Девушка обвисла у него на руках, и Меррику показалось даже, что она вновь лишилась сознания. Он передал Таби Олегу и подошел к Кливу. Ожидая его, молодой раб тревожно расхаживал взад и вперед по узкой каменистой полоске земли.

– Помоги мужчинам поставить палатки, а потом разложи в моем шатре ковры и меха. Гребцы разведут огонь, и мы поужинаем. Я позабочусь о ней. Ты знаешь хотя бы, как ее имя?

– Ларен.

– Необычное имя, и произношение у нее тоже странное. Откуда она?

– Я еще не умерла. – Она даже приподнялась немного, и Меррик отчетливо различил в ее голосе не только боль, но и свойственную этой рабыне надменность. – Клив ничего не знает. Оставь его в покое и опусти меня на песок. Мне неприятны твои грубые руки.

– Ты еще недостаточно окрепла, чтобы драться со мной, – кротко возразил Меррик, – и уж конечно, тебе не удастся вновь сбить меня с ног, так что попридержи-ка лучше язык.

– Отпусти меня!

– Я уложу тебя, как только Клив расстелет меховое одеяло.

Больше Ларен ничего не сказала. Меррику почудилось, что замолчала она не по собственной воле, а потому что выбилась из сил. Он помахал рукой Таби, но догадался, что малыш не видит его: на берегу звезды мерцали совсем не так ярко, как на реке. Тяжелый, темный сосновый лес, казалось, поглощал весь свет. Когда в шатре Меррика расстелили меха и шерстяные одеяла, он, наклонив голову, вошел внутрь и уложил Ларен на подстилку животом вниз:

– Не шевелись, – коротко приказал он и отправился за дровами.

Он твердо решил заодно выкупать Ларен, а то от нее воняло точь-в-точь как от Ксрцога, огромного пса, принадлежавшего его брату, по весне, когда шерсть сваляется за долгие зимние месяцы. Кстати, от Таби пахло ничуть не лучше.

Клив сумел накормить Ларен кусочками хлеба, размоченными в горячей воде, он же выкупал Таби, а черноглазый Роран приволок ненужную ему одежду, чтобы укрыть малыша на ночь. Однако основную заботу о девушке Меррик решил взять на себя. Он внимательно оглядел своих людей, собравшихся у лагерного костра и поедавших сыр, вяленую говядину, лепешки и орехи. Кивнув в ответ собственным мыслям, Меррик заговорил:

– Траско жестоко избил этого мальчика. Кстати, он вовсе не мальчик, а девочка. У меня нет причин скрывать это от вас. Зовут се Ларен, и больше мне ничего о ней не известно, кроме того, что она сестра Таби. Я присмотрю за ней. Она еще маленькая, совсем как ваши младшие сестренки, так что никто из вас пусть и не мыслит польститься на нее. А теперь ешьте вволю, эля пейте не более одной чары на брата, а потом ложитесь спать. Роран, навостри уши. Ты будешь сегодня дежурить первым.

Меррик почувствовал, как Клив затаил дыхание, услышав его речь. Обернувшись к рабу, он пояснил:

– Они бы н так скоро об этом пронюхали. Нет никакого смысла обманывать их, это все славные ребята, и я любому из них доверю свою жизнь.

Да – и все же это были викинги, суровые, дикие люди, и Клив очень сомневался, насколько они “славные”, однако вслух сказал только:

– Она говорила мне, что уже долгое время притворяется мальчишкой, но мне кажется, ее прежние хозяева – глупцы. Она ничуть не похожа на мальчика.

– Ничуть, – признал Меррик. Он вернулся в палатку, осмотрел ободранную спину девушки. Очень спокойно предложил Ларен:

– Можешь считать меня отцом, старшим братом или даже матерью, если твоей скромности это угодно. Сейчас я сниму с тебя эти лохмотья и отмою тебя, а потом переодену в чистое. У меня есть для тебя свежая рубаха, а Эллер, самый худосочный из моих гребцов, поделится с тобой штанами. Олег, тот самый, которого ты укусила, готов даже отдать тебе свой ремень, чтобы штаны держались на твоей тощей заднице.

– Не смей! Уходи! Я сама!

– Глупости. Закрой рот. Если ты будешь спорить со мной, я брошу тебя на берегу и увезу с собой Таби – никогда больше его не увидишь. Ты сумела удрать ради него, а выйдет, что, зря старалась. Ну как, все ясно, малышка?

Она не ответила.

– Я не собираюсь насиловать тебя, – нахмурившись, добавил Меррик. – Может быть, ты этого так боишься, что стала ядовитой, точно кобра. Да ты посмотри на себя! Выглядишь ты примерно так же аппетитно, как вареный лук, а уж тощая, точно ободранная коза. Тебе сколько лет, двенадцать? Знаешь, я не любитель малолетних девчонок, и никто из моих людей – тоже, так что устраивайся поудобнее и передохни. Хватит болтать. Тебе будет больно, но я постараюсь действовать осторожно.

Только когда Меррик опустил разодранные штаны к ее щиколоткам, стянул их с нее и выбросил вон из палатки, он осознал наконец свою ошибку. Девушка лежала на животе, чуть раздвинув ноги. Меррик оглядел длинные, очень тонкие – что правда, то правда, – но хорошей формы ноги. Можно было догадаться, какой вид они примут, если ей удастся нарастить мясо на свои кости. Меррик перевел взгляд на бедра: конечно же, эти бедра не могли принадлежать мальчишке, – к этому он уже был готов, однако они вовсе не были девчоночьими, детскими бедрами. Да уж, ей давненько миновало двенадцать лет, слишком давно. Бедра выдавали Ларен – это была взрослая девушка.

Меррик снова выругался.

Больше Меррик ничего не сказал. Быстро, не слишком старательно, он протер ей ноги и спину. Хорошо еще, что девушка совсем тощая, костлявая и бледная. Она оказалась старше, чем Меррик думал вначале, но такая жалкая, совсем никудышная, что Меррик видел перед собой лишь изодранную спину, тело, которое могло принадлежать и мальчику. Однако он принял меры предосторожности, плотно обернув руку влажной тряпкой, прежде чем мыть ее бедра и промежность. Девушка нуждалась в помощи, зависела от него, и в конце концов, она – всего-навсего рабыня.

Меррик даже вымыл ей голову трижды и прополоскал, а потом расчесал своими пальцами, разобрал узлы и колтуны. Все это заняло немало времени, но он еще не завершил ,свой труд: очень уж девушка заросла грязью.

– От основной грязи мы избавились, но завтра надо будет протереть тебя еще разок, – пояснил он, переворачивая Аарен на спину. – Теперь помоем тебя и спереди.

Может быть, ему не следовало делать это. Девушка прикрыла глаза, лицо ее побелело от боли и усталости. Меррик увидел уродливо выпирающие ребра, тазобедренные кости, плоский живот. Меррик собрался с духом и продолжал работу. Девушка не раскрыла глаза, даже когда руки Меррика передвинулись с ее лица ниже, к шее. Она не шелохнулась и тогда, когда влажная ткань коснулась груди, но ее руки сжались в кулаки. Меррику тоже пришлось зажмуриться, когда он мыл живот Ларен и добрался до нежной женской плоти. Он спешил, опасаясь нового приступа лихорадки, поскольку уже наступала ночь и воздух становился все прохладнее.

– Скальды сочинят много песен обо мне, – пробормотал он, нащупывая рукой путь между ее ног. – Я, оказывается, наделен не только стойкостью воина, но и выдержкой христианского монаха, я терплю мучения пострашней твоей боли в спине.

Ларен открыла глаза, поглядела прямо ему в лицо:

– Кто ты? Почему решил ласково обойтись со мной и Таби? На что ты рассчитываешь? Отдашь меня своим людям или сбережешь для дружка, который может чем-нибудь вознаградить тебя? Траско собирался отдать меня сестре киевского князя – она любит мальчиков. А что сделаешь с нами ты?

– Поправишься – увидим, – ответил он, торопливо обтирая тело Ларен влажной тряпкой, а затем еще более поспешно натянул на нее мягкое шерстяное одеяло – до самого подбородка. – Тебе больно лежать на спине? – спросил он.

– Да, больно.

Тогда он помог Ларен перевернуться на живот, еще раз сполоснул ей спину теплой водой, подложил чистую льняную ткань и снова укрыл ее шерстяной накидкой. Волосы у Ларе№ оказались густые, в коротких завитках, но спутанные.

– Какого цвета у тебя волосы?

– Рыжего.

Меррик присел на корточки, сосредоточенно созерцая затылок Ларен. Она опять заговорила с ним высокомерным тоном, и, хотя произнесла всего одно слово, оно прозвучало словно величественный приказ из царских уст.