Стеф уверенно повел Рейна к столику у окна – массивному, дубовому, относительно чистому – пятна потина по столешнице не липли, но и не отмывались.

– Мне как обычно, а ему – кофе. И не халтурь, доктор из наших, служивых, – бросил он скучающему за стойкой бармену – здоровяку с бельмом на левом глазу, и уселся за стол, обращаясь уже к Рейну. – Повезло, что мы сегодня встретились. У меня как раз вахта закончилась.

– Где?

– В шахтах. Добываем магические кристаллы. Городок здесь небольшой, сам знаешь. Если б не жена, давно бы смотался к центру ближе. А она уперлась рогом: дом у нее здесь, магазин, мама. Никуда уезжать не хочет. – Он с благодарностью принял от бармена стакан с потином и сделал большой глоток. – Шьет она. Хорошо шьет. Получше, чем некоторые. – Он хмыкнул и закатал рукав, показывая длинный ровный рубец. – Помнишь? Твоя работа.

Рейн вспомнил. Стеф тогда сорвался с уступа и чудом не проломил голову. А руку рассек так, что задел крупный сосуд и едва не истек кровью. Его нашли поздно, без сознания, чуть дышащего. Еще немного, и пришлось бы нырять за дурнем в Пустошь, вытаскивая буквально с того света. О красоте думать было некогда – зашить бы поскорее, остановить кровь.

– Эй, да я не в обиду, понимаю, что сам виноват. Ты же не обиделся? – обеспокоился Стеф долгим молчанием спутника.

– Нет.

– Я тебе вообще давно спасибо хотел сказать. Если бы ты меня в лечебницу тогда не отправил, я бы со всем отрядом… Прости, – он смешался, понимая, что невольно затронул тему, которую лучше бы избегать. – Короче, после тех событий на службу возвращаться расхотелось. А с женой в лечебнице познакомился, она там сестрой милосердия работала. Ну и как-то вышло, что поженились, решил остаться здесь. Сын вон родился. А прошлым летом дочка, кроха такая была, что страшно на руки взять. Приходится крутиться, чтобы их обеспечивать. Шахты – сложно, конечно, зато платят хорошо. Неделю там, неделю дома. Ну и курьером подрабатываю в свободное время… А ты как? Какими судьбами здесь оказался? – опомнился Стеф, поняв, что до сих пор рассказывает только о себе, не интересуясь жизнью собеседника.

Рейн как раз привык слушать, а не отвечать, и болтовня бывшего сослуживца нисколько ему не мешала.

– Отпуск.

– Служишь, значит? – неподдельно обрадовался Стеф.

Рейн прекрасно понимал почему: в первый год, который доктор провел дома на реабилитации, ему хотелось наложить на себя руки от отчаяния и тоски. Родители пытались поддержать, но Рейн сам отослал их прочь: не мог выносить тяжелые вздохи отца и глаза матери на мокром месте. Прогулки тоже не спасали. Да и какие там прогулки, на неудобных протезах, выделенных на службе от сомнительных щедрот? Приходящая сестра милосердия вывозила его на коляске, и Рейн постоянно ловил взгляды прохожих: боязливые, сочувствующие. Если бы не предложение поработать в управлении, он действительно спятил бы от одиночества и тягостных раздумий.

Работа со стражами встряхнула. Пусть в морге, патологоанатом, но всё не тухнуть дома одному. Доктор, не боящийся запустить руки в сгнивший за полгода труп, нужен был в управлении кровь из носу. А Рейну с недавних пор страшно не бывало, да и брезгливость отошла на второй план. Дела же порой попадались интересные. А уж когда к ним из приморского городка Фелтона перевели детектива Квона, молодого, амбициозного и такого ж нелюдимого, то дела и вовсе пошли на лад. Было с кем хорошо помолчать. Рейну не хватало друзей, а менталист, тонко улавливающий чужие эмоции, не давил на нервы и жалости не выказывал. Именно благодаря ему Рейн почувствовал, что снова может общаться с людьми.

– И как работа?

– По-разному, – уклончиво ответил доктор.

В последнее время, после смены руководства, работы прибавилось: с одной стороны, ему перестали тащить все трупы подряд – неважно, по естественной причине умерли или нет, зато уж если приносили, то было над чем поломать голову. Рейн подозревал, что по возвращению дел будет гора: он уехал, оставив всё на пожилого помощника, а тот проводил время в лазарете чаще, чем работал.

– Слушай, а насчет Венга… Не знаешь, что с ним?

– Умер, – качнул головой Рейн.

Венг был вторым выжившим из отряда, но ему, в отличие от Рейна, повезло меньше. Кости оказались стерты в труху, проломлен череп. Он провел в лечебнице год и умер тихо, так и не придя в себя. Иногда Рейн ловил подленькую мысль: может, и к лучшему. Он сомневался, что жизнерадостный парень, ни минуты не сидевший на месте, был бы рад жизни навечно прикованного к кровати инвалида. Если уж Рейн с трудом справлялся!

Стеф глотнул еще потина и поспешно сменил тему:

– А помнишь, наш Курт рассказывал про младшего брата? Я встретил его недавно в городе. Представляешь, тоже решил пойти служить! Отличный парень, кстати. Разве что немного…

– Как Курт? – с иронией уточнил Рейн, и Стеф рассмеялся.

– Точно сказано. Вроде балагурит, но со своими только, а так дичком держится. С дисциплиной у него проблемы. Но в остальном не к чему придраться: и служить хочет, и про ответственность помнит. Ты ведь в «Вороньем гнезде» остановился? Может, встретитесь. Вроде его туда направляли, помогать.

Рейн кивнул. Значит, не ошибся: тот рыжий Коллинс был братом их сослуживца.

Продолжить разговор они не успели – в паб с громким смехом ввалилась группа мужчин, тарабанящих на хаврийском. Все в синих мундирах, но расслабленные, скорее всего, какой-то из пограничных отрядов решил развеяться на соседской территории. Не сказать, чтобы такое поощрялось, но на подобные вылазки чаще всего закрывали глаза. Всем ведь интересно, как живут там, за перевалом.

На посетителей хаврийцы внимания не обращали, но Стеф поморщился:

– Ну всё, теперь спокойно не поговоришь.

– Задирают?

– Нет, просто шумные. Знаешь ведь поговорку: если весь народ вздохнет – ветер подует. А тут не ветер – ураган. Хаврийцы и по одному-то умудряются навести шороху.

С этим было не поспорить. С тех пор, как в их управлении появилась хаврийка по программе обмена, начальство успело смениться, и не без ее помощи. Да и вечный холостяк Квон быстро оказался оприходован и до безобразия счастлив. Впрочем, что ворчать? Эти изменения к лучшему.

Хаврийцы определенно бывали в пабе не один раз. Сдвинули несколько столов и уселись по центру, гогоча над какой-то сказанной ранее шуткой. Командир – подтянутый блондин, как и большинство хаврийцев, с посеребренными годами висками – изредка шикал на них, но не ругал. Подскочившую официантку они проводили по-мужски любопытными, но не глумливыми взглядами и после соизволили еще раз оглядеть присутствующих.

– Знаешь, пойду-ка я расплачусь с барменом, а то они в тебе дырку сделают, – заметил Стеф спустя какое-то время.

Доктор чем-то заинтересовал командира отряда. Немного поспорив со своим подчиненным, он встал и подошел к ним, держа в руках непочатую бутылку потина.

– Спасибо за службу, – сказал командир, обратившись к Рейну на анвенте с ужасным акцентом. – Это ведь горный тролль? – он бесцеремонно указал на шрамы на его лице. Манер хаврийцам тоже не хватало.

– Восемь троллей, если быть точнее, – вместо Рейна хвастливо ответил Стеф.

По мнению доктора, хвастаться было нечем: отряд оказался не подготовлен к встрече, и то, что Рейн выжил, следовало считать скорее чудом, чем достижением. Если верить сухим фактам, его нашли в куче трупов: своих и троллей, но кто именно и каким образом убил горных тварей, чью шкуру не пробивали заклинания, да и пули брали далеко не все, оставалось загадкой.

Командир присвистнул, а хаврийцы, навострившие уши и слышавшие их разговор, переглянулись.

– Не хотите к нам присоединиться? Мы бы послушали о ваших… приключениях, – не сумел подобрать правильное слово блондин и с уважением посмотрел на Рейна.

– Злоключениях, – поправил его Стеф.

– Нет, – почти сразу ответил доктор.

– Почему? – удивились оба его собеседника.

– Хаврия, – одним словом пояснил Рейн.