Секрет жизни.

Я так и не увидел, как ушли в свои окна десять тысяч миров, но мой корабль смоделировал мультиплекс, и стало видно, как тот корчится, словно поджаренный червяк, как разеваются пасти громадных окон поблизости от человекомиров. И миры исчезли, рассыпались по галактике, где ждали новые, девственные звезды.

Ты спрашивал про секрет Эльдрии, но я не могу тебе его раскрыть, потому что я – то, от чего предостерегают вас высшие боги. Когда вернешься в Город, спроси своего Хранителя Времени, почему это так. Он очень стар и на свой лад мудрее, чем ты можешь себе представить. А пока до свидания, мой пилот.

Я не стал ждать, когда световой ураган Геенны достигнет моего корабля. Я видел достаточно, и мне не терпелось отыскать моих братьев и сестер-пилотов, где бы они ни были, и не терпелось сделать многое другое, поэтому я нашел окно и проложил маршрут. Когда я ушел в мультиплекс, где времени нет, а единственный свет – это свет математики и сон-времени, Калинда, захлопав в ладоши, воскликнула: «А все-таки это очень красиво!» Потом она тоже исчезла, но я по-прежнему чувствовал запах ее цветов, и в воздухе звенели последние прочитанные ею стихи:

Глубоко в Тверди есть беспланетная звезда, известная ныне как Пилотская. Маленькая, желтая, она ничем не примечательна, кроме того, что топологически расположена ближе всех к Геенне Люс. Выйдя около нее, я обнаружил, что из всех участников гонки через мультиплекс сюда добрался только один. «Ворпальский клинок» Соли сверкал в звездном свете, как шпиль Старого Города зимней ночью.

Я послал свое изображение в теплую, темную сферу его кабины, очень похожей на мою собственную.

– Далеко ли летишь, пилот? – приветственно произнес он. – Помнишь состязания на следующий день после твоего посвящения в пилоты? Тогда я тоже всю дорогу лидировал. Но теперь уже никто из нас не пересечет финишную черту, верно? Звезда твоей богини слишком скоро стала сверхновой – деформация метрики превысила единицу, так что сомнений в этом нет. К той звезде уже никто не проложит маршрута, так ведь?

– Только домой.

– Наши гонки…

– Гонки окончены, Соли. – Я рассказал ему, как присутствовал при смерти звезды, и рассказал о ста миллиардах бездомных людей, способствующих росту Экстра.

Пот выступил у него на лбу. Ему не хотелось верить, что я добрался до Геенны Люс раньше его.

– Это невозможно, – сказал он. – Мои маршруты были легки и изящны. Твои никак не могли быть точнее.

– Возможно, мне просто не понадобилось столько маршрутов.

– Как так, пилот?

Мне хотелось прокричать ему свое доказательство Гипотезы Континуума. Что, если известие о том, что я доказал теорему, над которой он тщетно бился три жизненных срока, убьет его? Очень хорошо – пусть убивает.

– Что тебе сказать? Причина очень проста: между любыми двумя фокусами дискретных множеств Лави существует…

– Ты доказал это!

– …прямой…

– Ты доказал это, верно?

– …маршрут.

– Да-да… Безумные мечты бастарда Рингесса на поверку оказались не такими уж безумными. – Он гордо выпятил подбородок. – Как ты доказал это, пилот? Познакомь меня со своим доказательством.

Но я ничего не сказал. Мне не терпелось похвастаться, как я опроверг схему соответствия Лави, но я ничего не сказал. Впервые в жизни я начал понимать Хранителя Времени и его склонность к секретам.

Соли, видя, что я не отвечаю, постучал пальцами по своему длинному носу.

– Ты что, стыдишься своего доказательства? Возможно ли это? Да полностью ли оно твое? Что ж, пожалуй, тебе есть чего стыдиться – своего свихнутого подправленного мозга и всего, что ты делаешь. Тебе не позавидуешь, нет – скорее тебя следует пожалеть.

– Твоя жалость мне без надобности.

– А еще мне жаль этих заблудших людей из Экстра, – неожиданно сказал он. – По твоим словам, они потеряли чувство того, что хорошо и что плохо. Есть ли участь хуже этой? Потерять то, без чего невозможно жить счастливо в пределах…

Он не закончил и закрыл глаза. Мне показалось, что он хочет сказать мне что-то о Жюстине, о жалости и о прощении, но он словно голоса лишился. Кадык у него ходил вверх-вниз – он пытался что-то вымолвить, но только впустую глотал воздух.

Наконец он растер себе горло и сказал:

– Твоя богиня действительно открыла тебе важные секреты. Когда вернемся в Город, надо будет объявить новый поиск. Поговорим с Хранителем и отправим миссию в Экстр, чтобы преподать этим бедным людям начала математики и правила цивилизации.

– Хранитель Времени не станет больше объявлять поиск.

– Ты говоришь это как скраер или как преступник, боящийся ответственности за свои преступления?

– Соли, я должен рассказать тебе кое-что о Хранителе.

– То, что сообщила тебе твоя богиня?

– Правду.

– Ну что ж, говори, если это правда.

– Я расскажу то, что знаю, к чему пришел логическим путем. И то, что видел.

Он открыл глаза, влажные и голубые, как ледяное море.

– Расскажи мне, как продлить любовь. Не это ли главная тайна вселенной?

Вскоре после этого – впрочем, в реальном времени прошло порядочно дней – около нас стали появляться другие легкие корабли. Ли Тош, Зондерваль, Аларк Утрадесский – хорошо, что хоть кто-то из моих старых друзей остался жив. Появились и пилоты Соли – Сальмалин и Чанок Чен Цицерон на своем «Прядильщике». Из ста двенадцати пилотов, которые отправились к Геенне Люс, у Пилотской звезды вышел сорок один. Остальные, как мы предполагали, погибли в бою или затерялись в мультиплексе. (Тогда никто еще не мог знать, что не все эти пилоты пытались дойти до Геенны. Пятеро – Керри Блэкстон, Гэйлорд Ной, Тоня Сэм, Катя и Сабри Дур ли Кадир – по каким-то своим безумным причинам вернулись к Пердидо Люс и продолжали биться, пока в живых не остался только Сабри Дур. Еще двадцать восемь пилотов, к стыду своему, убоялись причудливых пространств Тверди и бежали назад в Город.)

Мы снова устроили совет, и Соли удивил меня, сообщив всем, что Великая Теорема доказана. Пилотов, помоему, это взволновало больше, чем открытие, касающееся Экстра.

– Это все меняет, – сказал Ли Тош остальным. Он откинул каштановые волосы со лба, и я прочел на его лице нечто вроде почтения. – Мы должны воздать честь Рингессу за его блестящие открытия.

– Да, вот только как? – отозвался Соли и снова удивил меня, сказав: – Никогда больше пилот не должен выступать против пилота. Война умаляет нас, не так ли? И если, чтобы закончить эту войну, я должен буду сложить с себя полномочия Главного Пилота, то да будет так. – Он посмотрел на своего старого друга Сальмалина – тот пощипывал бородавки на подбородке, переводя взгляд с Соли на меня, и в его глазах тоже сквозило почтение. – Если таково будет ваше решение, пусть Главным Пилотом станет Рингесс.

Сальмалин надул свои старые сморщенные щеки, изумленный благородным жестом Соли, и на всех лицах отразился тот же почтительный трепет, отнимающий у людей здравый смысл. Никогда я не понимал природы этого вируса раболепия. Почти все пилоты преклонялись передо мной, и меня это злило. Они проецировали на меня собственные мечты и желания. Непонятным для меня образом я должен был стать носителем их коллективной воли. Я вдруг понял – и от этого сознания мне стало тошно, – что отныне я для них не просто человек, а нечто большее, вернее, многое сразу. Вдохновитель, первопроходец, вождь. Они склонили передо мной головы, и тридцать пять из них, в том числе и Соли, проголосовали за избрание меня Главным Пилотом. Я смотрел на их полные почтения лица с той противоречивой смесью эмоций, которую, должно быть, все лидеры испытывают по отношению к ведомым: с любовью, презрением, иронией и гордостью.