— А-рь-ян, — не сразу услышал вырывающееся вместе с резким выдохом из уст девушки своё имя.
Он вновь припал к губам, перекрывая рвавшееся наружу распалённое дыхание и ставший хрипловатым голос Всеславы. Охватив сзади за шею и дыша ей в губы, заскользил ещё быстрее, вбиваясь в нежное лоно девушки мощными толчками, пытаясь выкинуть из головы ту, которая была перед глазами, ту, которая осталась слишком далеко от него, одновременно пытаясь отделаться от дикой ревности, что прожигала дыру в его груди и горечью пепла оседала на языке. Но только не выходило ничего — глаза цвета неба проникали в самую душу. Он не щадил ни себя, ни Всеславу, которой, по-видимому, нравился его чрезмерный напор. Арьян вновь прильнул к губам, перекрывая девушке воздух, держал до потемнения в глазах, и освободил рот лишь для того, чтобы одной рукой обхватить плечи Всеславы. Другой подхватил под колено, вынуждая раздвинуть ноги шире. Продолжил проникать непрерывно, так, что Всеслава вскоре стала мокрой, даже скользили пальцы по коже, а он непрестанно входил в неё почти невесомо, целиком погружаясь в мягкую глубину, что становилась упругой и тугой, врезался быстрее, будто в отместку своей злости. Всеслава, напрягшись вся и задержав дыхание, откинула голову, разметав волосы, раскрыла губы, испуская беззвучные стоны. Ощущая приближающее к кончикам пальцев блаженство, Арьян продолжал вбиваться в лоно, сотрясаясь от сокращающегося на своей плоти охвата мышц. В глазах резко потемнело, когда она с силой сдавила его, и княжича на миг выкинуло за пределы собственного тела и этой постели, выбросило в пучины бездонного всепоглощающего блаженства. Излившись, наполняя её сполна горячим семенем, он продолжал двигаться в ней, слыша, как срываются с губ Всеславы тонкие стоны. Толкнувшись в последний раз, мужчина на миг замер, оставаясь в ней, наслаждаясь обволакивающей влагой. Тяжёлые вдохи-выдохи, резкие запахи пота и излившихся соков будто пробудили, зрение стало проясняться, а глубокое и обрывистое дыхания Всеславы вернуло мужчину в явь окончательно. Чувствуя, как она обмякает, Арьян выскользнул, отстраняясь, давая девушке передохнуть.
Когда дыхание успокоилось, а круговерть затихла, Арьян вновь испытал удушье, даже в этой просторной хоромине ему было тесно. А ещё жарко. Он приподнялся, стягивая с себя влажную, неприятно липшую к телу рубаху, бросил её рядом. Не успел лечь обратно, как на грудь опустилась голова Всеславы и её мягкая грудь. И надо бы попросить извинения за чрезмерную грубость и напор, но язык не поворачивался, пересохло во рту, а слова камнем так и застряли в горле. Княжич сглотнул сухость, гулко дёрнулся кадык. Не хотелось ничего, совершенно, такая необъятная пустота легла на душу. Сжав зубы, Арьян всё же погладил её по плечу, чуть сжал хрупкие, словно птичьи, лопатки, наблюдая, как играют блики в её волосах — лучины в светцах ещё не догорели. Он подобрал одну прядь, накрутил на палец. У Мирины они, как плавленое белое золото, перетекают густо, он бы хотел сейчас гладить именно её волосы, любоваться ими, вдыхать запах. Запах свободы, ветра и луговых трав. Да, именно этого он жаждал до ломоты в груди — чтобы она просто лежала рядом. Арьян выпустил прядь, устало закрыл глаза, слушая, как колотится и щемит сердце под рёбрами.
— Как хорошо мне с тобой, — промурлыкала Всеслава, вырывая его у сгустившейся сонным маревом тишины.
Арьян открыл глаза, обречённо посмотрев в потолочную балку.
— А тебе со мной? — провела она подушечкой пальца по его ключицам, очертила между ними впадину, прижалась теснее, потёрлась кончиком носа о сильную шею.
— Арьян, ты меня слышишь?
Княжна закинула ему на пояс ногу с маленькой босой ступнёй, на которых красовались маленькие розовые пальчики, прижалась бёдрами к его бедру. Он бы мог ей ответить, но только не правдой, хотя отчасти, быть может, и правдой… Княжич неохотно повернул голову, скользнул губами по её покрывшемуся испариной лбу, собирая солёные капельки пота, убирая влажные пряди с её щеки, прошептал:
— Да. И мне с тобой.
Он ощущал, что спросить она хотела о другом, да видно боялась услышать не то, что хотят слышать её маленькие ушки, что хочет знать жаркое сердце. Ведь чувствует же сама, что не складывается у них, и всё равно не хочет верить, видеть правду, признать, что не принесут они друг другу ничего большего, кроме страсти и вожделения, которое с годами уйдёт. Что тогда их будет объединять? Вопрос ударил, словно обухом по голове. Арьян нахмурился. Сейчас, глядя на отца, как тот переживает уход княгини, тоскует по ней, где-то в глубине он желал таких же сильных уз, глубоких, с большими границами, чем просто постель. Связь с Всеславой была ошибочной, и страсть он по ошибке и, наверное, из-за юношеской пылкости, ещё не зная более глубоких чувств, принял за нечто большее. Всеслава подняла голову, заглядывая ему в лицо, и Арьян тут же отвёл глаза, чтобы суженая не увидела его опустошённый равнодушный взгляд. Он не хотел расстраивать её. Только не сейчас. Наверное, он тоже боялся признать правду, только причиной была тому собственная вина. Ранить Всеславу не хотел. Всё слишком запуталось.
Рука девушки огладила мужской торс, скользнула к животу, вниз, к завязкам штанов, нырнула под ткань. С новой силой туда ударила кровь. Проклятье! Челюсти сжались сами собой. Всеслава усмехнулась, обхватив пальцами, поглаживая успокоившуюся было плоть, которая только увеличивалась и разбухала под напором её ладони.
— Я же всё вижу, Арьян, всё понимаю, слышу. Твой голос, он какой-то другой. Ты приехал каким-то другим. И взял ты меня по-другому. Что случилось? — голос её сорвался на шёпот, вкрадчивый, царапающий слух, наверное, эти слова дались ей с трудом, она затаилась, прекратив ласкать его. И всё же княжна боялась услышать ответ, голос её звучал осторожно. Арьян и не спешил говорить, а впрочем, и не хотел.
— Я узнала, что с вами приехала валганка.
Дыхание на долю покинуло его. Конечно, о том, что они прибыли не одни, княжна узнала бы в скором времени, но почему-то слова её застали врасплох. Он пошевелился, обхватив её застывшую руку, вынуждая вновь заскользить ею. Всеслава приподнялась, перемещаясь на него полностью, садясь верхом, продолжила уже сама ласкать его. Он огладил её бёдра, бархатную кожу, что в свете лучин была золотистого отлива, потом смял её полные груди, что топорщились под покровом волос, круговыми движениями погладил, стискивая их, сминая. Приподнялся, прихватывая губами и вбирая в рот набухший комочком сосок, чуть прикусил, всасывая, чувствуя горько-сладкий вкус. Из губ Всеславы вырвался протяжный стон. Арьян вновь весь обратился в камень, воспылав медленным, но сильным пламенем, и уже был готов войти в неё вновь, но медлил, нарочно оттягивая миг проникновения, пока в безднах глаз Всеславы не затрепыхались огоньки острого вожделения, после появления которого мужчина становился будто одержимым ею. Княжна неровно задышала, затаившись в ожидании, что разлилось между ними густым жарким киселём. Да, ему нравилось брать её и видеть всплеск бури в её глазах, как они зажигаются каким-то диким и опасным всполохом, а потом видеть, как они темнеют, когда её лоно наливается семенем. Он успел изучить её всю, кроме одного — её сердца. Арьян придвинул девушку, усаживая удобно на себя, вводя в её разожжённое жаром лоно свою плоть так же медленно. Всеслава томно прикрыла ресницы, содрогнулась. Размеренно задвигалась сама, принимая его.
— Я просто тебя хотел, безумно. Как только увидел, понял, как сильно. Сейчас есть только ты и я.
— Ты лжёшь. Я не верю тебе, Арьян, — обрывисто вымолвила она и охнула от резкого толчка.
Он принялся пронизывать её, скользя по влажным складкам внутри рьяно, но не слишком, как бы этого ни хотелось, постепенно ускоряясь, сдавливая, как котёнка, в руках, сминая лопатки, плечи, талию, ягодицы, не давая времени на передышку, но в то же время медленно и чувственно наполнял её до упора, как она это любила. Всеслава, закусив нижнюю губу, захлебнулась от наслаждения, не в силах говорить дальше, двигалась вместе с ним, помогая проникнуть глубже, полнее, призывая ускориться, врезаться резче, быстрее. Арьян через тяжёлый опьяняющий туман наблюдал, как лицо её меняется: ресницы дрожат, вздёрнулись брови от сладострастия, приоткрылись припухшие от жёстких поцелуев губы, испуская резкие вздохи и выдохи. Арьян, заворожённый колышущимися от бешеных толчков его бёдер круглыми молочно-белыми грудями, подбираясь постепенно к вершине, доводил девушку до полного изнеможения, чувствуя, как между лопаток выступил пот. На этот раз всё продолжалось чуть дольше первого раза, выжимая соки, силы, осушая горло и голоса до надрывного дыхания, всхлипов, распаляя огненный вихрь, что скручивал их воедино. Арьян за миг до оглушительного взрыва, предпосылкой которого по всему телу прокатилась судорога, успел обхватить княжну за талию, насаживая на себя до упора остро, быстро. На этот раз он не сдержал рвущегося наружу стона, бессильного, горлового, надломленного. Всеслава вцепилась в его плечи, пытаясь удержаться в этой безумной гонке, сжимала его бёдра коленями крепко, срывались с её губ резкие обрывистые стоны, что врезались в слух. Взрыв накрыл их одновременно, княжна, оплетя его руками, опутав облаком слипшихся волос, упала ему на грудь. Всё ещё судорожно сотрясалась в его руках, делая круговые движениями бёдрами, доводя мужчину до полного исступления — делала всё так, как ему нравилось. И не проигрывала, беря в последний миг над ним власть.
