с поручениями. Я относился к ним со всей серьезностью и лишь спустя много лет сообразил, что он просто хотел отделаться от мальчишки, который болтается под ногами во время любовных свиданий. Почему-то я считал его своим отцом.

Мара слушала, не перебивая.

- Когда умерла моя мать, этот воин как ни в чем не бывало пришел к нам и улегся в постель с одной из девушек. Дождавшись его ухода, я вылез из окна и побежал за ним в казарму. Он служил сотником в гарнизоне Тускаи, а жена его была кухаркой. Она меня подкармливала втайне от него. Жил я на улице, околачивался возле гильдий и постоялых дворов, а сам глядел во все глаза и рассказывал о своих наблюдениях управляющему властителя Тускаи. Когда я предупредил господина Тускаи о том, что Минванаби готовят на него покушение, он позволил мне принести присягу на верность.

Мара отдала должное Мастеру: он сумел подняться из самых низов. Протянув ему кубок вина, она предложила:

- Подкрепись. Тебе это необходимо.

И впрямь он выглядел слабым и исхудавшим. Однако Аракаси лишь скривил губы. Он не выносил алкоголя, который притуплял чутье.

- Госпожа, - промолвил он, и в этом слове слились решимость и мягкость, - я теперь не тот, что прежде.

- Пей! Я приказываю! - воскликнула Мара. - Ты простой смертный, у тебя есть сердце, которое может истекать кровью, пусть даже раньше ты об этом не подозревал. Да, ты уже не тот, что прежде, но перемена, которая в тебе произошла, - это пере-мена к лучшему.

- Откуда ты знаешь? - с вызовом спросил Аракаси и залпом выпил содержимое кубка.

- Мне ли не знать? - укоризненно отозвалась госпожа. - У меня был Кевин, которого я потеряла. У меня был безупречный муж, который понимал все движения моей души, но одно глупое недоразумение отдалило нас друг от друга. У меня могло быть четверо детей - теперь двое из них мертвы.

Устыдившись, Аракаси сжал пальцами кубок.

- Я надеялся, - с усилием выговорил он, - что ваш с Хокану пример откроет ей глаза на другую жизнь. Ведь сам я многому научился у вас обоих.

- Освободи ее, Аракаси, - вырвалось у Мары. - Пусть она сама учится жизни. Думай же, хитроумнейший из моих приближенных. Ты никогда прежде не любил и не стремился к этому. Камлио умеет ненавидеть, ее душа ожесточилась и при этом стала особенно ранимой. Ей нужно о ком-то заботиться - иначе почему она так яростно себя защищает?

Аракаси опустил глаза:

- Видят боги, хотел бы я, чтобы это оказалось правдой.

- Это и есть правда, - убежденно кивнула Мара.

Аракаси все вертел в пальцах пустой кубок. Мара мягко сказала:

- Твоя малышка никуда отсюда не денется. Она останется и поступит на службу. За это я ручаюсь.

- Иначе она ушла бы сразу? - догадался Аракаси. - Но почему ты так уверена?

- Она бы не стала пользоваться моим гостеприимством, - улыбнулась Мара. - Гордыня жжет ее, как огонь. Жизнь научила меня разбираться в людях. Вы с ней - подходящая пара.

Только теперь Аракаси слегка расслабился. Он поставил кубок на поднос и положил себе на тарелку щедрую порцию хлеба, сыра и фруктов.

- Я понял, что ты хочешь сказать, госпожа. Теперь ясно, зачем ты меня позвала. Но позволь сказать о другом: в Город Магов никому нет хода. Ты только навлечешь на себя гнев Ассамблеи. Мы уже семь раз пытались туда проникнуть: четверо наших людей погибли, трое пропали без вести - наверняка их тоже нет в живых. Мы не знаем, что с ними сталось, но любая новая попытка может стоить нам жизни.

- Я так и думала, - ответила Мара, удовлетворенно наблюдая, как Аракаси с аппетитом принялся за еду. Пока он ужинал, она успела поведать ему о визите к чо-джайнам и о том, что собирается в Конфедерацию Турила.

Аракаси сухо усмехнулся:

- Вот не думал, что ты всерьез помышляешь о паломничестве.

Мара удивленно подняла брови:

- Почему бы и нет? Я весьма набожна. Разве ты не помнишь: одно время я даже собиралась стать жрицей Лашимы.

В глазах Аракаси мелькнул огонек иронии.

- Как же, помню. Это было задолго до того, как на твоем пути встретился рыжий варвар.

Мара вспыхнула:

- Да, верно. - С этими словами она невольно рассмеялась: Аракаси раскрылся перед ней с совершенно новой стороны. - Тебе нужно будет обеспечить мое прикрытие. И еще одно: поройся в имперских архивах и выясни, какие обстоятельства привели к столь необычному договору с чо-джайнами.

Вглядевшись в лицо советника, Мара заметила, что он прекратил жевать и смотрит прямо перед собой. Она мягко спросила:

- Что с тобой? Боишься оставить эту девушку?

- Не в этом дело. - Мастер тайного знания отбросил назад черные волосы. Косичка на виске, принадлежность стихотворца, была стянута на конце выцветшим лиловым шнурком. - Я больше не гожусь для должности советника. В моем сердце поселилась жалость.

- А разве раньше оно было жестоким? - спросила Мара.

Аракаси ответил ей таким взглядом, какой она видела у него только однажды - когда он счел себя виноватым в гибели Накойи.

- Да, госпожа, конечно было. Прежде я бы равнодушно взирал на смерть Камлио от рук тонга. Вернувшись за ней, я подверг опасности тебя. Чтобы она бросила свой промысел, понадобились долгие уговоры и немалые деньги. Да к тому же это было не скрыть от посторонних глаз.

Мара обдумала это признание, глядя на свой нетронутый бокал вина.

- И все же, Аракаси, я не могу без тебя обойтись, - произнесла она после долгой паузы, стараясь не показать Аракаси, чего ей стоило такое признание.

Ведь ей предстояло поднимать Джастина и Касуму. Если с ней до сих пор не разделалась Ассамблея магов, то лишь потому, что она носила титул Слуги Империи. На время ее отсутствия детям следовало обеспечить надежную защиту.

- Аракаси, хочу поделиться с тобой тем, что пришло мне в голову после встречи с королевой чо-джайнов, - решилась Мара. - Не может ли быть такого, что наша Империя незыблемо стоит тысячи лет отнюдь не благодаря традициям? Не может ли быть такого, что люди хотели перемен, но столкнулись с каким-то запретом? Не может ли быть такого, что великая Игра Совета, наше жестокое и кровавое наследие, отнюдь не ниспослана нам богами, а выдумана кем-то здесь, среди нас?