Луис, похоже, этого не знал. Морщинка между нахмуренных бровей разгладилась, он как-то вздохнул, расправил плечи. Между тем Дафна поставила перед ним чашку чая и новую тарелку с вафлями перед Кайлой.

– Сегодня такая радость! Госпожа Фрейя возвращается. Вы, наверное, очень счастливы? – спросила она, уводя разговор подальше от опасной темы.

– Очень, – согласился Луис, сделав глоток, и тут же высыпал целый ворох наставлений, что надо сделать за их отсутствие. Как в известной сказке о девочке, которая очень хотела попасть на бал, но сперва исполнить пожелания злобной мачехи.

На взгляд Кайлы, Луис перегибал палку: она сомневалась, что после выматывающего дня в дороге Фрейе будет дело до блеска посуды или накрахмаленных передников.

– Паромобиль еще не починили, так что поедем на омнибусе. Погода нам благоволит, успеем. А если опоздаем, Фрейя подождет в порту, – закончив с Дафной, обратился Луис к жене.

– В порту? – Кайла понадеялась, что ошиблась.

В горном Ансельме был только один порт – воздушный. Он располагался за чертой города в специально отведенном амбаре. И останавливались в нем чертовы дирижабли. Почему-то Кайла была уверена, что Луис повезет ее к поезду. О том, что придется ехать в порт и встречать воздушный корабль, они не договаривались.

Все десять лет после аварии она избегала дирижаблей. Слишком ярко перед глазами вставали тлеющие обломки, собственное падение и боль в спине – поначалу такая, что сходишь с ума, а затем – ее полное отсутствие, когда нет ни рук, ни ног. А вокруг – черный остов, запах гари и изломанные фигуры на снегу, в которых Кайла не хотела признавать погибших пассажиров.

***

Кайла стоит у самого края скалы. Кажется, один лишний вздох – и она полетит вниз. Широкие женские штаны – мода из Хаврии, зато удобные! – полощутся на ветру, а рубашка, напротив, из-за ветра облепляет тело.

– Ты что, совсем бесстрашная? – Рейн обнимает ее со спины. Он только проснулся и, не обнаружив ее рядом, заволновался. Из пещеры, которую они сегодня приспособили под ночлег, уступа было не видно. – Почему ты всегда так безрассудна?

– Не всегда, я тоже умею бояться, – ворчит она, но поддается ему и отступает от пропасти на шаг.

– И чего же ты боишься? – горячее дыхание щекочет кожу.

– Дирижаблей. – она запрокидывает голову и разглядывает рассветное небо: нежно-голубое, пронизанное розовыми полосками. Одно из облаков напоминает ей летучий корабль, и Кайла ёжится, сильнее прижимаясь к Рейну. – Я очень их боюсь.

– Шутишь? – он фыркает ей в шею, не веря, что она серьезно.

– Нисколько. Едва вижу, забываю, как дышать. Хорошо, они летают здесь редко, чаще через перевал...

***

От одной мысли, что придется находиться рядом с дирижаблем, Кайлу затрясло. Нет, она не хотела ехать в порт. Может, притвориться, что ей стало плохо? Да тут и притворяться не придется! Во рту стало сухо, а сердце зашлось в мучительно быстром ритме.

– Госпожа, позвольте тарелку. Я вам другую вафлю дам. И немного успокоительного в чай не помешает. А хотите, виски капну? – с заговорщическим видом наклонилась к ней Дафна, и женщина очнулась. Она и сама не заметила, как искрошила вафлю.

– Можно виски. Без чая, – выдавила она.

Сейчас Кайла не знала, чего боится больше – дирижабля или встречи с Фрейей.

***

Воздушный порт Ансельма походил на старую церковь – если не брать во внимание его размеры. Высоченные стены с узкими окнами, раздвижные двери на сложном механизме, застекленная крыша. Деревья рядом с ангаром казались игрушечными, а люди и подавно.

Тихо в порту не было. Снаружи, под специально оборудованными навесами, дожидались своих пассажиров наемные паромобили и кареты, сновали носильщики, перекрикивались рабочие. Душный запах парусины смешался с запахами железа и кожи.

Гарь и кровь мерещились Кайле при каждом вдохе. Пожалуй, хорошо, что Луис шел рядом с ней – она могла повиснуть на нем, если захлестнет приступ паники. И плевать, что он ей ненавистен, страх все равно сильнее. Кайла старалась дышать медленно и глубоко, но это не помогало. Особенно когда гигантская махина развернулась и стала снижаться, заслоняя собой небо.

Будь проклят тот чокнутый изобретатель, которому пришла в голову мысль запустить машину в небо! И почему Фрейя не могла доехать на поезде? Всего-то на полдня дольше. Пансион святой Аурелии располагался в маленьком городке не очень-то далеко от Ансельма, и единственное, чем славился – перевалочной станцией, с которой можно было разлететься-разъехаться по всей стране.

Кайла сглотнула и все-таки вцепилась в локоть мужа.

– Не волнуйся, Фрейя скоро спустится, – ободряюще сказал Луис, неверно истолковав причину ее беспокойства.

Как же тут не волноваться? Из-за Фрейи она тревожилась еще сильнее!

Наконец дирижабль приземлился. Опустился трап. Людей прибыло немало, и Кайла гадала, сможет ли узнать племянницу.

Зря опасалась. Фрейя выделялась в толпе прибывших, как белая ворона. Клетчатое пансионное платье, строгая прическа, но главное, трость, разом делавшая ее взрослее. Взрослее только на вид – стоило Фрейе заметить их, как она, прихрамывая и огибая других пассажиров, бросилась по трапу вниз.

– Мама!

Кайла не успела и слова сказать, а Фрейя уже влетела в ее объятия. Обняла так крепко, что выбило дух, – и расплакалась. Луис только неодобрительно поморщился на неподобающее поведение дочери, но замечаний делать не стал. В порту было много обнимающихся парочек, и родители с ребенком не выглядели странно.

– Мама, мамочка, это правда ты, – всхлипывала Фрейя и не могла остановиться.

И что с ней делать? Кайла была совершенно растеряна. Она понятия не имела, как вести себя с детьми и тем более как их успокаивать.

У птицелюдов к воспитанию малышни был особый подход. Птенцов растили в заботе и баловали, пока крылья не становились достаточно крепкими, чтобы летать. Затем, в торжественный день первого полета, весь клан собирался благословить птенца взлететь в небо. Едва малявки вставали на крыло, они становились полноправными членами стаи.

К малышам Кайлу не подпускали – в первую очередь ради ее собственной безопасности. Детишки могли проявить агрессию, не задумываясь о последствиях – ударить когтями, разодрать клювом, укусить. Их за это не наказывали – неоперившиеся, что с них возьмешь? Им и так было любопытно, что человек делает в стае. К тому же дети у птицелюдов были редкостью, и потомство тщательно оберегали.

Кайла, сказать по правде, не особенно хотела возиться с голосящей мелкотней. Теперь же ей все-таки предстояло позаботиться о чужом ребенке. Сейчас Кайла поменялась бы с Минтой местами, не задумываясь.

– Ну-ну, милая, хватит. Поплачешь дома. – Она неловко похлопала Фрейю по спине, пытаясь успокоить таким нехитрым способом, но сделала только хуже: от голоса матери, который девочка боялась уже никогда не услышать, она разревелась в голос. – Фрейя, да что с тобой?..

Кайла вздохнула и попыталась вспомнить, как с ними разговаривала мать, когда они начинали капризничать. Не то чтобы мама была строгой... Дома она могла пошутить и дать им повеселиться вволю, но на людях требовала соблюдения этикета. Кайле, которая его терпеть не могла, вечно доставалось! Наверное, это закон бумеранга – теперь ей приходилось учить Фрейю, как себя вести.

Она прочистила горло и опустила руки, перестав обнимать девочку. Та сразу напряглась, вскинула на нее заплаканные глаза, недоумевая, что случилось.

– Юная тьенна, вы ведете себя неприлично. Немедленно возьмите себя в руки, – произнесла Кайла строгим голосом и поймала отголосок воспоминаний: вот она сама, в возрасте Фрейи, стоит у парадной лестницы в нарядном платье с порванным подолом и держится за разбитую коленку, а мама вместо того, чтобы обнять и успокоить, отчитывает ее перед гостями. Крупные злые слезы никак не получается остановить, и Кайла кусает губы. Так обидно ей никогда не было!